Игрушки. Выше, дальше, быстрее - Артём Рыбаков

Тотен встал и снова двинулся к селу вдоль опушки. Пройдя шагов пятьдесят, он понял бесполезность затеи. Опушка поворачивала, из-за чего поле зрения сужалось еще более. Вдруг на забор третьего дома, который все еще был виден, вскочил какой-то «гарный хлопец» и принялся размахивать светлой тряпкой. «Мать трулялять!» – подумал Тотен – «похоже мы вляпались в историю». Он вскинул винтовку, прицелился. Пока мушку с целиком совмещал, «хлопец» уже спрыгнул с забора (видимо, там какое-то строение за ним). «Да, не быть мне чемпионом по практической стрельбе в ближайшее время» грустно улыбнулся Тотен и снова принялся искать местечко для засады. Упав под ближайшим пеньком, Алик бросил взгляд на часы, оставалась пара минут. Тотен вытянул правую руку вперед, пальцы подрагивали. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Напряжение немного отступило, руки перестали дрожать. Взгляд на часы. Время. Решив не тратить патрон понапрасну, Алик приглядел дерево, сел, прицелился, выстрелил. Пуля вошла ниже дупла, в которое он метил. «Нужно будет чуть повыше брать» – подумал Тотен, снова поворачиваясь в сторону дороги. «Уходить на сто метров вглубь леса, ага. А тот хлопец наверное пчел призывал, Копатыч недобитый. Сейчас прилетят пчелки». Мысли неслись вскачь, тело начала пробивать легкая дрожь, смесь страха и возбуждения. «Если Тоху запалили, и этот пенек деревенский сигналил гансам, то хреново дело. Махал он в мою сторону, значит и поедут оттуда. Стало быть сваливать отсюда резона нет. Заберут и повезут обратно.» Послышался шум мотора, через минут показался мотоцикл. Трое немцев. «Если сниму водилу на обратном пути, у Тохи будет время свалить. Он быстрый, сможет».

Мотор заглушили почти сразу, как только мотоцикл скрылся из виду. «Точно за Тохой приехали» подумал Тотен не вдаваясь в детали, почему за одним парнем пригнали целый расчет.

Адреналин зашкаливал. Держать себя в руках становилось все труднее. Пот, струившийся по лбу, начал заливать глаза. И тут послышались выстрелы. Громкий хлопок «гладкого» и пара коротких очередей. «Похоже наши сопротивлялись, но не долго» пришла в голову траурная мысль. Тотен решил задержаться, надеясь непонятно на что. Все же мнение о друге и его умениях было настолько высоко, что просто «похоронить» его Алик не мог. «Если я чего решил, выпью обязательно» вспомнилась строчка из Высоцкого. Вжавшись в землю, Тотен внимательно смотрел на околицу, до боли сжимая карабин. Снова завели мотор.

Затвор передернут, патрон в патроннике, палец на предохранительной скобе. Давайте голубчики! Сначала в поле зрения появилась пара бойцов в форме красной армии, а затем мотоцикл. Значит не зря ждал! «План прежний, снимаю водилу, а дальше «Император защитит». Вдох-выдох. Задержав дыхание, Тотен положил палец на спусковой крючок. Внезапно мотоцикл свернул к лесу, прямо на него. Мотоциклистов закрыли бойцы РККА. «Мать!» Стрелять «через» бойцов Тотен не мог, боялся попасть в «своих». «Влево, уходи влево, потом стреляй и снова влево и в лес!». Рывком поднявшись, Тотен пробежал метров сорок, развернулся, присел на колено и, едва прицелясь, выстрелил. Мимо! Черт! Уже дернувшись отходить, Тотен с удивлением увидел, что красноармейцы, вместо того, чтобы разбегаться в разные стороны залегли. «Они что с ума посходили?!» только успел подумать Алик, как услышал оклик Тохи.

На улице раздались звуки мотоциклетного мотора.

«По нашу душу, соколики прилетели. А что мотоцикл – это есть гуд!» – подумал я, приникая к щели в двери.

«Представитель мелкобуржуазной прослойки» выскочил на двор и пинками погнал «пресловутого Семёна» открывать ворота.

«Ой-ёй-ей» – подумал я, когда на двор въехал мотоцикл с тремя, гордо восседающими на нём, вояками, поблёскивающими горжетками фельджандармерии. Насколько я помнил, эти типы были чем-то вроде нашего ОМОНА: въедливыми и грубыми. Только если наши «правоохранители» возникшие проблемы решали с помощью армейских ботинок сорок-последнего размера, то эти не скромничали, стреляя в каждого, кто им не нравился. Из прочитанного, я помнил также, что полевая жандармерия начала «профилактические» расстрелы практически сразу после начала войны, когда и партизан ещё в помине не было. Эти в сарай не полезут, куркуля, скорее всего пошлют.

Согласно своему первоначальному замыслу, я планировал спрятаться над дверью, но приходилось играть на чистой импровизации.

