Возвышение Королевы (ЛП) - Кент Рина

Теперь я даже не нуждаюсь в боли. Мне просто нужно его присутствие, и все мое тело воспламеняется, возвращаясь к жизни.

Он отпускает мое горло, и прежде чем я успеваю запротестовать, он встаёт на колени в ногах кровати и начинает раздвигать мои ноги.

Они расширяются по собственной воле, когда его пальцы скользят от моей сердцевины к внутренней стороне бедер, оставляя влажный след.

Я погружаюсь в это ощущение, когда язык Джонатана совершает длинный взмах. Моя спина выгибается над кроватью, когда волна удовольствия пробегает по позвоночнику.

Он держит мои бедра в безжалостной хватке, просовывая свой язык внутрь меня. Сначала это происходит медленно, будто он пробует меня на вкус.

Я никогда никому не позволяла опускаться на меня. Это казалось слишком интимным, и я просто не хотела от этого отказываться. Точно так же, как до того, как я встретила Джонатана, я никогда не опускалась на колени, чтобы сделать минет. Однако Джонатан один за другим преодолевал мои запреты, словно это его Богом данное право.

Чужеродное ощущение заставляет мои губы приоткрыться в нуждающемся стоне.

— Черт. — его голова выглядывает из-под моих ног. — Ты лучшее, что я пробовал.

А потом он снова начинает пировать на мне. Его неторопливый темп исчезает. Джонатан толкается в меня и выходит из меня в ритме, от которого мои конечности разжижаются. Мои соски превращаются в твердые камешки, натягиваясь на материал ночнушки.

Я хватаю его за волосы обеими руками, впиваясь пальцами в его череп, пока он безжалостно пожирает меня. Другого описания для этого нет. Джонатан не только ест меня, он претендует на меня. Владеет моим телом, но на этом не останавливается. В некотором смысле, это похоже на то, что он также охотится за моей душой.

Взрыв подкрадывается ко мне и сжимает в своих безжалостных тисках. Я приподнимаю простыни для опоры, ногти впиваются в ткань, когда все больше моего возбуждения покрывает его лицо.

Если это его и беспокоит, он этого не показывает. Ни капельки. Джонатан продолжает и продолжает, прикасаясь языком к моей самой интимной части. Ощущение его щетины добавляет трения, я и не знала, что это будет так приятно. Он делает один длинный взмах от нижней части моей киски к верхней, затем повторяет.

Он не останавливается, пока я не превращаюсь в дрожащее месиво на кровати.

— Ох... Д-Джонатан… Ааа... — мои слова заканчиваются тарабарщиной, когда я кончаю ему прямо в рот.

Мои ноги лишены костей, а позвоночник покалывает от силы оргазма.

Джонатан забирается на меня сверху, его рука обхватывает мое горло, когда его губы снова находят мои. Как будто наши рты никогда не разлучались. На этот раз его язык смазывает мой моими собственными соками.

Близость убивает меня, но дело не только в этом. Тот факт, что Джонатан целует меня без того, чтобы мне приходилось каким-то образом манипулировать им, чтобы заставить его сделать это.

Это тот факт, что он съел меня даже после того, как я причинила ему боль.

Это все от него.

Мои пальцы вцепляются в его волосы, сжимая их так же сильно, как он держит меня за шею.

Он убирает мою ладонь, нежно поглаживает повязку и качает головой.

— Ты снова вскроешь свою рану.

Всхлип вырывается из моего горла, когда я бормочу ему в рот:

— Почему тебя это должно волновать?

Выражение его лица не меняется.

— А почему не должно?

Слова покидают меня призрачным шепотом:

— Потому что ты убил мою сестру.

Глава 11

Аврора

В тот момент, когда я произношу эти слова, они повисают между нами, как лезвие гильотины.

Минуту я смотрю дикими глазами на Джонатана, не понимая, почему я думаю, что он отрубит мне голову.

Подождите. Собирается ли он это сделать?

Выражение его лица не меняется, но похоть, покрывавшая его черты, исчезает. Вместо этого я сталкиваюсь с его каменно-холодным выражением лица. Безжалостностью.

Тем, кто хотел причинить боль.

