Вкус свежей малины - Изабелла Сова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, тут сплошные парочки. Идем дальше. Есть. Они просто созданы для нас. По крайней мере, на эту единственную ночь. Третий или четвертый курс. Джинсы, кроссовки, футболки с эмблемой «Майкрософта». Побриты одноразовой бритвой (одной на всех?). Самый высокий будет мой.
— Самый высокий мой.
Эва бросает на него взгляд и делает вид, будто утирает слезу. Будто она так огорчилась. Но тут же прячется за какую-то парочку. Если Высокий увидит ее, у меня не останется никаких шансов. Рядом с ней шансов нет ни у кого, потому что Эва — это польская Сельма Хайек. Смуглая кожа, кошачьи глаза цвета горького шоколада, небольшой пухлый рот и ураган черных волос. Это несправедливо, когда у одной столько волос, а другая тратит целое состояние на бальзамы, репейное масло, а толку никакого. К тому же ей, везушнице, не нужно думать о похудании. Она может нагло уплетать все, что только захочет. А я? С драконом диеты я кое-как справилась, но продолжаю навещать доктора Губку. Когда мы идем вместе с Эвой, я превращаюсь в невидимку. Это я-то, стройная блондинка с невинным взглядом. Все только и пялятся на мою спутницу с округлыми формами и глазами Сельмы. К счастью, Эва — верная подруга и моих парней не привораживает. Вот и сейчас она исчезла из поля зрения. Я приближаюсь к Высокому. Примерно под 190 сантиметров, так что, наверно, выдержит. Крепкие плечи, видно, качается. Шатен, голубые глаза. Журнальная красота, как говорит Иола. Он взглянул на меня, потом еще раз. Ну вот, контакт установлен. Он улыбнулся. Носик действует. Мы танцуем вместе. Он угощает меня своим пивом. Перерыв. Из репродукторов несется идиотская реклама. Мы бежим за пивом, потому что через несколько минут последний исполнитель. Казик. Это его дожидается большинство собравшихся.
Выступление Казика — гвоздь ювеналий, их сущность, нерв и соединительная ткань. Высокий быстро добыл пиво, и мы мчимся обратно. Еще целых пять минут. Оборотистый парень этот Высокий. Я тяну его на старое место. Там ждут Иола и Эва. Вон они стоят и пьют пиво приятелей Высокого. И вот наконец выходит он! Казик! Начинает он с «Барашка». Высокий сразу усек, что я почти ничего не вижу, и предложил свои плечи. Раз, два — и я вспрыгнула на них. «На ней веночек из ромашек, в руке зеленый стебелек. А перед ней бежит барашек, над ней порхает мотылек», — распеваем мы. Одно огромное стадо поющих барашков с восторгом в глазах, с поднятыми вверх руками. Я голову дала бы на отсечение, что воздух зароился мотыльками и бабочками. Капустницы, лимонницы, махаоны, адмиралы. Кто-то подает мне зажигалку, и я держу ее над головой. Господи, ради таких минут стоит жить! Стоит гореть. Надо дать Высокому отдохнуть. А теперь моя любимая: «Лево, лево, лево, loff, loff, loff, loff». Я опять на плечах. Вокруг меня море голов и лес рук. Мы раскачиваемся в ритме труб. А на сцене Казик со светлой гривой и в красной рубашке откалывает свои коленца. Румба Казика, как говорит Эва. О, пусть этот миг длится и длится. Пусть он никогда не кончается.
Молодчина Высокий, а я даже не знаю, как его зовут. Наверно, Петрек, а может, Марцин или Михал. Пусть немного отдохнет на «Песне молодых гребцов». Рядом несколько человек сбились тесным хороводом и кружатся, топча соседей.
Мы отодвинулись от них и оказались рядом с Эвой. Уж не снится ли мне это? Высокий не обращает на нее внимания! Ставлю ему 100 очков! Эва приклеилась к какому-то крепкому блондину в рубашке с эмблемой «Эппл». Мы с ней перемигиваемся — отличные барашки попались нам в этом году. Мы обе ждем «Польшу». Вот она! «Рассветные зори, рассветные зори, шагаю я в Сопоте берегом моря, по грязному пляжу, где пахнет мазутом». И когда мы вместе с Казиком поем припев: «Польша! Живу я в Польше, живу я в Польше, я здесь живу, я здесь живу!» — то забываем об алчности политиков, очередной хромающей реформе, о четырнадцатипроцентной безработице и отсутствии перспектив. Мы горды, что живем именно здесь, в этой бедной, униженной, загаженной маленькой стране, зажатой между Германией и огромной Россией, верней, тем, что от нее осталось.
— Не сейчас, когда будет «Селина», хорошо?
Он кивнул.
