Вишневая трубка - Вениамин Рудов

Приняв такое решение, Вознюк отправился обедать.

Деревья отбрасывали на тротуар длинные тени, и Лизе казалось, что многочисленные прохожие безжалостно топчут молодые, еще не окрепшие листья. Она возвращалась домой одна, обходя эти тени, шла зигзагами, будто пьяная, не замечала, что привлекает к себе внимание.

Пугала встреча с Андреем. Сотрудник Комитета государственной безопасности, беседовавший с нею в кабинете директора, предупреждал о неизбежности встречи и успокаивал.

— Главное, не показывайте виду, — напутствовал он. — Будьте с ним по-прежнему ласковы. О тетради — ни гу-гу! Не видели ее… У вас обязательно получится!

В горячности она, не колеблясь, согласилась, а сейчас мозг лихорадочно работал, рисовал страшные картины… Легко сказать: «Не показывайте виду». А как это сделать? Где найти силы, выдержку?

В комнате неприятно пахло луком и водкой. Лиза открыла форточку и только сейчас вспомнила, что, уходя на службу, оставила ее незапертой. Кто-то побывал здесь. И действительно, в ее отсутствие кто-то рылся в постели. С этажерки исчезла фотография Андрея, его первые письма к ней, которые хранились в альбоме.

Лиза устало присела на диван. Уйти бы отсюда, немедленно уйти и больше не возвращаться в эту крохотную комнату, которую еще недавно так любила…

Багровый закат неестественно озарил стены, мебель, заиграл на графине с водой. Лиза не слышала, когда вошел Андрей.

— Скучаем? — будто издалека донеслось к ней.

Андрей приблизился, обнял, как прежде. Она не шелохнулась, не сделала ни единого движения навстречу. От Андрея пахло водкой и одеколоном. Он был навеселе.

Огромным усилием воли Лиза посмотрела в его покрасневшее лицо, в налитые глаза:

— Напился! С какой радости?

— А что нам, холостым, неженатым? — и попытался поцеловать ее, но Лиза уклонилась, откинула назад голову. — Какие мы строгие! Ты совсем изменилась, Лизок, — сказал он захмелевшим голосом. — Почему ты такая?

Все в нем ей стало противно: и черные фатоватые усики, словно прилепленные к губе, и красивое лицо, на которое совсем недавно не могла наглядеться, и голос, мягкий, вкрадчивый… Как она до сих пор не замечала всю эту мерзкую фальшь!

— Что тебе до моего настроения! — отрубила девушка, забыв о наставлениях чекиста. — Ты приходил днем сюда? Зачем?

Он ответил, не моргнув:

— Приходил. Понимаешь, понадобилась для личного дела фотокарточка, а готовой нет. Забрал ту, что тебе подарил. Извини, пожалуйста. Мы же не чужие…

На минуту Лизой овладело сомнение. Может быть, все подозрения — и ее, и чекистов — не стоят выеденного яйца? Андрей держит себя естественно, непринужденно. То, что пришел он с той стороны, еще ни о чем не говорит. Мало ли советских людей, познав горечь унижения, ужасы рабства, возвратились на Родину с чистой совестью, счастливые одним сознанием, что никто больше не унизит их человеческого достоинства. Почему Андрей должен быть исключением?

Чекист, разумеется, не открыл ей всего. Но и того, что сказал, хватило, чтобы Лиза как бы заново открыла мир, до сих пор сиявший перед нею одними радужными красками. Когда тебе восемнадцать — двадцать, о плохом не хочется думать. Снова перед глазами возникла тетрадь, содержание которой само за себя говорило, подозрительный дядька, неожиданная встреча с чекистом. Доказательств больше, чем нужно.

Осталось чувство горькой, незаслуженной обиды.

Молчание затянулось. Нужно было прервать его, что-то сказать, но на язык просились лишь жестокие слова…

— Уходи, — сухо сказала Лиза.

Андрей опешил:

— Какая муха тебя укусила? — он недоуменно взглянул на нее, словно впервые видел. — Прогоняешь? Ты?

Вознюк судорожно глотнул воздух:

— Нашла нового, что ли? — бросил он ехидно осклабившись.

— Дурак! Тобою сыта по горло.

— Скажи, наконец, что случилось?

Слишком много накипело на душе, но разве могла она хоть на минуту забыть, о чем ее просили. Не для себя одного он старался. Для всех, для ее же блага.

— Нездоровится.

Андрей засуетился, забегал по комнате.

— Вызвать врача? Я сейчас сбегаю позвоню.

Лизе стало смешно. И, забыв о девичьем стыде, спросила с горькой усмешкой:

— Он вместо меня будет рожать?

— Что ты сказала? У нас будет ребенок?

— Да!

