Седьмое небо - Татьяна Устинова

— Давай. — Егор налил по глотку коньяка в два пузатых тяжелых бокала и сунул один в протянутую руку Николая Николаевича.

— Я знаю, конечно, что юристы у нас самые загруженные, но мне тоже деваться некуда, — сказал Барышев, как бы извиняясь. — Батяня, — так они между собой называли Кольцова, и в этом была некая корпоративная причастность, доступная только самым приближенным, своеобразный пароль, обозначавший, что “мы с тобой одной крови”, — батяня пансионатик покупает в Светлогорске, это там, на Балтике. Пансионатик старенький, бывший профсоюзный, задрипанный до невозможности. Мы его хотим снести и строить гостиницу, чтоб батяня там мог гостей принимать. Ну, в смысле не премьера, а кого попроще…

— Ну? — Глаза у Егора слезились, а под левым задергался нерв — всегдашний признак крайней усталости. — Чем могу помочь?

— Да там, понимаешь, концов никаких не найдешь, кто его продает и законно ли. А батяня загорелся — подай ему гостиницу, да и все тут.

— А земли много? — Егор снял очки и закрыл глаза.

— Немного, но есть, конечно.

— А пляж свой или государственный?

— Пляж государственный, а надо, чтобы был свой. — Барышев одним глотком влил в себя коньяк. — Я к тебе пришел, чтоб ты своих гавриков поторопил и сам все это дело проконтролировал. Если обычным путем пойдет, они только подписи полгода собирать будут, а мне к лету туда народ заселять…

— К лету ничего не выйдет, даже не надейся. Закон о частной собственности на землю знаешь где?

— В …де, — ответил Барышев энергично.

— Вот именно, — усмехнулся Егор. — Мои гаврики ведь не просто так тянут. Они профессионалы, но знаешь, сколько нужно телодвижений сделать, чтобы хоть что-нибудь сдвинуть?

— Ладно, ты меня не агитируй, Егор Степаныч, не на собрании.

— Да я тебя не агитирую! Я просто сразу говорю, чтобы ты не ждал от меня чудес. Тем более там погранзона, если я не ошибаюсь.

— Не ошибаешься.

— Ну вот… Бумаги оставляй мне, я сам буду заниматься, но никакого заселения летом не планируй.

— Ладно, ладно, — сказал Барышев добродушно, — самое главное, что я все это тебе спихнул. Теперь весь спрос с тебя.

— Это точно, — пробормотал Егор.

Он не стал бы отказывать Барышеву, даже если бы тот попросил посодействовать в покупке небольшого участка на Марсе или на Венере, но дело, о котором хлопотал зам по хозяйственной части, было не слишком приятным. Тимофей Кольцов в Калининградской области губернаторствовал, следовательно, должен покупать землю сам у себя. В погранзоне никаких частных пляжей не было и быть не могло. Конечно, все это не бог весть как сложно и давным-давно придуманы разные хитроумные схемы, но хлопот с этой гостиницей не оберешься. Барышев об этом знал, потому и пришел сам, чтоб Егор уж точно не отказался.

Кроме того — Егор был совершенно в этом уверен, — гостиница нужна именно Барышеву, а вовсе не батяне, который такими вещами отродясь не интересовался.

Ну что ж… Послужим Барышеву. Долг платежом красен, а Барышев в долгу оставаться не любил.

Зазвонил мобильный, и Николай Николаевич махнул рукой, поднимаясь, — мол, занимайся своими делами, не буду мешать.

— Да, — сказал Егор, глядя, как медленно затворяется тяжелая дверь. — Да, слушаю.

— Жора, это я, — с хрипотцой произнесла ему в ухо Маргарита. — Ты меня искал? Можешь поговорить?

— Не могу, но поговорю, — ответил Егор холодно. — Что там за история с Димкой?

Мать засмеялась волнующим смехом, от которого у Егора засосало под ложечкой.

— Ну… не знаю, как сказать. Правда, Жорик! “Какой, блин, Жорик!

Мне сорок лет, я давно вышел из возраста, когда обращают внимание на ерунду вроде этого Жорика, но как же она меня бесит!”

— Скажи как есть, — попросил Егор, — только покороче. Я на работе еще.

— Ну… он хамит, не учится, требует денег. С компанией связался… неподходящей. Что делать, растет без отца…

— Он уже вырос! — проскрежетал Егор.

— Что-о? — протянула Маргарита. — Говори погромче, Жора, я в ванне, а тут вода плещется. Мне не слышно.

Как будто она не могла позвонить до или после ванны или хотя бы не сообщать, что она в ванне!

“Зачем ты ее искал, юрист хренов?! Ведь сценарий известен наперед, известен до самой последней реплики! Что тебе от нее нужно?! Что за мазохизм или садизм — черт их разберет! — заставляет тебя разговаривать с ней снова и снова?!

Как будто с ней вообще можно разговаривать!”

— Ну и где Димку теперь искать? — спросил Егор. — Ты знаешь?

— Ну, у друзей каких-нибудь, — сказала Маргарита задумчиво, очевидно, прикидывая, скоро ли ей понадобится педикюр или эпиляция. — Может, у девицы этой… как ее… Катя или Маша. Представляешь, он завел себе девицу! Умрешь со смеху! Такая серая, облезлая, в пятнах каких-то… Я ее однажды с ним видела. Говорят, что она учит японский язык. Жорка, ты представляешь — японский!

Если брат дружит с “облезлой девицей в пятнах”, которая учит японский язык и называется Катя или Маша, а не Лолита, значит, еще не все потеряно, пронеслось в голове у Егора.

Почему-то эта мысль его обрадовала, хотя он уверял себя, что ему совершенно безразличны дела брата.

— А что? — вдруг насторожилась Маргарита. — Он тебе звонил? Жаловался на меня?

В ее голосе проскользнула озабоченность.

Она была совершенно уверена, что Димка не пойдет к Егору, которого он ненавидел, и тот еще не скоро узнает, что она решила вопрос с Димкой самым простым способом — выставила его из дома. Сердить Егора было опасно — он мог не дать денег или дать меньше, а Маргарите как раз в этом месяце очень были нужны деньги.

Гораздо больше денег, чем обычно.

Неужели гаденыш кинулся плакаться Егору?! Конечно, у нее в запасе есть тяжелая артиллерия, и, когда она пальнет из главного калибра, Егор вряд ли сохранит сочувствие к Димке, но она не думала, что ей придется применить ее вот так… сразу.

— Где ты его видел? — спросила Маргарита, придав голосу, помимо озабоченности, еще и некоторое материнское смятение. — Пусть немедленно возвращается домой! Скажи ему, Жора!..

— Скажу! — пообещал Егор охрипшим от ненависти голосом. — Непременно скажу, Ритуля!

— Что? — переспросила она, придя в явное замешательство.

Она была непроходимо тупой во всем, что не имело отношения к ее личному благополучию и спокойствию. Зато она была так хороша собой и так самоуверенна, что никто не замечал ее тупости. Егор совершенно уверен, что он единственный человек, который знал, насколько она тупа.

Даже дед думал, что она умна, с истинно мужской доверчивостью принимая за ум обычную житейскую хитрость.