Я - осень, а ты май (СИ) - Бельская Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не употребляю алкоголь, — мягко улыбается мужчина, изучая карту с авторскими чаями, — но буду очень рад, если ты что-нибудь выберешь для себя.
— Не употребляешь… Вообще?
Не сказать, что я прям в недоумении. Он же ЗОЖник, и это логично. Но полбокала красного сухого вина за ужином вроде как никому не вредит…
— Я не вижу в этом смысла. Мне вкуснее выпить чаю, или сок. Не то, чтоб я был против алкоголя — но самому не хочется.
— И даже шампанское в Новый год? — улыбаюсь, откладывая карту с винами, и тоже поглядывая на чаи.
— Да, Настюш. Даже в Новый год, — улыбается он, — но я вовсе не против, если ты со мной слегка расслабишься.
— Да нет, не хочу в одиночестве, — усмехаюсь я, и думаю о том, что сама, в принципе, пью редко. Но все же пью. — И одна просьба — можно без Настюш, Настюшек и прочих склонений моего имени?
Я сама не знаю, почему, но меня отталкивает такое произношение. Мое самое любимое — Настена — и мой близкий круг людей об этом в курсе.
А Максим, кстати, назвал меня так почти сразу. И никогда, даже без напоминаний, не говорил мне дурацкого «Настюша». Словно сам интуитивно знал, как мне это не подходит.
— Конечно. Мне тоже больше нравится просто «кроха», — подмигивает Ренат, и показывает мне чаи. — Тогда выбирай, какой тебе по вкусу, и рассказывай, что тебе нравится. Я хочу сосредотачиваться именно на этом.
Я киваю, и мы болтаем, неожиданно много и без пауз в разговоре. Мне нравится, как Ренат слушает — интересуется, правда старается узнать про мою жизнь больше, и сам рассказывает о себе. У него истории интереснее — потому что к своим двадцати девяти он даже успел пожить пару лет в штатах, и теперь делился разными историями из жизни за границей.
Два с лишним часа пролетают незаметно, и вот мы уже снова в машине, едем в сторону моего дома. По дороге мне так тепло и уютно, что я устраиваюсь в кресле почти лежа — и мужчина, усмехаясь, откидывает мне спинку.
— Ты красивая, — стоя на светофоре, произносит он, глядя на мое лицо в свете вечерних фонарей на улице.
— Спасибо, — смущенно улыбаюсь, и борюсь с желанием отвернуться, — я должна в ответ сказать, что ты тоже?
Ренат смеется, откинув голову, и смотрит на меня с искренним любопытством.
— Ты и правда самая необычная девушка, с которой я имел радость быть знакомым.
— Эй-эй! — я улыбаюсь шире, и деланно хмурю брови, — это ты так намекаешь на мою ненормальность, так, что ли?
— Это я так намекаю, что ты мне нравишься. — Спокойно отвечает Ренат, трогаясь с места на зеленый цвет. — так нормально?
А вот теперь я отворачиваюсь, ощущая, как щеки заливаются румянцем, а в груди разливается тепло. Это — несравнимое ни с чем ощущение. Я вызываю симпатию, и мужчина мне прямо говорит об этом… Боже, когда со мной вообще подобное было?
— Кроха. Мы приехали.
Я чуть неуклюже поднимаюсь с сиденья, и Ренат с улыбкой приводит кресло в нормальное положение. Забираю с заднего сиденья цветы — мне давно никто не дарил букет, а это, как ни крути, безумно приятно. Затем смотрю на мужчину — а он уже отстегнул ремень, и склонился ко мне.
— Спасибо за вечер, — произносит Ренат тихо, а внутри меня все как будто напрягается, сжимаясь в испуге и ожидании, — ты прелесть.
— Ты тоже, — почти шепотом выталкиваю я, и чувствую, как мою руку тихонько сжали.
— Увидимся еще?
— Тут сложно сказать «нет». Мы ведь вместе работаем, — натянуто улыбаюсь, и Ренат словно чувствует мое состояние.
— А ты хотела бы сказать «нет»?
— Нет. — Еще больше краснею я от ощущения его теплой ладони на моей руке.
Он красивый. Не глупый. Интересный. И, что еще очень важно, заботливый и понимающий мужчина.
Но от его голубых глаз я не хочу немедленно растечься лужицей сахарного сиропа по сиденью. А его фразы не жалят куда-то вглубь сердца, и редкие комплименты не заставляют улыбаться, как ненормальной…
Он не Максим.