Вознюк просиял, бросился к ней:

— Лизок! Растрепыш! Ты правду сказала? — Он и в самом деле ликовал, — теперь Лиза станет послушной и доброй. Сделает все, что он прикажет. Ребенок свяжет ее по рукам и ногам. А ему бы еще два-три месяца продержаться в Старгороде, и ищи тогда ветра в поле…

Андрей с трудом угомонился. Бережно присел рядом с Лизой, обнял за худенькие плечи и говорил, говорил без умолку.

— Нет, нет, хватит. Нужно следить за здоровьем, а ты совсем не бережешь себя, — болтал он. — В воскресенье едем за город, на свежий воздух. Не хочу, чтобы мой ребенок вырос рахитиком! Да, совсем упустил из виду, дядя наш где-то временно работает неподалеку от Старгорода в колхозе. Идея! Созвонимся — и к нему!

Он еще долго строил фантастические красивые планы будущей жизни.

Как Лизе хотелось, чтобы планы его стали действительностью. Чтобы лечь сейчас и уснуть, а утром сказать себе: «Да ведь это приснился дурной сон и не было никакой тетради, не было Николая Архиповича и плохих людей, уродующих жизнь другим…».

Глава тринадцатая

Выставляя засаду у дома Полийчука, Батов не был уверен, что между последним визитом бухгалтера в Старгород и ожидающимся переходом через границу нарушителя возможна какая-то связь. Он принял такое решение, руководствуясь скорее интуицией, нежели объективными предпосылками. Граница есть граница, — гляди в оба и не зевай. Засада у дома Лютого отнюдь делу не помешает.

Если Рудаков еще гадал, каким флангом нанести главный удар — левым или правым, — то опытный Батов, разложив «по клеточкам» все «за» и «против», принял единственно правильное решение. У нарушителя дорога одна, у меня же их много. Охрана границы не шахматная игра!

Застава работала, как совершенный часовой механизм. И полковник вложил все свое умение, чтобы этот механизм не подвел в нужную минуту. Контролировался каждый участок. Бодрствовали дозоры, стояли наготове лошади, машины…

Ночь вместе с табачным дымом уходила в распахнутое окно… Сигнала не поступило.

Давно остывшая кружка чаю стояла на столе рядом с пепельницей, доверху наполненной окурками… Под потолком расплывалось сизое облако дыма. Бледно-желтым язычком пламени горела керосиновая лампа. Успело закоптиться стекло. Батов сидел, склонившись над картой… И вдруг на рассвете два сообщения: одно от Рудакова, вышедшего на участок, другое — от лейтенанта Сергеева, возглавлявшего засаду. Капитан сообщил, что идет по следу «Барсука», сохранившемуся на росистой траве. Сергеев докладывал с места: нарушителя принял Полийчук. Засада не обнаружена.

Приближался самый ответственный момент операции.

Застава ожила. Мерно гудят моторы автомобилей, подтянуты подпруги седел. Еще и еще раз проверено оружие.

Заторопился Батов:

— Машину!

Через несколько минут крытый газик выехал за ворота заставы и свернул на полевую дорогу, ведущую в село. Дребезжа всеми своими частями, машина подпрыгивала на ухабах. Батов сидел рядом с шофером и напряженно смотрел вперед. На заднем сиденье разместился инструктор с розыскной собакой.

— Быстрее! — скомандовал полковник.

Шофер выжимал из машины все, что она могла дать. Натужно завывал мотор.

Вылетели на бугор. За ним открылась панорама села, окутанного предрассветным туманом.

Огонь в плите разгорался плохо. Сырые дрова шипели и дымились. В сердцах Полийчук сплюнул, потянулся за лежавшей у окна кочергой и обмер, — в окне мелькнул пограничник.

«Пропал!» — обожгла страшная догадка.

Леденея от ужаса, бухгалтер беспомощно оглянулся на гостя, словно ища у него совета. Ничего не подозревая, Горлориз храпел на кровати, оттопырив тонкие губы. Полийчук мельком взглянул на худое лицо злополучного гостя со странно вдавленными висками.

— Ой, божечку, что же делать? Что делать? — шептал Полийчук, оцепенев. — Бежать? Поздно, догонят! Отстреливаться? Бессмысленно! Выдать Горлориза за жителя соседнего села? Глупо…

Сотни раз Лютый попадал в переплеты, похуже этого, и находил выход. Как найти выход сейчас? Как спастись?

Глазами загнанного волка Полийчук уставился на дверь, ожидая, что сейчас ворвутся пограничники. Инстинктивно протянул руки вперед, будто защищаясь от нападения. Он случайно посмотрел на кочергу, затем на гостя, и решение пришло неожиданно. Одним прыжком очутился у кровати и с силой ударил Горлориза по голове. Что-то хрустнуло, и алые пятна крови поползли по подушке. Горлориз и не вскрикнул, только рот раскрыл. Полийчук тут же стащил гостя с кровати. Безжизненное тело глухо ударилось об пол.