Я инстинктивно откидываюсь на матрас. Может, я и не боюсь Джонатана, но от его молчания у меня сводит лопатки. Словно я не могу нормально дышать, когда он так близко, но в то же время так далеко.

Так далеко.

Его рука все еще сжимает мое горло, и я сглатываю, ожидая, что он выжмет из меня жизнь.

Но эта часть, эта глупая маленькая часть, которая медленно пожирает мое сердце, безмятежна, почти умиротворенна. Эта часть верит, что Джонатан никогда бы не причинил мне вреда. В конце концов, он огрызнулся на меня за то, что я вскрыла свою рану. Он бы ничего мне не сделал.

Но эта часть продолжает забывать о том, что Джонатан сделал с Алисией.

— О чем ты говоришь?

Нейтральный тон его голоса и тот факт, что он не слезает с меня, бросают мои мысли в разные стороны. Не знаю, блефует он или искренне спрашивает. Я могла бы отклониться или отступить, но кто-то с таким сильным восприятием, как Джонатан, прочитал бы меня насквозь. Не зная, что сказать, я отворачиваю голову и смотрю на разбитую лампу на краю кровати.

Может, если я буду изучать это достаточно усердно, Джонатану станет скучно и он оставит меня.

Я внутренне усмехаюсь. Вероятность того, что Джонатан оставит меня, вероятно, так же невозможна, как вероятность того, что эта лампа волшебным образом починится.

Его пальцы ласкают точку пульса на моей шее с обманчивой мягкостью. Не сомневаюсь, что он надавит в любое время, когда захочет.

— Твое время истекло, Аврора.

Мой безумный взгляд скользит обратно к нему.

— Истекло?

Он собирается убить меня?

— Я устал ждать, пока ты заговоришь. Ты сделаешь это прямо сейчас.

Ох, так это на самом деле не «время истекло», как я думала. Волна облегчения захлестывает меня, и я ненавижу то, как легко у меня в груди.

Когда я молчу, пальцы Джонатана слегка сжимаются, будто он напоминает мне о своей силе.

— Если ты не заговоришь, я размельчу H&H.

Облегчение, поселяющееся внизу моего живота, медленно исчезает.

— Ты не можешь этого сделать!

— Я могу и я сделаю. Для протокола, твоя подруга с черным поясом была здесь ранее, и она совершила ошибку, угрожая мне, так что я могу быть в настроении разрушить ее жизнь.

О боже мой. Лей! Я должна была знать, что она выпустит свои коготки, если я исчезну с ее вида. Не то чтобы ее когти могли что-то сделать с таким человеком, как Джонатан. В конечном итоге она только навредит себе.

Дерьмо.

Зная Джонатана, он также отправится за ее семьей, доводя дело до конца.

— Я ненавижу тебя, — рычу я на него.

— Ты не ненавидела меня, когда кончила мне на язык.

Мои бедра сжимаются при напоминании об удовольствии, которое он доставил мне не так давно.

— А теперь, блядь, говори, Аврора. Что за чушь насчет Алисии?

— Хорошо, дай мне подняться.

— Значит, ты закатишь одну из своих истерик? Нет.

— Мне неудобно.

— Лгунья. — его губы подергиваются. — Ты потираешь свои бедра друг о друга.

— Что означает, что мне неудобно.

— Ты возбуждена, а не испытываешь дискомфорт. Думаешь, я не вижу разницы?

Будь он проклят и какой он наблюдательный.

Я делаю глубокий вдох, но он выходит прерывистым — точно так же, как весь этот хаос в моей груди.

Быть загнанной в угол — одно из чувств, которые я ненавижу больше всего. Я так упорно боролась, избегая тени моего отца, но никогда этого не удавалось.

Несмотря на то, что Джонатан угрожал всему, что мне дорого, я испытываю мерзкую потребность рассказать обо всем. Чтобы просто выплеснуть это наружу и... быть там, снаружи, впервые в моей жизни.

Я знаю, что это опасно и что это, вероятно, вернется и укусит меня за задницу, но я так устала. Мое тело полно синяков, порезов и заживших шрамов, которые все еще болят.

Это может быть из-за физической боли, недостатка сна или и того, и другого, но я бормочу:

— С первого дня, как я приехала сюда, я получаю сообщения от Алисии.