Эрмитаж. Инфракрасный дозор - Александр Скутин

В конце своего визита Бонни решила опять зайти в Эрмитаж, попрощаться с милыми ребятами из музея, которые ей так понравились. На этот раз, чтобы она не потерялась, ее сопровождали бдительные секьюрити, а по музею ее сопровождал лично директор с большой свитой. Руководству музея было неудобно за то, что знаменитую гостью банально потеряли и забыли в прошлый раз, а потому этот визит обставили как можно пышнее.

Бонни Тайлор первым делом поинтересовалась: а можно ли увидеть ваших сотрудников, инженеров… (и назвала их имена). Через главного инженера тут же выяснили, что в этот момент они работают на реконструкции одного из залов музея. И хотя зал из-за реконструкции был закрыт для посетителей, желание почетной гостьи было тут же уважено: ее проводили к Александровскому залу, отгороженному ширмами от коридора с посетителями. Картина маслом: ослепительная Бонни Тайлор вошла запыленный ремонтирующийся зал, где два молодых инженера в рабочих робах бурили стены для прокладки кабелей и установки оборудования. Почему это делали инженеры, а не рабочие? А инженеры в России всегда все делают сами. Это у них там, на Западе инженеры берут в руки лишь телефон, авторучку или компьютерную мышку.

Так вот, Бонни подошла к ребятам, которые сразу расцвели улыбками. Она поблагодарила их за прекрасное знакомство, и на прощание пожала им руку. Директор Пиотровский, как безукоризненно воспитанный человек, тоже подошел к ребятам и пожал им руки, попрощавшись. Вслед за ним к нашим инженерам выстроился хвост из сопровождающих директора и каждый из свиты тоже пожал им руки!

Эту историю мне рассказали в музее сами ребята, достоверность на их совести. Но, хорошо зная их и музейные порядки, охотно им верю.

Некоторые личные соображения о музейной безопасности

В связи с последними публикациями в СМИ о кражах ценных экспонатов из Эрмитажа меня часто спрашивают: «А что тебе лично известно о хищениях из музея? Ведь ты же как раз в охранной сигнализации работал, тебе лучше знать об этом».

Разочарую читателей: лично мне ничего о хищениях из музейных запасников неизвестно. Хищения ценнейших музейных экспонатов – дело тайное, скрытое, о нем не болтают в курилках. Если б мне и было что-то известно о хищениях из музея, то это означало бы лишь об одно – что я соучастник этих хищений. И тогда бы я не сидел бы сейчас у компьютера в крошечной комнатке питерской коммуналки, а сидел бы на нарах, или на Канарах. Могу подтвердить непреложный факт: во время моей работы в музее ни один сотрудник отдела охранной сигнализации не был замечен в попытках хищения музейных ценностей.

Красть экспонаты из музейных запасников могут лишь те, кто имеет туда свободный неограниченный доступ. А такой доступ в запасники музея имеют лишь сами хранители этих запасников. Мы, инженеры сигнализации (как, впрочем, и любые другие сотрудники) проникнуть туда без их ведома не могли. Теоретически, конечно, инженер мог отключить сигнализацию, скажем в Золотой кладовой Востока (или на любом другом объекте). Но!

Об этом немедленно станет известно на центральном пункте сигнализации музея, а также в службе охраны.

Ключа от массивных дверей у инженера все равно нет, да и печать стоит на дверях.

Вобщем, повторюсь, проникнуть в запасник музея и незаметно вынести что-либо оттуда можно только с ведома и при непосредственном участии хранителя этой кладовой.

Но не все обстоит так уж гладко, бардака в Эрмитаже тоже хватает, даже с избытком! В одном интервью генеральный директор Эрмитажа господин Пиотровский заявил, что в кладовые музея доступ строго ограничен узкому кругу лиц, и все визиты в кладовые строго фиксируются. При всем уважении к Михаилу Борисовичу, он просто не знает истинного положения вещей. Приведу лишь один пример из моей практики.

Как-то меня вызвали в бронзовую кладовую, поправить сбитый герконовый датчик на дверях. Размещается эта кладовая в бывшей квартире коменданта Зимнего дворца у Комендантского подъезда. Скромная такая служебная квартирка дворцового коменданта всего лишь из двенадцати комнат. Когда я пришел туда, меня любезно встретила сама ответственный хранитель бронзовой кладовой Юна Яновна Зек. Пусть вам не покажется надуманной ее фамилия, она подлинная, как и сама хранитель. Юна Яновна показала мне на дверь со сбитым датчиком, а потом внезапно развернулась и ушла. Куда, зачем – а я почем знаю! Главное, что я один на один остался с двенадцатью комнатами ценнейших экспонатов, буквально набитых сокровищами! Как бы вы почувствовали себя на моем месте, читатель? Не знаю, как вы, а я почувствовал себя очень и очень плохо. Я понял, что если из этой кладовой что-нибудь пропадет, то мне потом сидеть-не пересидеть до конца жизни! Поди, потом, доказывай, что ничего не брал оттуда... но ведь мог взять, один там оставался! Кто подтвердит, что я там ничего не брал? «Какие есть ваши доказательства?»

