Князь Вяземский. Дилогия (СИ) - "Мархуз"

Игорь вообще любил рассказывать своим всё подряд о якобы слышанных чудесах, надеясь на хватку крестьянско-ремесленного ума. Как, например, начать выращивание и культивирование люцерны, если о ней знаешь лишь то, что она вырастает по пояс. И вполне возможно, что где-то на лугах она есть, но местные колхозники называют её по-другому. Как обьяснить оружейнику суть патрона, коли капсюля для него не сделаешь? И дурацкую гремучую ртуть не произведёшь, потому что и обыкновенной ртути практически не наблюдается. Даже резина упирается не в каучук (можно найти его через португальцев, рассказав про дерево гевею), а в термин "царская водка". Козе понятно, что водка не та, какая лишь для царей, как и туалетная вода не из персонального унитаза Нины Риччи, но какие кислоты использованы? И как эти кислоты создают? Вон, ещё до нашей эры, продвинутый народ на Востоке и сталь варил, и асфальт укладывал. А сейчас, те же голландцы, вроде её лишь в горшках варят. Они бы ещё напёрстки использовали! Про асфальт и думать не хочется, нормальные люди по нему ходят, а не изучают технологию его производства.

Нет, конечно, есть некоторые интернетчики, которые всё-всё знают, точнее не "есть", а "были" (или уже будут?). Такие штымпы, попав в прошлое, царю Гороху сразу обскажут, как ядрёную бомбу сделать и на соседей из катапульты швырнуть. Естественно, их никто не поймёт, но понты получаются знатные! Правда, последствия грустные. А зачем Мишке хоть понты, хоть последствия, куда их девать? Даже собственный кусок Курской Магнитной Аномалии пока нет возможности использовать. Слава богу, что в детстве мыло варил, а не программистом-демократом пахал. А то сейчас с голоду пришлось бы пухнуть — из-за того, что компов нет и монархия абсолютная на дворе. Конечно, к делу и такого можно приспособить, мода на шутов никуда не пропала. Болтуны-говоруны очень ценятся влиятельными людьми, пока телевизора нет!

— Представляешь, Глашка, как хорошо шутом быть? — разглагольствовал обнажённый князь, — Кормят, поят, колпак с бубенчиками выдают!

— Ну ты что, Михайла, позорище-то какое, — бормотало полусонное сокровище, прижавшись покрепче, — каждый пнуть норовит али по шее дать.

— Ага-ага, пусть сначала табуретку возьмёт, чтобы дотянуться. Опять же, думать не надо, всё владелец продумает и указюку выдаст.

Девушка давно привыкла засыпать под бормотание полюбовника, который любил высказывать вслух всё то, что копилось в голове за день. Правда в простецкой обработке, а не высоким штилем. Глаша реагировала по-разному: то хихикала, то похрюкивала вперемешку с бормотанием. То просто спала! А Мишка пользовался прекрасным приёмом — озвучивая, упорядочивал мысли и находил накладки или затыки в тезисах. Это в головах всё просто и понятно, потому что штрих-пунктирно, а вслух, порой, сущая абракадабра получается!

— Хрым-брым-дрым! Скажешь тоже, абрадабра какая-то, — пробормотало слева ласковое и нежное существо котёночного типа.

— Не проблема, могу Даздрапездрой назвать.

— Хихик! Будешь обзываться такими страхолюдностями, укушу. Или зацелую, — осмелела ненаглядная, — ты сначала разберись, кто я тебе: лапушка или этот, которого на бумагу записала. Индюга какой-то…

— Индрикотерапевт чемульпекский? — переспросил издеватель-словоблуд.

— Хрюк-чмок! — лап-лап-лап…

Дожди и грязь вконец замучили всех беспуткиных — от князя до хитрована Еропки. Этот крепостной, оказывается набодяжил браги, чтобы разбогатеть на сухом законе. Пролетарии всех видов деятельности потихоньку богатели медью и, даже, серебром и, по сверхидее Ерофея, должны были обрадоваться возможности нарушить княжий наказ. Да ещё и за свой счёт! Ну какому русскому (бывшему безработному) мужику придёт в голову соображение отказаться от пропивания денег? Подумаешь, на следующий год не пригласят, али сейчас на зимние работы не предложат остаться, ежели таковые возникнут? Когда это останавливало русича от пьянки, коли деньги в кошелях бренчат и выхода требуют. Вот и попёрся крепостной по грязи да под дождём, через лес — от своей заветной полянки к строителям лесной крепости. Раз работы не идут и погода непогодная — самое время бухнуть от всей души, невзирая на цены! Целых четыре бурдюка на себя навьючил, чтобы людей православных порадовать и счастье им принести, аки ангел святой. Только строители какие-то неправильные попались. Вместо того, чтобы барсетки развязать, самого Еропку повязали и в Беспутку (по непогоде!) отвезли. Стукачи хреновы, своей пользы не поняли и душу не отвели, шкуры продажные!

