Смерть – дело одинокое - Рэй Брэдбери

Крамли склонил голову набок, всматриваясь мне в лицо.

– Ну как?

Я пожал плечами:

– Вы видите столько гадости изо дня в день, вам без этого нельзя.

– Беда в том, что парни из участка ни к чему такому и стремиться не станут. Печально, правда? Всю жизнь трубить просто копом, и ничего больше? Да, ей-богу, я бы удавился! Знаете, жаль, что нельзя собрать всю грязь, с которой приходится возиться каждую неделю, притащить ее сюда и использовать как удобрение. Я бы такие розы развел!

– Или венерины мухоловки.

Крамли подумал и кивнул:

– Заслужили пиво.

Он двинулся в кухню, а я стоял, любовался джунглями, впитывающими дождик, и глубоко вдыхал прохладный воздух, но из-за насморка запахов не чувствовал.

– Надо же, сколько лет проходил мимо, – сказал я, – и все гадал, кто же это живет в таком огромном рукотворном лесу. А теперь, когда встретился с вами, понял, что жить здесь должны именно вы.

Крамли пришлось сдержать себя, он не упал на пол от такого комплимента и не стал корчиться от радости. Взяв себя в руки, он открыл две банки и впрямь ужасного пива, и одну из них я заставил себя пригубить.

– Ну не делайте такую физиономию, – взмолился Крамли. – Вы что, на самом деле предпочитаете шоколадный напиток?

– Ну да. – Я отхлебнул большой глоток пива и, набравшись храбрости, задал вопрос: – Хочу узнать, зачем я тут? Вы пригласили меня зайти из-за этих водорослей, которые нашли перед домом? Ну я зашел, осматриваю ваши джунгли, пью ваше плохое пиво. Так что, подозрения с меня сняты?

– Да бросьте вы, ради бога. – Крамли потягивал свое пиво и щурился на меня. – Если бы я считал, что вы этакий спятивший укротитель львов, маньяк, доверху набивающий клетки трупами, вы бы уже два дня сидели у меня на параше. Неужели вы не понимаете, что я знаю вас как облупленного?

– Да что уж такого можно узнать про меня? – заметил я сконфуженно.

– Предостаточно, черт побери! Вот слушайте. – Крамли сделал еще глоток, закрыл глаза, прочел что-то на внутренней стороне век. – В квартале от вашей квартиры есть винная лавка, там же кафе-мороженое, а рядом китайская бакалея. И все в них считают, что вы не в себе. Они так вас и зовут – Псих. А иногда просто Дурак. Вы слишком много и громко болтаете. Они это слышат. Стоит вам продать рассказец в «Потусторонние истории», и вы распахиваете окно и орете на весь пирс. На черта это вам? Но главное, малыш, в итоге все они вас любят. Будущего у вас, ясное дело, нет, с этим они все согласны, ведь какому идиоту взбредет в голову отправиться на Луну и осесть там? Да и когда? В наше время на Марс всем плевать! До двухтысячного года никто и думать не будет, что там и как. Кого это интересует? Только героев комиксов да вас, межпланетный вы наш скиталец Флэш Гордон[68]! Только чокнутых, дорогой мой Бак Роджерс!

Я залился краской, вспыхнул до корней волос и опустил голову, меня и рассердили, и смутили слова Крамли, но при этом подобное внимание мне льстило. Меня часто называли именами героев межпланетных комиксов, но почему-то в устах Крамли это прозвучало нисколько не обидно.

Крамли открыл глаза, увидел, как я покраснел, и сказал:

– Ну хватит пылать!

– Почему вы все это разузнавали обо мне еще до того, как старика… – Я осекся и договорил: – До того, как он умер?

– Я человек любознательный.

– А про большинство людей такого не скажешь. Я с этим в первый раз столкнулся, когда мне было четырнадцать. В этом возрасте все отказываются от игрушек. Я заявил своим: никакого Рождества, никаких больше игрушек. Но мне все равно дарили игрушки каждый год. Другие мальчишки получали рубашки и галстуки. А я пристрастился к астрономии. В колледже нас было четыре тысячи студентов. Так из них только пятнадцать мальчишек и четырнадцать девчонок вместе со мной наблюдали звезды. Остальные бегали по дорожкам и наблюдали за собственными ногами. Из чего следует…

Я инстинктивно обернулся, так как что-то меня словно толкнуло, и поймал себя на том, что уже иду по кухне.

– Меня вдруг осенило, – объяснил я. – Можно мне…

– Что? – спросил Крамли.

– У вас есть кабинет?

– Разумеется. А что? – Крамли сдвинул брови и слегка встревожился.

Это еще больше заинтриговало меня и заставило проявить настойчивость.

– Не возражаете, если я в него загляну?

– Ну…

Я пошел туда, куда Крамли бросил взгляд.

Кабинет находился сразу за кухней. Когда-то эта комната служила спальней, а теперь в ней не было ничего, кроме письменного стола, стула и пишущей машинки.