Как инженер охранной сигнализации, я хорошо знал, что в кладовой и у ее входа никаких телекамер наблюдения тогда не было (возможно, сейчас поставили). А значит, у меня и вовсе нет никакого алиби, если меня обвинят в том, что я что-то взял из запасника. Я быстро закрепил шурупами сбитый датчик на дверном косяке, а потом еще полчаса просто стоял и охранял открытую, всем доступную кладовую бронзовых экспонатов из двенадцати комнат. Не бросать же запасник совсем без присмотра! К тому же, и сигнализация с объекта была снята по телефонному звонку Юны Яновны на центральный пульт музея.

Когда Юна Яновна объявилась, наконец, я спросил ее, почему она так внезапно ушла, бросив кладовую на меня, постороннего, вобщем-то, человека. Она элегантно проигнорировала мой вопрос. Можно представить себе, что в те годы творилось в других кладовых Эрмитажа.

Один наладчик из нашего отдела проводил кабель сигнализации в помещении Русского отдела музея. И за батареей отопления обнаружил завернутую в тряпицу фигуру пастушки из позолоченной бронзы. Он немедленно доложил об этом в охрану Эрмитажа. Ясно было, что фигурку похитили, спрятали, и приготовили к выносу. Вот только сотрудники отдела не могли сказать: откуда похищена эта фигурка пастушки? Инвентарного номера на ней не было, а значит, если б ее вынесли, то никто и никогда не хватился бы этой фигурки, поскольку по реестрам музея, по номеру она нигде не числилась. Вызвали срочно в музей, привезли на персональной машине директора старейшего сотрудника Русского отдела, бабулечку, давно ушедшую на пенсию. Бабулечка поглядела через очки и, шамкая ртом, поведала, что эта бронзовая позолоченная фигурка пастушки украшала верх буфета из карельской березы, стоявшего в царских интерьерах. Проверили – точно, одной фигурки на макушке буфета и в самом деле не было.

Кстати, того наладчика, обнаружившего спрятанную фигурку похищенной пастушки, долго потом еще таскали на пристрастные допросы и кололи на признание: не сам ли он спрятал за батарею фигурку пастушки, а потом намеренно засветил ее? Чтобы таким образом заработать себе авторитет у руководства музея. Как гласит народная мудрость: доброе дело никогда не останется безнаказанным. Боюсь, в следующий раз, даже если он и найдет что-то, то не поспешит сообщать об этом в охрану. Так что, уважаемый читатель, теперь вы поняли, что ситуация из кинофильма «Старики-разбойники» – когда пропавшей из музея картины никто не хватился («картина на реставрации») – совсем не фантастическая, вполне правдоподобная.

Кстати, об охране. В те годы, что я работал там, выход из мастерской отдела сигнализации был совершенно без охраны, только кодовый замок на дверях. Пост охраны был оборудован: стол со стулом, тумбочка с огнетушителем, телефон. Но охранника там не было. А ведь через из нашей мастерской можно было выйти во дворы Эрмитажа, а из них в подвалы музея, а из подвалов – во многие помещения музея, в том числе и те, где находятся к экспонаты. Другими словами, через нашу мастерскую можно было вынести из музея все, что пролезет в ее дверь, минуя посты охраны! Сейчас ситуацию исправили, но ведь долгое время этот выход из музея был неподконтролен. Сколько всего могли вынести за годы? Телекамер наблюдения там тоже не тогда стояло, это я, как инженер, ответственно могу подтвердить. И это только один неконтролируемый выход из музея тех лет. А я знаю минимум еще два таких выхода, доступных в те годы. Например, выход через фойе Эрмитажного театра. Мы, сотрудники отдела, пользовались им, чтобы в обед сбегать попить пива. Если б мы пошли на улицу через Директорский вход, то нас мог заметить завотдела Богданов и взгреть: куда это вы в рабочее время? А так – пошли вроде бы в музей, в фойе театра, потом по коридорам театра – и прямо на Дворцовую набережную. А ведь можно было этим путем не только за пивом бегать, так можно любому постороннему человеку прямо с улицы войти в музей, в залы с экспонатами, и также беспрепятственно выйти. Был и еще один неохраняемый выход из музея, совсем уж экзотический, о нем промолчу. Надеюсь, что все эти дыры в охране теперь перекрыты.