Клятва - Кимберли Дёртинг

В какой-то момент из выбора сон превратился в неизбежность.

Эхо торжествующих, радостных голосов перекатывалось по коридорам шахты. Эти крики разбудили меня, и я расправила уставшие плечи, разминая затекшие руки и шею. Анджелина уже сидела, делая вид, что нашептывает свои тайны Маффину на ухо.

Я прикоснулась к ее ноге.

— Ты как, нормально?

Она кивнула.

Снаружи сияло солнце, и я легко могла разглядеть проходы, которых достигал дневной свет.

Я взглянула на Арона, до сих пор сидевшего рядом с нами.

— Сюда кто-то приходил?

Он кивнул, и в этот момент я осознала, что из шахты ушли почти все, включая его семью.

Я улыбнулась, глядя на Анджелину, продолжавшую играть с Маффином.

— Что это было? — спросила я. — Из-за чего выли сирены?

— Войска королевы Елены прорвали оборону нескольких небольших городков на востоке. Сирены включили как меру предосторожности, на случай, если они подойдут ближе.

Новости были хорошие — пока что Капитолий находился в безопасности. Кроме того, система оповещения сработала не вхолостую. Тревога была реальной. Значит, сиренам можно доверять.

Еще лучше было то, что скоро за нами должен прийти отец.

— Арон, ты не обязан здесь оставаться. Ты можешь пойти домой, к семье.

Он сморщил нос, взглянув на меня так, словно я молола чепуху, и, покачав головой, ответил:

— Чарли, ты прекрасно знаешь, что без тебя я никогда бы не ушел.

Я действительно это знала — он мог не объяснять.

Ухмыльнувшись, я пожала плечами.

— Забавно. А вот я бы тебя мигом бросила.

Арон не медлил с ответом:

— Врунишка. Ты бы никогда меня не оставила.

Когда нас с сестрой нашел отец, то крепко обнял обеих, пообещав никогда больше не отпускать. Даже Арон заслужил объятие. Отец целовал нас с сестрой, шепча на ухо то слова радости, то извинения. Анджелина засияла от счастья, когда он подбросил ее в воздух и поймал прежде, чем она долетела до земли. Это немного напоминало гризли, играющего с перышком.

А самое главное — мы снова были в безопасности.

На время.

Глава седьмая

Хотя нападение не было настоящим, ситуация в городе изменилась. И изменилась радикально.

Был введен комендантский час. Он начинался не слишком рано и не был железно строгим, однако стал очередным доказательством силы королевы. Нам давали понять, что ее власть крепка, несмотря на провокации повстанцев и их союзников.

Теперь каждый вечер из громкоговорителей доносилось три кратких блеющих сигнала. Они означали, что наступило время, когда каждый должен покинуть улицу и вернуться домой. Нам сказали, что это лишь временная мера предосторожности.

Очередное изменение, к которому мы, в конце концов, привыкли, как привыкали ко многим за последние дни, недели и месяцы. Привыкание было ключом к выживанию.

Я пыталась расспросить родителей о той ночи, узнать, почему они не пошли со мной и Анджелиной. Почему они вытолкнули нас на улицу, несмотря на угрозу военных действий. На мои отчаянные расспросы отец реагировал равнодушно, говорил, что я преувеличиваю, то и дело напоминая, что реальная опасность нам не угрожала и все было в порядке. Но ведь он не знал, что будет именно так. Мать просто меняла тему, пока я, в конце концов, не махнула на это рукой.

После тревожной ночи жизнь постепенно вошла в повседневное русло, но еще несколько дней в атмосфере города витало ощущение угрозы, невидимой крадущейся опасности, из-за которой наши страхи усиливались, заставляя нас всех быть слегка настороже.

Я, как и остальные, тоже поддалась их влиянию: они поглощали мои мысли и диктовали поступки. Я чаще обдумывала свои дела, просчитывала реальные и воображаемые риски.

Но такую бдительность можно было поддерживать лишь краткое время, после чего она становилась менее суровой, и ее внешний слой шел трещинами, уступая место обычному поведению и привычным мыслям. Скоро я начала думать о вещах менее пугающих, чем угроза войны, не таких напряженных, как ночной оглушающий вой сирен, и более… интимных. Хотя от этого не менее тревожных.

Макс.

Я не уследила, когда он начал возвращаться в мои мысли, но теперь, вне всяких сомнений, он был там. И отвлекал меня. Я думала о нем в самые неподходящие моменты, представляя, где он может быть и что делать.

