В Розовом - Гас Ван Сент

Будь мы все менеджерами, мы бы их понимали. Я пытаюсь. Пытаюсь отнестись к ним с пониманием. Так уж устроен рекламный бизнес. Впрочем, и кинобизнес тоже — потому что там свои корпорации.

Хотелось бы думать, что предок режиссера инфорекламы — пещерный художник, при свете факела рисующий оленей и звезды на стенах закопченной пещеры… Но скорее всего это сказочник. У сказочников такие же проблемы: добиться расположения несговорчивой аудитории. В доисторические времена за плохую сказку соплеменники забивали насмерть камнями. (Сегодняшнего рекламиста забивают низким баллом заскучавшие зрители.) Смерть за то, что рассказал не ту сказку? Или ту, но не так? Может, слишком затянул с развязкой, заставил скучать свою вонючую пещерную аудиторию, что слушала одним ухом, обжираясь тухлой олениной? На прошлой неделе эту сказку им рассказывали лучше. Вполне возможно, тот же самый сказочник! Вот его и убивают… а почему нет?! А потом съедают.

То же самое ждет рекламиста, «толкающего» плохой проект ролика вонючим менеджерам, которые обжираются свежим суши при свечах (тоже атавизм). Если рекламист рассказывает плохо или проект их не устраивает, менеджеры убивают его в переносном смысле. А потом съедают.

Проект ролика — лживая история, симуляция реального воздействия на зрителя. Легче протолкнуть проект, чем продать товар, потому что менеджерам можно говорить что-то типа «И тогда зрители захотят купить наш товар». А в самом ролике нужно заставить зрителей поднять трубку и позвонить. Будет гораздо лучше, если удастся протолкнуть проект без подобных костылей. Впрочем, менеджеры могут и не заметить, какой ты сегодня умный.

И еще одно отличие: мы продаем проект менеджерам. А смысл ролика — продать товар зрителям.

Баз Пост, «настоящий» саскватчский режиссер, который регулярно проталкивает свои фильмы в Голливуде, рассказывал: если он начинает с сюжета о жирафе, но реакции нет, он переходит на сюжет о медведе; если медведь нагоняет на менеджеров сон или их раздражает, он переключается на змею (его слова, не мои).

— Вот и выходит, — заключает Баз, — что у водопоя в городе Кино ты знакомишься со столькими зверями, что уже и не знаешь, в Голливуде ты или в джунглях. Ха-ха! — Баз не упустит возможности пошутить, пусть и плоско.

Я ему завидую и поэтому, признаюсь, его недолюбливаю. С другой стороны, как говорится, живи и давай жить другим.

Баз считает, что хороший фильм — это просто фильм с хорошим сюжетом.

— У тебя может быть отстойная озвучка, плохие актеры, рваная логика, никудышный оператор. Но если есть сильный сюжет, все сойдет с рук. Ради хорошей истории зрители стерпят все.

Это самая демократичная сторона кинобизнеса, — продолжает Баз, — потому что интересную историю может рассказать любой. Вон возьми стариков, что сидят под универсамом. Раз в году какой-нибудь Клем-молчун вдруг соберется что-то рассказать. Так радости нет конца! Потому что у Клема самые лучшие истории.

Знаешь, Спанки, у меня есть знакомая, которая рассказывает вообще без передышки. Одну за другой — начинает, не успев войти в дом, и заканчивает, только когда за ней закроется дверь. Настоящий поток сознания. Если иногда вмешиваться и направлять его в нужное русло, ты услышишь истории не только о ней самой, но и из жизни ее родителей, друзей, уличных прохожих. Ты узнаешь, о чем она мечтает, что хотела бы изменить в прошлом, настоящем или будущем, реальном или воображаемом. И вся эта нарративная проза извергается из нее по любому поводу и со всеми подробностями. Она как телевизор, постоянно переключающийся с канала на канал, причем почти все рассказанное — прекрасный материал. Фильтруй она свою речь хоть немного — была бы гением. Если бы я записал на магнитофон хотя бы одну нашу встречу, мне хватило бы сюжетов на два-три фильма.

Я говорю это все потому, что начинающий режиссер не имеет права жаловаться: «У меня нет хороших сюжетов». Он их просто не замечает, а сюжеты роятся вокруг весь день и даже ночью, во снах.

(Гм…)

Люди любят, чтобы им рассказывали одну и ту же историю.

(Баз, как обычно, увлекся.)

Проблема сюжета перестает быть проблемой, если помнить, что нужно снимать то, о чем все слышали тысячи раз.

Стоит кому-то рассказать интересную историю, как кто-то другой обязательно пропищит: «Из этого получился бы классный фильм». Знакомые события в привычной последовательности: классическая история, которую мы уже слышали. Достаточно новой упаковки, и выйдет «классный фильм». Умный, интересный, оригинальный, захватывающий, воспитательный, с изюминкой — и всем прекрасно известный.

