Любовь на производстве - Басова Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зачастую бывало так, что я была «на сиропе», а Антон – «на сборке». А находилось это буквально в пятнадцати метрах друг от друга. В такие моменты молодой человек говорил мне:
– почему ко мне не заходишь? Мне же скучно одному. А «пироги» частенько фасовали по одиночке, иногда – по двое. Однажды я собралась с духом и подошла-таки, но пробыла там не больше минуты, мне казалось это странным, что я стою без дела и пялюсь на Антона. Правда, я что-то говорила, но это тоже вряд ли было убедительным. Поэтому расшаркавшись, быстро убралась восвояси. А он мне вдогонку крикнул:
– ну вот, Любовь, это же не страшно было?
– Еще как страшно, – ответила я шепотом, чтобы никто не услышал.
А Антон, напротив, заходил к нам каждый раз, когда мы оказывались «на сиропе». Однажды из этого вышел забавный конфуз.
В тот день я была какая-то очень уставшая, возможно, даже простудилась.
Вообще-то больных и приболевших на завод пускать не должны. Поэтому каждый день на входе у нас измеряли температуру. Но с градусниками постоянно была какая-то беда: то они вообще не показывали температуру, то показывали тридцать два градуса… Обычно измеряющие говорили: «на улице холодно, наверное, поэтому температура не измеряется». В общем – все логично.
Я села передохнуть на перекладину стола, пока не привезли булки из печки. С моего места хорошо было видно Антона и то, как он раскладывал пироги по коробкам. И вот, сижу я на своей жердочке, склонив голову. Видимо, молодой человек заметил это и решил подойти, спросить как дела. И в тот же самый момент, но с другой стороны, внезапно появилась Алена Петровна…
Чтобы стало понятнее скажу, что «сиропная» – это была как бы «комната» с двумя дверьми на разных сторонах, с той только разницей, что ни дверей, ни потолка в этой «комнате» не было. И тут Алена накинулась на Антона:
– и чего это ты тут трешься все время? Мешаешь девчонкам работать. А ну-ка марш отсюда!
Наверное, в первый раз я увидела Антона растерянным, он даже покраснел от неожиданности, но очень быстро взял себя в руки и жахнул на Алену Петровну все свое обаяние. Подошел к ней, приобнял за плечи и начал что-то тихо, чуть ли не на ухо шептать. Тут мне показалось, что уже бригадир покраснела, что тоже с ней случалось нечасто. Что молодой человек ей сказал осталось тайной, но Алена Петровна больше не стала выгонять Антона, и конфликтная ситуация сошла на нет.
Глава 22. «На раскатке»
Я уже говорила, что Антон был очень грациозен, и каждое его движение было сродни танцу. Даже когда просто отрывал бумажное полотенце, чтобы вытереть руки или складывал грязные тряпки в пакет для стирки, или бог весть еще какие обычные пустячные вещи делал, – все у него выходило играючи. Может быть, конечно, имело значение еще и то, что я была к нему не равнодушна. В любом случае, я очень любила наблюдать за действиями молодого человека. При этом безумно боялась, что за мной в это время тоже кто-нибудь подсматривает: и не только Алена Петровна, которая могла закричать на весь цех: «чего на него уставилась? Давай работай», но и кто-нибудь другой: Надя, Ира, Динара – не важно…
А когда я все-таки решалась посмотреть в сторону молодого человека – сердце начинало учащенно биться. Антон постоянно устраивал какие-то микроперфомансы, как будто был актером на сцене. Думаю, он понимал, что кто-то в этот самый момент на него смотрит, и поэтому становился еще артистичнее: то очень похоже изобразит супермена, то станцует с тряпкой танец а-ля Майкл Джексон, то проедется на своей желтой рохле по всему цеху. Кататься на рохле, кстати, было нарушением устава, за что доморощенному актеру могло прилететь от начальства и, забегая вперед, скажу, что прилетало. Но он был молод, задорен и смел. Их бригадирша Оксана, тоже испытывая симпатию к Антону, до некоторых пор, закрывала глаза на подобные выходки нашего Аполлона.
Антона обычно назначали на раскатку, так как у «пирогов» это являлось наиболее тяжелой работой, а парней в их бригаде было «раз-два и обчелся». Остальных на этот участок Оксана ставила очень редко и, если по каким-то причинам отправляла Антона на другую работу, то за агрегат вставала сама. Силы этой дамы с лихвой хватало для подобной деятельности – она была эдакая гром-баба, как говорится в русском народном эпосе: «кровь с молоком».
Раскаточная машина «пирогового» цеха находилась в конце нашего. Получалось, что их раскатчик стоял к нам спиной пока мы, «булочки», катали свои рулеты за столами. В такие моменты я подолгу могла смотреть на Антона сзади, на его широкую спину, на его уверенные и такие мелодичные и методичные движения, не боясь быть застигнутой на «месте преступления». Однако и здесь молодой человек, порой, умудрялся повернуться и тогда замечал, как «вылупленно» (или влюбленно) я на него смотрю. Иногда подмигивал, иногда улыбался, иногда просто смотрел, но никогда не отводил глаз. Эта, еще одна его черта бередила мою душу. Как у него так выходило смотреть и не смущаться, не бояться показаться глупым или влюбленным, или смешным? У меня такой номер никогда не проходил… Хотя я, сама того не желая, ловила себя на мысли, что, как обезьянка, повторяю за Антоном: его быстрые, плавные, но в то же время угловатые движения, болтаю со всеми, улыбаюсь, пытаюсь завести знакомства с кем только можно, стараюсь всем понравиться. На самом деле мне было наплевать на то, кому я нравлюсь, а кому нет: нравиться мне хотелось только для того, чтобы это заметил и оценил Антон. Этот бог солнца стал и моим солнцем, и, с определенного момента, все мои мысли и действия, как планеты солнечной системы, начали вращаться вокруг него…
Иногда и меня ставили на раскатку. На нашу, естественно. Раскатки «пирогов» и «булочек» стояли так близко друг к другу, что слегка обернувшись, можно было увидеть своего коллегу. А еще у нас был общий чан с мукой, который находился прямо передо