А вот и «Селина». Высокий танцует, а с ним вместе над пульсирующей толпой танцую и я. «Колышутся руки. Два странных цветка, нагая Селина в балете…» Звучат саксофоны, я кручу курткой. Она опять снялась у меня вместе с блузкой. Однако после четырех кружек пива не так-то просто попасть на нужные пуговицы, но спокуха — это не атомная электростанция. Кружат звезды. Над сценой мигают огоньки. Синие и зеленые. Желтые. Что такое счастье? Песня Казика. Море молодых голов. Терпкий майский воздух. Крутить курткой над вспотевшей толпой.
Но уже конец. Высокий весь взмок от усталости. Я тоже, но хорошо, что хоть не чувствую холода. А холодно, потому что пар от всех идет, как от чайников. И еще я пока не чувствую боли в ногах от скакания в течение двух часов. Вот завтра будут трудности с ходьбой. Но это только завтра.
* * *И после ювеналий.
— Встала я утром с кровати — и сразу бух на спину, — сообщила нам Иола. — Видать, старею. Еще год назад я могла прыгать полночи.
— Я тоже с ювеналиями кончаю. Это не для моей печени, — простонала Эва.
— И не для моей кожи, — проскрипела я хриплым басом. После вчерашнего пения голос у меня стал на октаву ниже. — Я столько денег потратила перед праздником на косметичку. Вы посмотрите на мой лоб.
— Как будто ты не смыла маску из клубники, — оценила Иола.
— Огромное спасибо. Ты умеешь утешить.
— А мне ты и такой нравишься. Особенно слева в профиль. В точности Уиллис.
— Ничего не понимаю, — прохрипела Иола. — Какой еще Уиллис?
— Просто у нас свой шифр.
— Лучше расскажи, как ты до дому добралась, — поинтересовалась Иола.
— Я думала, вы меня отбуксировали. Нет?
Эва помотала головой.
— Ты скрылась от нас перед выходом.
— Тогда не знаю. Для меня это тайна.
Некоторое время мы сидели, слушая шум дождя.
— Кажется, у меня потихоньку проходит, — сообщила Иола.
— А у меня в голове по-прежнему рассыпанные пазлы, — прохрипела Эва.
— К утру уложатся, — утешила я ее.
— Да уж хорошо бы. Меня ждет важное свидание.
— С барашком? — заинтересовалась Иола. — Кстати, интересно, как наши носильщики.
— Наверно, лечат ожоги на шее и натертые плечи. По крайней мере, мой. Выдержал пять песен. А держать было что — я прибавила три килограмма, — похлопала я себя по бедрам.
— Все равно ты весишь меньше Эвиты.
— Но у Эвы всюду мяконько. А я как зонтик с торчащими спицами. Острые бедра, острые локти и лишь местами целлюлит…
— Длинный выглядел очень даже довольным. Ты оставила ему координаты?
— Нет, я растворилась в толпе. Зачем портить прекрасные воспоминания? Ну, встретились бы мы при ярком солнце — и все развеялось бы. А так я всегда буду помнить ювеналии, проведенные с Прекрасным Незнакомцем.
— Можешь не объяснять, — прервала меня Иола. — Ты просто бежишь от действительности. Стоит появиться хорошему парню, как ты тут же берешь ноги в руки. Ты предпочитаешь вздыхать вдалеке. Идеализировать.
— А даже если так?
— Тогда потом не жалуйся, что ты одна. Эва, у тебя тоже застой? Директор предпринимает какие-то шаги?
— М-м-м… Завтра в одиннадцать ноль-ноль я должна быть у него в кабинете. Потому я так старательно работаю над укладыванием пазлов.
— Ты должна прийти в чулках или без?
— Без, но зато в цепях и с хлыстом, — разозлилась Эва. — Тебе так нравится говорить гадости?
— Но я же просто пошутила, — обиженным голосом ответила Иола. — Хотела расшевелить тебя, прежде чем за это возьмется директор.
— Иола! — заорала я.
— Господи, Малина. — Эва схватилась за голову. — У меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Ну нигде покоя не найти. Пожалуй, пойду-ка я домой. У кого-нибудь есть желание оттащить меня на себе?
— Мы ведь тоже с похмелья, но я могу всех прокатить на такси. Виктор устроил мне работу на каникулы.
— Везушница. А я еще даже не начала искать.
— Можно подумать, что я рассчитываю только на везение, — прохрипела Иола. — Просто я выбираю полезных людей.
— Благодарим за признание, — бросила Эва.
— Я имела в виду Виктора и его знакомых, — объяснила Иола. — Ну, а что до вас, то дружба с двумя стрекозами еще никому вреда не причинила.
29.05. Сессия на носу, так что надо расслабиться. Кислородом подышать. Вот только где?
— Пошли со мной по магазинам, — предложила Иола. — Поможете мне выбрать платье.
— Подвенечное? — спросила Эва. — А чего, пошли.
— Ты покупаешь или берешь напрокат? — спросила я.
— Ясное дело покупает. Кринолин. Я права? А венчаться она поедет в тридцатиметровом «линкольне».
— Откуда ты знаешь?
— Твоя мама рассказала мне по телефону. И подружки будут точно в таких же платьях, а визажист приедет из самой Варшавы, с телевидения.