Черный Легион: Омнибус (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон

Я снес пленку напрягающейся плоти с тела моего брата, содрав ее с него при помощи жестокого телекинетического рывка. Большая часть ее конечностей оторвалась и осталась трястись на доспехе Джедхора. Я дал существу половину мгновения побиться в воздухе, пока оно содрогалось и пыталось прыгнуть на меня, а затем взмахом руки разнес его о консоль управления невесомым облаком кристаллизовавшихся пузырьков крови.

Возвращайся на корабль, — отправил я импульс Джедхору, стоя над ним и защищая его, давая время вновь подняться. На палубу лился поток демонической плоти, извергающийся из ширящегося прохода. Создания становились крупнее. Чем дольше я держал врата открытыми, тем более сильные обитатели варпа сквозь них пробирались. Я погрузил топор в глотку чего-то гибкого и насекомоподобного, жалея тот пораженный кошмаром разум, который придал существу форму, кому бы он ни принадлежал. Джедхор сумел встать на ноги, из его горла все еще выходил пыльный воздух.

— Колдун, — раздался в воксе искаженный помехами голос.

— Леор.

— Хайон, — ему не хватало дыхания, он сражался, убивал, бежал. — Они сожгли наш десантный корабль. Можешь нас отсюда вытащить?

Когда я сконцентрировался на Джедхоре и разломе, откуда на нас изливались нежеланные подарки в виде демонической плоти, то отвлекся и абстрагировался от общего вокс-канала. Голос Леора снова вернул меня туда, заставив обратить внимание на общую картину боя. Признаюсь, с того момента, как Пожиратели Миров и Сыны Гора бежали с командной палубы, я списал их со счета как мертвецов.

Не стану разжевывать этот вопрос — Дети Императора приставили всем нам клинок к горлу, и вскоре «Его избранный сын» уже должен был кишеть воинами Третьего Легиона. На сорвавшееся спасение Леора и Фалька легко оглядываться назад с холодной расчетливостью, особенно при том, что я знал, что могу открыть канал отступления, не заботясь об одиноком десантно-штурмовом корабле «Грозовой орел», который мы оставили в западном ангаре третьего уровня.

— Я могу забрать вас на «Тлалок», если вы вернетесь быстро.

Леор оказался первым. В условиях нулевой гравитации его доспех окружал ореол тянущихся за ним жемчужин крови. Он влетел в зал мостика, зубья цепного топора беззвучно вращались. Следом так же неаккуратно в окружении кровавых кристаллов вплыли несколько его воинов, которые вжимали активаторы крутящихся цепных топоров.

Леор с ворчанием прикрепился сапогами к палубе рядом со мной. В тот момент я ощущал в нем две вещи: во-первых, отвращение при виде того, что появлялось из открытого канала, а во-вторых, напоминающее удары молотка по гвоздю давление его черепных имплантатов — тех жестоких усилителей агрессии, которые столь примитивно встроили в его мозг. Они вбивали ему в сознание жар кузнечной топки, обжигая нервы и вызывая болезненное подергивание лица.

Я сжал руку в кулак, дробя кости шарообразной твари, которую держал на весу телекинетическим захватом. Она распалась на части, растворяясь в процессе умирания.

— Идите, — обратился я к семерым оставшимся Пожирателям Миров. Щель в пространстве обладала такой глубокой беззвездной чернотой, что казалось, будто смотришь внутрь чего-то живого. — Идите внутрь.

Я передал: «Идите», присовокупляя вес своей воли, чтобы распоряжение пробилось сквозь пропитанное кровью марево в их израненных мозгах. Воины в красно-медном облачении побежали, прорубаясь через возникающих Нерожденных на пути в проходу.

Ах, похоже, что у нас на борту неожиданно оказались Пожиратели Миров, — с сухим раздражением передал Ашур-Кай.

Сколько?

Шесть.

Будет семь.

Хайон, я бы предпочел, чтобы ты удосужился потратить секунду и предупредить меня. Мои рубрикаторы едва их не уничтожили.

Поблизости появились еще души. Я воспринимал их как шепот наполовину услышанных слов и осколки чужих воспоминаний.