Видел, как ребенок просит сказку, которую ему уже читали столько раз, что порвалась обложка, а мама перепоручила опостылевшее дело бабушке? А при виде новой книжки ребенок бьется, в истерике: хочу старую! Взрослые ничем не отличаются. Им просто нравится думать, что эта история чем-то отличается от той, что они уже слышали, но всегда оказывается, что они хотят услышать одну и ту же историю. «Хорошая» на самом деле значит «знакомая».

(Иногда База прямо не унять.)

Свифти не похож на других. Он прыгает с высоких зданий. У него красивый зад, и он этим пользуется, играя с людьми. Он один из лучших ведущих, когда-либо попадавшихся искателям талантов Лас-Вегаса. Но на его поведение начали жаловаться. Дело в том, что он хочет уйти — и не может. Не может не сниматься, как алкоголик не может не пить. В работе он нашел себя, хоть и не совсем. Жаль, что не совсем, а то ему было бы гораздо лучше. Надеюсь, еще не все потеряно. Может, наконец он найдет отца. Вот из-за чего все беды! У него нет отца. А он ему так нужен! Увидев, что ты к нему неравнодушен, он начинает вести себя так, словно ты его отец. И в один прекрасный момент очень тебя обижает каким-нибудь словом или поступком. А потом об этом забывает. Его отец, наверное, тоже забывал. Странно.

Он любит прыгать с тросом. Это его самое любимое занятие и, думаю, останется таким до конца. В Лас-Вегасе он часто прыгает с отеля-казино «Мираж».

Он дружил с Феликсом, и тот его защищал. Он понимал Свифти, но тоже не мог ему помочь. Как-то Свифти рассказал мне о единственном разе, когда он занимался с Феликсом сексом.

Это было во время съемок ролика о «Флэй-мексе». Они устроились на заднем сиденье теплого «виннебаго», взятого Феликсом напрокат. Феликс нежно снял со Свифти рубашку, встал перед ним на колени и начал медленно растирать ему грудь и живот. Свифти лежал, не выпуская из руки косяка.

— Боже, как я хочу, — сказал Феликс, по словам Свифти.

Свифти смотрел, как Феликс спускает брюки — оказалось, на нем не было нижнего белья — и его член выскакивает из брюк и встает перпендикулярно телу.

Феликс посмотрел на свой член, а Свифти почувствовал, как его собственный тоже набухает все более сильными толчками в такт заколотившемуся сердцу…

Вот и все, что он мне рассказал.

— Почему ты не расскажешь мне остальное, Свифти?

— Потому что это личное, чувак. Ясно? — ответил он.

Я слыхал страшную историю об отце Свифти. Тот держал дома доберман-пинчеров, и, когда он умер от передозировки, оголодавшие псы отгрызли ему голову. Странно: я и не думал, что на голове много мяса. Хотя, может, они выели мозг.

Неудивительно, что Свифти прыгает с высоток.

Феликс защищал Свифти. Он защищал его и заботился о нем.

Вспоминаю, как мы с Феликсом гуляли в Японии. Мы в Киото, идем вверх по туманному холму к буддийскому храму. Феликс смеется, потому что мы прошли уже несколько миль, а он на это не рассчитывал и надел шлепанцы с веревочной подошвой, которые быстро протираются. Вокруг молодые японки, махающие изображениями лица Феликса, сделанными в стиле «оригами». Дары от футуристических (?) существ из измерения продвинутого дизайна.

Хотя Феликс и слыл самым талантливым актером инфорекламы Лас-Вегаса, не найдется такого контракта, который мог бы его вернуть, такого выгодного предложения, которое изменило бы решение судьбы. В последний раз его видели в гнилой канаве города, где он стал известным. Города, который он так ненавидел и в котором так нуждался… Но горячка Лас-Вегаса его сожгла. Всякий раз, когда я думаю о своем друге, в горле стоит маленький комок.

Он всегда отстаивал права обиженных.

В газетах печатают все новые репортажи о людях, обманутых Двоими. Они разочарованы: их должны были куда-то «вознести». А теперь Двое пропали. Со всеми собранными деньгами — своеобразной гарантией участия в «вознесении». Дураки. Некоторые даже продали свой дом. Двоих объявили в розыск.

Очень жаль: я хотел с ними познакомиться. А может, и не жаль: я тоже отдал бы им все свои деньги, пусть их и немного. Но теперь Двое в бегах, и мои деньги и вера в безопасности.

Глава 12

По утрам я думаю о сделанных мною ошибках. Думаю о покупательской лихорадке, которой заразился до того, как стал банкротом. Я ведь знал, что лежит на каждом складе и сколько это будет стоить в любое время года. Я следил за всеми распродажами мужской и женской одежды, автомобилей, продуктов и путевок. Но моей самой большой страстью были лесопогрузчики и другие тяжелые машины. Эта страсть превратилась в мое главное дело в ущерб привычной жизни рок-звезды. Друзья беспокоились и все же потакали мне, потому что, собираясь что-то купить, просили совета.