Михайла не стал применять карательные санкции класса "на конюшню, да, кнутами!" Такое воспитание редко помогает: завсегдатай конюшни — норма поведения для отдельных человеков. Поведенческий мазохизм проявляется. Поэтому поступили просто — начали загружать в подводы Ерофея с семьёй и всё, что он нажил за жизнь. Только вместо коровы денег дали, чтобы побыстрее до Воскресенского монастыря добраться. Лошадь крестьянина впрягли, раскормленного кабанчика упаковали, порубив на части, а птицу запихали в клетки, да в мешки. Уж кто только не заступался за бедолагу-нарушителя, да и жена его по грязи ползала, вымаливая у князя помилования непутёвого мужа. Многим хотелось хэппи-энда: прощения милосердного и исправления оступившегося мужика.

— Люди, не ждите от меня милости! Я этому семейству дал всё, что мог, чтобы поднять их из грязи да с колен. Разве плохо жилось последнее время? А Ерофей мне в душу плюнул, предав мой наказ! Нет у меня больше веры в него и не будет. Пусть живёт у другого хозяина и вволю нарушает всё, что захочет. Подарю его с семьёй и всем скарбом монастырю, раз он сам такой судьбы захотел.

Мальцев не признавал логику "первый раз прощается", прекрасно понимая, что дурной пример — всем примерам пример. Если кто-то не ценит доброго отношения, то не следует за такого держаться. Остальным же лучше понять, что жить нужно по правилам, кои озвучены хозяином, а не по своей хитрости. Лозунги "Кинул — считается!" и "Лохи — сами виноваты!" — составляющая часть демократии, как и безответственность, и индивидуализм, и бездумное всепрощение. Миловать убийц, признавая их людьми, могут только неполноценные Хомо Сапиенсы, именуемые гуманистами-либерастами. Да и то, когда лично их такое не касается!

Ларион, взяв дружинников, отвёл микро-обоз с изгнанниками и передал игумену. К дарственным документам прилагалось письмо от Михайлы, где излагался целый бизнес-план о возможном сотрудничестве. Пояснения давал Ларион, причём очень грамотно и внятно. Настоятель попросил время на обдумывание, тем паче, что кое-что зависело от португальского купца. На всякий случай, в Беспутку отправили толкового дьяка, разбирающегося в таких делах.

В начале ноября, Кузьма, с десятком ветеранов, отправился в Смоленск. Для ускорения передвижения по грязи дали заводных и добавили денег, чтобы покупать по дороге то, что не хотелось везти с собой. Португалец писал, что прибудет или в Кенигсберг, или в Ригу в зависимости от погодных условий и просил дать русских провожатых, чтобы проще было добираться. Что ни говори, но дороги имеют не только невысокое качество, но и изобилие прилагающейся бюрократии. Каждый норовит нажиться на иноземцах и урвать долю от их будущих прибылей. Денег не жалко, а вот время бесценно! Само по себе, мотание из конца в конец Европы — дело длительное и не хотелось его увеличивать из-за местечковых заморочек. Так что Смоленск являлся идеальной точкой рандеву, тем более слава "тигров Вяземского" доползла даже туда. Какой-никакой, но пиар, а значит и подспорье в пути. Душ Сантуш, перегрузивший в Риге своё добро с кораблей на телеги, добрался до Смоленска к первому снегу. Неделю потратили на перегруз в сани и, когда погода устаканилась, рванули с лихой поспешностью к Москве и далее.

Обоз, в основном, составляли дары природы Португалии и Вест-Индии. Вяленые, сушёные, свежие и, даже, в семенах. К ним, по описи, прилагался камикадзе, класса "мичурин португальский", знающий, как и что выращивать. Только "длинный дублон" и дружеский пинок Святой Инквизиции убедили прогрессора поселиться где-то между белыми медведями и заимкой Санта Клауса. В кортеж сопровождения входили двадцать отборных мушкетёров регента Португальского Педру Второго и тридцать доблестных кирасир Карлоса Второго, короля Испанского.