Через восточные двери стратегиума вплыла разрозненная группа Детей Императора в доспехах, окрашенных в черное, серебристое и пастельные тона розового и кораллового. Несколько из них ползли по стенам и потолку. Все они смотрели на меня, а передние вскинули пистолеты с болтерами в нестройном единстве, знакомом лишь братьям из Легионов. Мои глазные линзы вспыхнули, отмечая каждый источник угрозы малыми сетками целеуказателя.

Они открыли огонь. Я увидел дульные вспышки при воспламенении зарядов. Мои чувства все еще оставались зафиксированы на поддержании канала и воспринимали больше призрачного, нежели материального. Я видел ауры воинов, окружавшие их лихорадочные эманации мыслей и эмоций. В тот же миг я увидел траектории снарядов их болтеров и понял, куда они попадут, если я это допущу.

Моя рука поднялась, развернувшись ладонью к незваным гостям. Все казалось таким медленным. Оно не могло быть медленным — все случилось еще до того, как мое сердце успело ударить дважды — однако для психически одаренных это довольно обычное ощущение. Похоже, когда мы прибегаем к своим силам, чтобы манипулировать эфиром, все повседневные чувства становятся заторможенными.

Стоя с поднятой рукой, обращенной к Детям Императора, я очень спокойно заговорил.

— Я так не думаю.

Снаряды разорвались о колышущийся телекинетический барьер передо мной. Щит выполнил свое предназначение, и я позволил ему упасть. Джедхор продолжал стрелять, сосредоточившись на Нерожденных. Леор направил свой тяжелый болтер на Детей Императора, ожидая моей команды.

Однако я опустил руку, и Дети Императора не стали стрелять снова. Я ощущал их тревогу, ее зыбкие волны, соленые, как пот, и кислые, словно желчь, давили на мои чувства. Колдун, — шипели их разумы. Колдун. Колдун. Не подходи. Будь осторожен. Колдун.

Предводитель отделения опустился на палубу, примагнитив к ней свои когтистые сапоги. Меч был у него на бедре, а не в руках, а лицевой щиток шлема представлял собой серебристую погребальную маску, изображавшую исключительно безмятежное прекрасное лицо. Нечто, позаимствованное из мрачного великолепия человеческой мифологии.

— Капитан Хайон. — Такой голос. Голос, которым мягко и страстно проповедуют с кафедры. Голос, от которого содрогаются души и очищаются разумы. — Прежде, чем ты сбежишь, я хотел бы с тобой поговорить.

На нем был черный доспех, отделанный металлически блестящими розовыми пластинами. Сквозь керамит просматривалась кость — не грубые узловатые выступы, а резное произведение искусства, где рунами Хемоса были написаны истории, о содержании которых я мог лишь догадываться на таком расстоянии. Сперва я решил, что на его плечи наброшен плащ из мертвой содранной кожи. Иллюзия разрушилась, когда несколько лиц пошевелились. Моим целеуказателям срезанные лица на его плаще представлялись не более чем безжизненной плотью. Но мое второе зрение все же видело в них некую заторможенную, отдельную жизнь — у них не было легких и языков, так что они лишь беззвучно стонали в муках.

— Не пытайтесь опять в меня стрелять, — отозвался я. — Это меня раздражает.

— Заметно. Узнаешь меня?

Я не узнавал, о чем ему и сообщил. С момента нашего изгнания в Око я встречал в Девяти Легионах сотни братьев и кузенов, и, хотя многие из них и носили на себе следы прикосновения варпа, или же изменений, вызванных Искусством, мне никогда не доводилось видеть плаща из вопящих лиц. Кроме того, я не узнавал его из-за преображений, постигших доспех. Он далеко ушел от того космодесантника, которым когда-то был. Впрочем, подобное так или иначе произошло с каждым из нас.

— Телемахон, — представился он все с той же вдохновляющей мягкостью, которая не подразумевала ни доброты, ни слабости. — Некогда капитан Телемахон Лирас из Пятьдесят первой роты Третьего Легиона.

Мои руки крепче сжали рукоять Саэрна. Он заметил это и наклонил голову.

— Теперь ты меня вспомнил.

О да. Теперь я вспомнил. И при мне был Оборванный Рыцарь. В моей крови запылало искушение. Острое и горячее, реальное до осязаемости.

Иди, — передал я Джедхору. Он повиновался, продолжая стрелять по Нерожденным, и исчез в проходе. Тут же прозвенел голос Ашур-Кая.