– Так я и знал! – воскликнул я.

Я остановился за стулом и посмотрел на машинку. Мой старый, видавший виды «Ундервуд» ей и в подметки не годился. Это была почти новенькая «Корона» со свежей лентой, а рядом дожидалась своей очереди стопка желтой бумаги.

– Господи! Так вот почему вы так испытующе на меня смотрите, – сказал я. – Все склоняете голову то в одну сторону, то в другую, хмуритесь, прищуриваетесь.

– Стараюсь просветить вашу башку рентгеном, узнать, есть ли в ней мозги, как они работают и что получается. – Крамли склонял голову то направо, то налево.

– Никому не известно, как работают мозги, писатели этого тоже не знают, никто не знает. Я делаю только одно: утром набрасываю, днем вычищаю.

– Враки! – мягко сказал Крамли.

– Истинная правда.

Я оглядел стол, с каждой стороны было по три ящика, под столом стояла плетеная корзина.

Я протянул руку к нижнему ящику слева.

Крамли покачал головой.

Я потянулся к нижнему ящику справа.

Крамли кивнул.

Я медленно выдвинул ящик.

Крамли вздохнул.

В ящике, в открытой коробке, лежала рукопись. На глаз в ней было страниц сто пятьдесят – двести. Начиналась она с первой страницы, титульного листа не было.

– И сколько же она лежит в ящике? – спросил я. – Простите меня, конечно.

– Да ладно, – ответил Крамли. – Пять лет.

– А теперь вы ее закончите, – сказал я.

– Черта с два! С чего вдруг?

– Потому что я так сказал. Я знаю.

– Закройте ящик, – сказал Крамли.

– Не сейчас. – Я выдвинул стул, сел, вставил в машинку лист желтой бумаги.

Напечатал три слова в одну строчку, сделал интервал и напечатал еще три.

Крамли, косясь из-за моего плеча, тихо прочитал:

– «Смерть – дело одинокое». – Он перевел дыхание и дочитал: – «Автор – Элмо Крамли». – Ему пришлось прочитать еще раз: – «Автор – Элмо Крамли». Господи помилуй!

– Ну вот. – Я положил свой титульный лист на его ждущую, когда о ней вспомнят, рукопись и задвинул ящик. – Это вам подарок. Для своей книги я найду другое название. Теперь уж вам придется завершить роман.

Я вставил в машинку еще один лист и спросил:

– На какой странице закончилась ваша рукопись?

– На сто шестьдесят второй, – ответил Крамли.

Напечатав цифру 163, я оставил лист в машинке.

– Вот и все, – проговорил я. – Страница ждет, завтра утром встанете, подойдете к машинке, никаких звонков по телефону, никаких газет, не пойдете даже в ванную, а сядете и начнете печатать. И Элмо Крамли обеспечит себе бессмертие.

– Наглец, – проговорил Крамли, но вполне спокойно.

– Бог вам поможет. Но и самому постараться придется.

Я поднялся, и мы с Крамли постояли, глядя на «Корону» так, будто это был его единственный ребенок и других больше не будет.

– Отдаете мне распоряжения, малыш? – спросил Крамли.

– Нет, это ваш мозг распоряжается, вы только прислушайтесь.

Крамли попятился и вышел в кухню взять еще пива. Я остался возле письменного стола и ждал, но вдруг услышал, как хлопнула задняя дверь. Я нашел Крамли в саду: он подставил лицо под разбрызгиватель, и оно все покрылось освежающими каплями. К этому времени потеплело, солнце здесь, на границе с державой туманов, сияло в полную силу.

– Сколько же вы за это время продали рассказов? Сорок?

– Да, сорок, по тридцать баксов за штуку. Так что автор я богатый.

– Вы и впрямь богаты. Вчера я постоял возле стойки с журналами в винном магазине Абе и прочел один ваш рассказ. Про человека, который обнаружил, что у него внутри скелет, и это его страшно перепугало. Здорово написано, ничего не скажешь. Где, черт побери, вы берете такие идеи?

– Просто у меня внутри тоже скелет, – ответил я.

– Большинство этого даже не замечает. – Крамли вручил мне пиво и наблюдал, какую гримасу я сделаю на этот раз. – Этот старик…

– Уильям Смит?

– Ну да, Уильям Смит. Утром пришло заключение о вскрытии. В легких воды не оказалось.

– Значит, он не утонул! Значит, его убили на берегу канала и уже мертвого затолкали в клетку. А это доказывает…

– Не бегите впереди паровоза, а то вас задавят. И не говорите, что я вам это сообщил, иначе пиво отберу.

Я с радостью протянул ему банку. Но он оттолкнул мою руку.

– А что вы думаете насчет стрижки?

– Какой стрижки?

– В день его смерти, незадолго до нее, мистера Смита действительно безобразно подстригли. Помните, как сокрушался его приятель, выходя из морга? Я сразу понял, что сделать это мог только один никуда не годный парикмахер.