Детский мир (сборник) - Андрей Столяров

– Ну идите–идите, ну что вы тут митингуете?.. Ну – сердечный приступ у человека, ну – с каждым может случиться…

Мощные руки его отталкивали любопытных. Тем не менее, уверенности в голосе не доставало. Все присутствующие, наверное, это чувствовали, и из массы собравшихся неслись соответствующие возражения:

– Ты нам баки не забивай!..

– Какой–такой приступ?!.

– От сердца так не кричат!..

– Убили – и вся недолга!..

– За идиотов нас принимают!..

Дядя Миша был стиснут напирающими телами. Особенно бесился старик – почему–то в галошах и в полушубке на голое тело: «Ты тут нам, Михаил, зубы не заговаривай! Ты скажи: может народ терпеть таких безобразий? Есть у нас милиция или нет? Ты скажи: за что тебе деньги платят!..» – борода его задиралась, как у раскольника, палка, вытертая на ручке, так и взлетала.

Сергей не стал ждать, а, воспользовавшись суматохой, проскочил в никем не охраняемую парадную и, поднявшись по лестнице, которая пахла гнильем, оказался в забытой, распахнутой настежь квартире. Горел электрический свет, и спокойный эксперт, немного знакомый Сергею, напоследок оглядывался – все ли закончено.

Звали его, кажется, Владимир Савельевич.

Он, не удивляясь, кивнул вошедшему из полумрака Сергею и сказал, по–видимому, предупреждая вопросы:

– Я бы квалифицировал – как естественную кончину. Входная дверь заперта, окно тоже закрыто. Форточка, конечно, оставлена, но ведь кто же полезет в форточку третьего этажа. Вообще – никакого насилия, посторонних в квартире не было. Вероятно, и в самом деле инфаркт, тоже – бывает…

– А ужасный крик перед смертью? – спросил Сергей.

– Какой–такой крик?

– Соседи слышали.

Эксперт пожал плечами.

– А что, собственно, крик? Приснилось что–нибудь человеку. Разве вам, Сережа, кошмаров видеть не доводилось? Нервничал, наверное, волновался, какая–нибудь пустяковина и отказала. Опять же – возраст, вскрытие, конечно, произведем, но скорее всего, – сердечная недостаточность.

Он достал сигареты и закурил, все также оглядываясь. Сразу чувствовалось, что происшедшее нисколько его не волнует. Он, наверное, присмотрелся к подобному за годы службы.

Сергей неловко поинтересовался:

– Извините… Владимир Савельевич… а не заметили ли вы чего–нибудь необычного, что–то, может быть, странное, такое, что никуда не укладывается… Вы меня еще раз простите за то, что вмешиваюсь…

Эксперт его понял.

– Необычного мы вообще почти никогда не находим. Это все–таки жизнь, а не какие–нибудь детективы. У меня за всю практику был только один странный случай. Представляете: вся квартира заросла паутиной. Но и то потом – достаточно вразумительно объяснилось…

– Паутиной? – тупо спросил Сергей.

– Ну да, комнаты, кухня, прихожая – везде паутина. И такие пласты, как будто специально выращивали. Точно войлок. Представляете себе картину?

Сергей представил: пыльные нитчатые наросты. Ему стало нехорошо.

– И какое тут объяснение? – спросил он.

– Какое–какое, – сказал эксперт. – С ума сошел. Разводил пауков – какое тут объяснение… – Он нагнулся и что–то бросил в свой саквояж, напоминающий медицинский. Прикрывая его, отчетливо щелкнул замком. – Заканчивать надо. Итак весь вечер потерян…

– А человек? – также тупо спросил Сергей.

– Какой человек?

– Хозяин квартиры.

Эксперт выпрямился и посмотрел на Сергея.

– Человек умер, конечно. Высох весь – еще бы, пролежал две недели…

Руки его вдруг застыли на половине движения. Длинный стонущий скрип раздался у них за спиной – словно от невидимого усилия начала расщепляться какая–то половица.

Оба они обернулись.

В коридорчике, который соединял комнату с кухней, находился, по–видимому, небольшой, ранее незаметный чулан, и теперь прямоугольная дверца чулана медленно отворилась, а из темного пугающего его нутра мрачно высунулось что–то, напоминающее человеческую фигуру. Но – бесформенное какое–то и даже, кажется, безголовое.

У Сергея пересохла гортань. А эксперт побледнел, и лицо вдруг оделось блестящими каплями пота.

– Ч–ч–что т–т–такое?..

Мертвые губы слипались.

Однако дверца чулана продолжала движение – из–за блеклого пластика вывалилось нечто тряпичное и, взмахнув рукавами, безжизненно распласталось по коридору.

И вдруг стало понятно, что это обыкновенный ватник.

Более ничего.

– Фу–у–у… – устало сказал эксперт. – Это надо же, прямо сердце остановилось. Испугался – наверное, от паутины проклятой. Я ведь, честно говоря, ее до сих пор вспоминаю…

Он поспешно выщелкнул из упаковки большую таблетку.

