Акула пера в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович

— А мне разонравились! — отрезал я и, воспользовавшись тем, что на светофоре загорелся зеленый — сбежал.

Теперь постричься было делом принципа. Белозор, похоже, своей шевелюрой гордился. Тут так было модно, юноши и молодые мужчины щеголяли прическами типа Элвиса и Патрика Суэйзи в "Грязных танцах", или тех же "битлов". Короткие стрижки я видел у милиционеров, людей постарше или отставников, например — у того же Анатольича. Но — плевать. Главное — функциональность!

Еще в ателье схожу, чтобы вместо дурацких брючек сладить себе приличные карго, и к сапожнику. Уж объяснить, что такое кроссинговые боты, я смогу. Денег еще бы на всё это… Но — с Езерским сговорился, так что деньги, скорее всего, через пару недель перестанут быть проблемой.

Открывая тяжелую деревянную дверь Дома быта, я улыбался, стараясь не заржать в голос: попав в прошлое, я взялся искать клады, какая пошлятина! Но что еще я мог сделать? Я ведь не спецназовец, не бизнесмен, не инженер-изобретатель… Да и реципиент мой парень конечно хороший, но горы у нас с Герой свернуть явно не получится. Поэтому я просто обязан достать эти чертовы горшки с серебром, хотя бы для того, чтобы обзавестись машиной и 4 октября 1980 года ждать во всеоружии на автодороге Москва — Минск, у поворота на птицефабрику рядом с городом Смолевичи…

Убивать Горбачева и Ельцина? Не-е-ет, я лучше спасу Машерова.

* * *

До спасения Петра Мироновича было еще далеко, а вот меня нужно было спасать прямо сейчас. Эта женщина просто уничтожила меня и стерла в порошок одним взглядом своих слегка раскосых глаз с безуминкой. Словно кролик перед удавом я весь сжался и промямлил:

— Мне бы постричься…

— Через кассу! — раздалось громогласное.

— А где…

— В конце коридора! Вы как стричься будете — под полечку, под канадку, под шапочку?

Фак. Я думал — под шапочку только детсадовцев стригут.

— Под бокс, — выдавил я.

— А, так это модельная! Идите, оплачивайте…

Я ее натурально боялся. Она ведь стригла меня и через лет пятнадцать-двадцать, наверное, проработала тут всю жизнь… Сейчас ей было, около тридцати, но под мои детские воспоминания эта женщина явно подходила на все сто. Химзавивка дикого цвета, напряженные узкие губы, бегающий раскосый взгляд, будто сейчас достанет из-за спины топор и рубанет — всё это осталось частью моих ночных кошмаров…

Расплатившись на кассе, я вернулся и спросил:

— Куда садиться?

— На задницу! — ответила она и посмеялась, как будто здорово пошутила.

Смех был страшноватый. Из шкафа появилась простынь сомнительной белизны и вафельное полотенце. Полупридушенный, сидя в кресле, я смотрел на себя в зеркало со щербинкой и надеялся, что выйду отсюда живым. Зловеще заклацали ножиницы, зажужжала машинка — стрижка началась.

От парикмахерши пахло хлоркой и потом, она едва не сломала мне ухо, нещадно дергала волосы ножницами и не уставала напоминать о том, что я настоящий дурень, поскольку состригаю такие шикарные волосы. Честное слово, я заскучал по милым и вежливым девочкам-парикмахершам из частных салончиков, которые заполнили город в двадцать первом веке. Конечно, там крутили дурацкие клипы по телику, и пахло средством для снятия лака с ногтей, и чаще всего нужно было записываться заранее — но, по крайней мере, не было ощущения, что ты находишься в мюзикле про Суинни Тодда.

И сраным одеколоном в лицо никто не прыскал!

— А-а-ай! — не удержался я, когда едкая жидкость попала пряма в глаза.

— Ты погляди, какой нежный!

Конечно, предложить помыть мне голову ни у кого и в мыслях не было, и обрезки волос нещадно кололи шею и спину, но мельком глянув в зеркало я довольно хмыкнул: обновленный Гера мне нравился гораздо больше. Этот парень был явно пожестче и порезче, чем тот тюфяк с каштановыми локонами!