Я не видела его с тех самых пор, как встретила утром в ресторане, когда потребовала, чтобы он оставил меня в покое, и теперь анализировала нашу встречу, вновь и вновь обдумывая его слова и действия. Я проигрывала в голове звук его голоса, и это, возможно, была любимая часть нашего краткого разговора.

Мне всегда нравились голоса. Слова имели смысл, а голоса отражали эмоции.

Я думала и о других его качествах, которые легко могла вспомнить. Он был симпатичным, высоким, прямым, и меня влекло к нему, несмотря на страх. Очевидно, притяжение подобного рода не имело классовых границ.

Однако я знала — пусть даже никто мне об этом не говорил, — что Макс не принадлежит к моему классу. Или, скорее, я не принадлежу к его. Я была уверена, что его класс выше.

Однако выдавал Макса не диалект, поскольку, хотя это казалось невозможным, я никогда прежде не слышала его язык.

Впрочем, это было неважно — закон есть закон. В реальности, в мире за пределами моих детских фантазий, нам можно было общаться, но только в рамках самых поверхностных или подчиненных отношений.

Однако имелись в нем и такие черты, которые нравились мне гораздо меньше. Его окутывала аура самоуверенности.

Это его качество, гордость подобного рода, напоминало о детишках из Академии, а высокомерие я терпела с трудом.

Впрочем, мысли о Максе отошли на второй план, когда моя жизнь — школа и работа — вернулась в привычную колею. За повседневными делами проблемы страны и война, которую мы вели, забывались быстрее.

И так же быстро забывалась война, что разыгрывалась во мне самой.

Бруклин и Арон ждали меня на площади. Протягивая Арону сумку, я мысленно улыбалась. Жизнь постепенно возвращалась в норму.

По пути Арон толкнул меня локтем, настороженно хмурясь.

— Это кто? — спросил он неожиданно тихим голосом.

Я взглянула на него с недоумением.

— Не смотри, — пробормотала Бруклин, беря меня под руку и склонившись, чтобы говорить тихо, как Арон. — Вон там, — кивнула она. — Тобой интересуется какой-то красавчик, никак не может отвести глаз.

Арон рассердился и перешел на паршон, тем самым сузив круг людей, которые могли бы нас подслушать.

— Это не смешно, Брук. Он идет за нами с тех самых пор, как мы ушли с площади, причем следит только за Чарли. Может, мне ему сказать, чтобы отвалил? — Несмотря на эти слова, он продолжал идти к школе, что делало его угрозу всего лишь бравадой.

Я бросила взгляд на мостовую, заполненную множеством людей.

Лица сливались и смешивались, и найти того, о ком они говорили, было невозможно. Я искала, всматривалась, пытаясь обнаружить тех, кто смотрел в моем направлении, но таковых не было. Каждый шел, погруженный в собственные мысли, глядя под ноги, разговаривая со своими спутниками или любуясь товарами в витринах магазинчиков. Никто из них на меня не смотрел.

И только я начала отворачиваться, подумав, что Арона подвело его излишне активное воображение, как в поле моего зрения попал человек, которого они имели в виду.

Это был Ксандр.

Его лицо появилось всего на миг, и я едва его не пропустила. Но краткого взгляда оказалось достаточно. Я приподнялась на цыпочки, стараясь получше его разглядеть, однако он уже исчез.

Я подумала, не перейти ли мне улицу вслед за ним, чтобы спросить, почему он так внезапно пропал в клубе… и неизвестно ли ему что-нибудь о Максе? Но это были всего лишь мысли: я знала, что никуда не пойду. Если б он хотел со мной поговорить, то не стал бы прятаться, когда я его заметила.

Я заговорила на англезе, надеясь, что Брук и Арон не услышат в моем голосе разочарования.

— Ну, кто бы это ни был, он ушел.

Бруклин взяла меня под руку.

— Давай, Чак, — сказала она, выдумав мне очередное прозвище. — Нам пора, или мы опоздаем.

Несмотря на свои решительные заявления, Арон ушел вперед без нас, и нам пришлось его догонять.

Нет, это не мог быть Ксандр, решила я, постаравшись убедить себя, что видела только то, что хотела видеть, и он был прихотью моего воображения. Что здесь делать Ксандру? Почему именно сейчас?

Он не походил на человека, который интересуется рынками.

— Слушай, Брук, — сказала я, когда мы, наконец, догнали Арона. — Не называй меня Чак.

Прозвенел последний звонок, и я стояла под большим тенистым деревом у школы, ожидая Бруклин и Арона. Над головой изгибались узловатые ветви, бросая черную тень на мою светлую кожу и защищая от ослепительного солнца.