Руки у него тряслись.

Чувствуя, как обрывается все в груди, Сергей подошел к чуланчику и распахнул его. Внутри никого не было: висело зачехленное полиэтиленом пальто, висел летний плащ с узенькими цветными погончиками и висела брезентовая лесная куртка, прожженная на боку, а внизу, словно скопище грызунов, теснилась разнообразная обувь. Выделялись среди них большие резиновые сапоги.

Вот и все.

Ни на что иное он, в общем–то, и не рассчитывал.

Тем не менее, было ощущение чьего–то присутствия. Будто что–то губительное, враждебное наполняло чулан – до конца не исчезло, а затаилось в складках одежды.

Сергей это чувствовал.

И он даже вздрогнул, когда, топоча сапогами, в квартиру вошел дядя Миша и, наверное, тоже прикидывая не забыто ли что–нибудь, повернулся, обозревая настороженную комнату.

– Вот такая петрушка… – задумчиво сказал он. – Происшествие. Что теперь делать не представляю…

И, по–видимому, от громкого голоса в тенях что–то дрогнуло.

Сергея словно толкнули.

– Я знаю, что делать – решительно сказал он…

10

Часов в одиннадцать стало ясно, что обыск ничего не дает. К тому времени были уже осмотрены помещения магазина: тщательно исследован склад, отодвинуты стеллажи в торговом зале, а директорский кабинет Альдины ощупан буквально по миллиметру. Нигде ничего. Сейчас группа милиционеров спустилась в подвал и без лишнего рвения ворочалась среди пыльных напластований, а другая группа, всего из двух человек, тоже, кажется, неохотно разбиралась в помойке, которую представлял собой задний двор. Впрочем, эту группу можно было понять: двор уже изучали после смерти Котангенса, и надеяться на что–либо новое не приходилось.

Настроение вообще менялось в худшую сторону, нервный Пекка начинал откровенно скучать и поглядывать на Сергея, который чувствовал себя неуютно. Было видно, что Пекка прикидывает как бы выпутаться. Он во всяком случае то и дело смотрел на часы. Что ж касается первоначально активного дяди Миши, то полазав между контейнерами пыльного склада, саданувшись локтем о неизвестно откуда выпирающую трубу, и нечаянно прислонившись к мазутному сочленению батареи, он заметно утратил кипевшую в нем энергию – очень долго кряхтел, счищая мазутную жижу с рубашки, а затем, улучив подходящий момент, осторожно сказал – быстрым шепотом, чтобы не донеслось до начальства:

– Ну и влепят нам, парень, за это мероприятие. Похоже, мы с тобой промахнулись…

Вид его был не слишком приветливый.

Сергей и сам понимал, что хорошего мало. Когда он вчера изложил свои соображения дяде Мише, и когда они оба часа, наверное, полтора уламывали твердолобого Пекку, и когда пришлось звонить Харитону, чтобы тот их со своей стороны поддержал, то ему казалось, что все достаточно просто: сделают в магазине обыск, обнаружат какие–нибудь следы, интенсивно допросят Альдину, а остальное уже дело техники. Ведь на то она и милиция, чтобы расследовать. Так во всяком случае ему представлялось. Но по мере того, как тянулась сама процедура обыска, по отсутствию результатов, о котором докладывали время от времени милиционеры, по прошествии долгих и нудных часов, проведенных в помещении магазина, он вдруг начал осознавать, какая колоссальная глупость допущена. Собственно, на что он рассчитывал? Что за стойками «Детского мира» обнаружат расчлененные трупы? Или что найдут следы свежей крови в сейфе Альдины? Или, может быть, что Альдина не выдержит и признается в преступлении? Какая удручающая наивность. Ведь не уголовником же они занимались – не вульгарным убийством и не похищением с целью выкупа. Какие там трупы, какие там, к чертовой матери, следы свежей крови! Удалось обнаружить – лишь короткий кожаный поводок в кабинете Альдины. Сергей подобрал его среди кучи веревок. То был именно Тотошин ошейник, зрение его не обмануло. Но ведь не подойдешь же с этим ошейником к Пекке, и не скажешь ему, что, мол, от пропавшей собаки. Причем тут собака? Не собакой же они занимаются. И причем тут ошейник? То есть, явный идиотизм. Искать следовало бы другое.

Позор был страшный. Под косыми взглядами Пекки хотелось провалиться сквозь землю. Сергей пытался скрыться за зеркальными стеллажами – отойти и как бы вообще затеряться среди беспорядка. Но куда бы он по магазину ни перемещался, альбиносные белые брови майора подрагивали. Взгляд его, казалось, напоминал, что, товарищ Алкимов, вы вторично уже устраиваете катавасию: будоражите наших сотрудников, отрываете их от дел. И зачем? Чтоб они проверяли ваши странные домыслы? Несерьезно вы поступаете, товарищ Алкимов.