Бокс — такая стрижка, которую очень сложно испортить, да и Белозор в отличие от меня-настоящего был эдаким симпатягой. Но я всё-таки решил, что обязательно узнаю, где в городе есть другие парикмахерские.

— Ну, всё, иди… — поторопила меня парикмахерша. — Следующий!

Следующим был лысеющий мужчина из тех, что любят отращивать на одном боку прядь волос и зачесывать их через всю голову.

— Двери закрывай, не в сарае! — раздалось мне вслед.

Я с наслаждением ляпнул дверью так, что внутри что-то грохнулось и задребезжало. Проклятья парикмахерши стали боевым маршем, под который я покинул Дом быта и пошел прочь.

* * *

Глава 9, в которой смотреть на звезды — это насущная необходимость

Это считалось несколько необычным и в моем времени, а здесь и вовсе — верхом экстравагантности, если не сказать больше. И совершенно точно — со мной подобного ни здесь, ни там не случалось.

Самая крутая тачка в городе остановилась прямо передо мной, из открытого окна высунулась сногсшибательная красавица и помахала ручкой:

— Гера! Садитесь, подвезу!

Честно говоря, я почувствовал себя неловко. Но, в конце концов, нам действительно было по пути! Ждать автобуса, когда есть возможность доехать до дома с ветерком — это верх тупости. Тем более, на противоположной стороне улицы Советской ожидала транспорта товарищ Май — и пристально за мной наблюдала.

Как же? Преданный и безотказный Белозор уплывал из ее прекрасных когтистых лапок! Думается мне — именно эта токсичная барышня стала причиной того, что Герман Викторович до семидесяти лет ходил в холостяках. Такие ведь всю душу вынуть могут — и им мало ещё будет. Мелькнула крамольная мысль: а не внучка ли нашего Белозора моя одноклассница Мариночка? Волнистые каштановые волосы и у нее и у матери очень на Герину шевелюру похожи…

— Большое спасибо, Таисия, очень меня обяжете… — я открыл пассажирскую дверцу и уселся на легендарный "большой диван".

Всё-таки "Волга" — та, которая "танк во фраке", с акульей пастью и оленем на капоте — это нечто! А когда за рулем — прекрасная девушка в коротком, выше колен платьице и изящных босоножках — это добавляет автомобилю сотню очков бонусов! С другой стороны улицы и авто, и его необычного водителя явно заметили. Если бы взглядом можно было прожигать — автомобиль и Таисия уже плавились бы от свирепого взора Машеньки Май. Как же! Кто-то посмел оспорить лавры первой красавицы города?

Взревел мощный мотор, и машина резво побежала по полупустой улице.

— Это вы меня очень обязали, — сказала Тася. — Сначала баня, потом — книги, и песочница… Вам когда-нибудь говорили, что вы очень хороший? И стрижка новая вам идёт, кстати.

Я подавился какой-то общей фразой, которую хотел выдать для завязки беседы, мысли в голове совершенно спутались, и потому сказал первое, что пришло на ум:

— Я не хороший. Я эгоист. Мне очень нравится, когда я нравлюсь людям. Истинное удовольствие получаю! Вот, например, что мне стоило сделать песочницу? Четверть часа, четыре досочки! А от девочек ваших — искренний восторг и восхищение, и я чувствую себя чудотворцем и Гераклом в одном лице. Мол, весь такой могучий и великий! Понимаете? Эгоизм чистой воды!

— Побольше бы таких эгоистов! — рассмеялась она, тряхнув головой.

Ветер из окна растрепал светлые Тасины волосы, она отняла руку от рычага коробки передач и поправила их грациозным движением. Я откровенно любовался этой молодой женщиной. Двое детей в ее возрасте — и так шикарно выглядит… А какой у Таисии возраст? Двадцать пять? Двадцать семь? В наше время многие дамочки — ее ровесницы только начинали задумываться о замужестве, грезили "самореализацией", "личностным ростом" и карьерой… А тут — машину водит, двух дочек растит, тренер по биатлону и всё такое… Ну да, Пантелевна говорила, что ее племянник, который папаша Таисии — какая-то важная шишка в Мурманске. Не то по партийной, не то по советской линии — но что-то жирное, на уровне обкома. Но всё равно — молодец она, большая молодец!