И этим для моего глупого, бедного сердца все сказано.
— Я позвоню тебе завтра, — напоследок сжимает мою ладонь Ренат, и отодвигается, давая мне пространство для выхода из машины.
Я киваю, снова благодарю за букет, и выбираюсь из автомобиля. Ренат ждет, пока я дойду до ворот — затем машет, и трогается с места.
А когда его машина отъезжает, я вижу Максима на балконе второго этажа дома напротив. Он просто стоит и курит, и отсюда мне даже не видно его глаз — но кто-то словно прижигает мне душу, и я скорее прячусь за своими воротами.
Это ведь хорошо, да, что он видел? Он знает, что я не жду его дома, одиноко поглядывая на часы. Знает, что есть еще мужчины, и что за мной тоже могут ухаживать.
А еще я ни в чем перед ним не виновата, потому что не так давно сама смотрела, как он тащит в свой дом Киру явно не просто выпить чаю.
Тогда какого черта на глаза наворачиваются слезы, и в глубине души я виню себя за то, что он наблюдал все это?!
Дома я поскорее отпускаю Ксюшу, и самолично купаю дочку. Мне хочется улечься с ней на диване, включить мультики, и обнимать вкуснопахнущего ребенка — чтоб напитаться ее энергией, и дать ей почувствовать, что мама рядом. Но едва мы выходим из ванны, и я расчесываю мокрые мягкие кудряшки, во всем доме вырубается свет.
— Мама? — паники в голосе Малышарика столько, что мне тут же приходится взять ее на руки.
— Все в порядке, малыш. Сейчас, сейчас…
Я включаю фонарик на телефоне, и понимаю, что зарядки осталось буквально на полчаса. Вот черт! У меня даже нет ни одной свечки… А еще Машу надо кормить ужином, а плита и чайник в этом доме электрические!
Я осознаю, что мы совершенно не готовы к отключению света, и надеюсь, что это кратковременно. Поэтому достаю книжку, и под светом фонарика мы читаем сказку — а минуты все идут, истощая мою батарейку на телефоне.
Проклятье!
Я уже на панике собираюсь вызвать такси, и ехать прямо с дочкой в ближайший магазин за свечами и всем необходимым, когда неожиданно слышу, как в мои ворота кто-то стучится. И страх от осознания, что мы тут совсем одни, волной придавливает к дивану.
Глава 14
Максим
Почему она не открывает?
Я злюсь, пиная бледно-зеленые ворота, и про себя вспоминая, что этот тошнотворный цвет должен вроде как успокаивать. Пиздеж! Меня сейчас этот цвет бесит так, словно это он виноват в моем дурном настроении. Он и лично вот эти ворота сделали так, что Настя уехала, а я весь вечер курил, наблюдая сперва, как пижон на Пежо сперва забирает Ангелочка, суя ей в нос пошло-красные розы, а затем привозит, и она волочет этот веник домой.
Блять, ну вот серьезно?!
Настена и красные розы? Чем он вообще думал, когда выбирал для нее цветы?!
Я сам осознаю, что вообще не дарил ей ничего, но, если честно, точно знаю, что это не был бы букет. Это не про нее, такая банальность. Мне казалось, что она просто не оценит такой жест. Хотя что бы это было, я не знаю.
Возможно, я бы просто пришел с едой и вином. И трахнул ее с порога. А потом накормил и снова трахнул. А затем уложил в ванну, и…
Хотя так, кажется, у нас уже было.
Я снова стучу в ворота, размышляя, чего она там притихла. Точно знаю, что они с дочкой внутри — после того, как в поселке вырубили свет, она не покидала дом. Все полчаса, которые я бродил и смотрел на ее темные окна, размышляя, что они там делают. Ведь вряд ли она в курсе, что тут такое бывает. И вряд ли спустя неделю после переезда купила все хозяйственные мелочи, чтоб переждать вечер и ночь без света. А именно на столько, как меня заверил знакомый, в этот раз пропало электричество.
Где-то внутри двора раздается отчетливый поворот ключа, и я слышу совсем легкий топот ножек по деревянному покрытию веранды. Замираю, внезапно осознавая, что сейчас впервые увижу ее Малышарика, а с детьми я совершенно, вот вообще не контактный…
Вот черт.
— Кто там? — напряженно окрикивает Настя, и я прям вижу, как она, прищурив глаза, смотрит на ворота, — предупреждаю, у меня ружье, а муж через пять минут будет дома!