– Так, план меняется! Я выйду первым, ты лейтенант – валишь этого борова, а ты, пехота, вылетай вслед за мной. Можешь никого не обижать, но отвлеки их. Лады? – в спешке я забыл обо всей вежливости.

Когда заскрипел засов двери, я стоял примерно в метре от выхода, всем своим видом демонстрируя смирение и готовность к сотрудничеству. Как я и думал, первым в проём заглянул «радушный» хозяин:

– А ну! Вылазь, сволота.

– А? Что?

– Вылазь, говорю!

– Да-да, конечно…

Что происходит внутри сарая, этот гад видеть не мог, так как яркое солнце, уже сильно склонившееся к западу, било ему в глаза.

– Вы поесть принесли?

– Ща тебя покормят, убогий! А ну вылазь, кому сказал.

Потирая правую щёку, я выбрался на улицу. Немцы стояли равнобедренным треугольником, основанием которого служил сарай. Продолжая изображать студента консерватории, заблудившегося в славном городе Люберцы году этак в 86-ом, я сделал пару неуверенных шагов по направлению к воротам.

– Ком, ком, – подбодрил меня низкорослый унтер, стоящий слева от меня.

«Так, у всех троих – автоматы. Ну да, это же жандармерия, им положено. Ух, ты!» – это я заметил, что у немца, стоявшего точно напротив сарая, на плече висит ППД. У меня за спиной раздались вопли куркуля:

– А ну следующий вылазь! – орал он как потерпевший, вглядываясь в полумрак сарай.

И тут я оступился. Точнее, так показалось немцам. На самом деле я, хитро подвернув стопу, начал «падать» в направлении того фрица, что стоял с нашим автоматом. При правильном исполнении этого трюка у жертвы должно создаться впечатление, что я упаду плашмя. Вполне естественно, что «фриц» сопроводил предполагаемую траекторию моего падения стволом автомата.

Я же, оттолкнувшись ногами и сгруппировавшись в воздухе, сделал длинный кувырок, и, крикнув «Бей!», оказался слева и чуть позади немца. Вставая, я развернулся. Моя правая ладонь подбила локоть одноимённой руки противника, ещё больше направляя ствол пистолета-пулемета в землю, а левая, в которой была зажата деревянная «заноза», совершила рубящее движение сверху вниз. Берёзовый «кинжал» вошел в основание шеи фашиста сантиметров на пять, не меньше. Из сарая раздался воющий крик куркуля и сдвоенный выстрел гладкостволки.

Двое немцев оказались в положении буриданова осла. Провожая меня взглядами (и стволами), они невольно отвлеклись от сарая, но вбитая войной привычка реагировать на стрельбу, сработала против них. Когда «кулацкий недобиток», получив ножом в пах, саданул от боли из обоих стволов куда-то в полумрак сарая, оба фельджандарма присели и повернулись в сторону хорошо знакомой угрозы. Это позволило мне сдернуть ППД с плеча «моего» клиента, и, уперевшись ему в спину, толкнуть дергающуюся тушку на того из немцев, что стоял справа от входа. Уж что-что, а толкать я умею. По странному стечению обстоятельств, в зале, где я иногда провожу вечера, физически развивая подрастающее поколение, я – самый лёгкий. А, когда три раза в неделю кидаешь и толкаешь молодых людей, превосходящих тебя массой килограммов на 20-25, это весьма способствует выработке правильной техники. Немец пролетел два метра и обрушился на своего ещё живого сослуживца. Пока они барахтались на земле, я успел передёрнуть затвор «дегтярёва» и короткой очередью срезать последнего стоящего на ногах «фрица».

Из двери, подобно маленькому самуму, вылетел пехотный сержант – как раз вовремя, чтобы увидеть как я, вскинув к плечу ППД, двумя короткими очередями довершаю разгром противника.

Осознав, что пока мне помощь не требуется, он развернулся и врезал палкой по затылку стоящему на коленях «кулаку». Воющие причитания стихли, и вражина повалился ничком.

– Товарищи бойцы, выходите. – Сказал я в сторону сарая.

Тут мой взгляд упал на молодого парня, пытающегося спрятаться за поленицей, что стояла в глубине двора. Проанализировав ситуацию, я понял кто это:

– Семён, куда это ты собрался? Парень замер, и скосил глаза в мою сторону.

– Иди ка, мой сладкий, сюда, – ласково-угрожающе позвал я его. Из сарая показались окруженцы, несущие на руках лейтенанта-гэбэшника.

– Бойцы, сажайте товарища лейтенанта в коляску. Сержант, да брось ты палку то! Вон автомат лежит.

Пехотинец быстро бросил бесполезный уже кол и метнулся к застреленному мной немцу. Я же принялся освобождать тела «сладкой парочки» от оружия, амуниции и документов. Пока я, сидя на корточках, обшаривал карманы жандармов, сержант вооружился и подошёл ко мне: