Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия - Кэрол Теврис

Почему же, если все люди мыслят категориями, только у некоторых людей возникает жесткая негативная предубежденность по отношению к другим группам? Эл Кампанис не был предубежденным, так как у него не было сильной эмоциональной антипатии к темнокожим людям, мы подозреваем, что его можно было бы переубедить, и он бы отказался от своего мнения, будто темнокожие игроки не могут стать хорошими менеджерами. Стереотип может ослабеть и даже разрушиться под давлением противоречащей ему информации, но отличительной чертой предубежденности и является то, что на нее не влияют рациональные доводы, опыт и противоречащие ей примеры. В своей замечательной книге «Природа предубежденности» («The Nature of Prejudice»), написанной более пятидесяти лет тому назад, социальный психолог Гордон Оллпорт описал, как реагирует предубежденный человек на факты, противоречащие его представлениям:

Мистер X: Проблема с евреями заключается в том, что они заботятся только о своих.

Мистер У: Но данные о сборе пожертвований для соседской общины показывают, что они делали более щедрые взносы, если учитывать их численность, чем не-евреи.

Мистер X: Это показывает, что они пытаются всех подкупить и вмешиваться в дела христиан. Они не думают ни о чем, кроме денег, вот почему так много банкиров-евреев.

Мистер У: Но ведь недавние исследования показали, что процент евреев в банковском бизнесе очень мал, гораздо меньше, чем процент не-евреев.

Мистер X: Вот именно: они не котят заниматься респектабельным бизнесом — они занимаются кинобизнесом или владеют ночными клубами [68].

Оллпорт идеально показал «логику» рассуждений мистера X: мистер X даже не пытается отвечать на доводы мистера Y — он просто приводит следующую причину для своей нелюбви к евреям. После того как у людей сформировалась предубежденность, так же как и в случае с политической идеологией, им нелегко от нее отказаться, даже если появляются факты, которые опровергают основную причину для ее оправдания. Вместо этого они находят другое оправдание для своих убеждений или действий. Предположим, что наш разумный и рассудительный мистер У сказал вам, что насекомые — это отличный источник протеинов, и что сенсационный новый шеф-повар в ресторане «Слизни и Улитки» предлагает замечательную закуску: пюре из гусениц. Вы немедленно поспешите попробовать этот кулинарный изыск? Если у вас есть предубеждение против употребления в пищу насекомых, вероятно, нет, даже если фото этого шеф-повара появилось на первой странице кулинарного обозрения в газете New York Times. Вы, подобно нетерпимому мистеру X, найдете еще одну причину, чтобы оправдать вашу предубежденность. «Фу, — скажете вы мистеру У, — насекомые — уродливые и скользкие». «Конечно, — согласится он. — Но объясните мне, почему же вы едите лобстеров и сырых устриц?».

Следовательно, после того как люди приобрели предубежденность, от нее трудно избавиться. Как сказал великий юрист Оливер Венделл Холмс-младший: «Пытаться переубедить предвзятого фанатика — это как светить фонариком прямо в зрачок: он сжимается, и глаз закрывается». Большинство людей готовы тратить много умственной энергии для сохранения своей предубежденности, вместо того, чтобы отказаться от нее, и отмахиваться от несоответствующих их представлениям фактов как от «исключений, которые только подтверждают правило». (Что же тогда может опровергнуть правило, хотелось бы знать?) Фраза «Но такие люди есть среди моих лучших друзей…» — хотя она и заслужила все насмешки, которым сегодня подвергается, это весьма успешный способ разрешения диссонанса, возникающего, когда предубеждение наталкивается на исключение. Когда Эллиот год назад переехал в Миннеаполис, чтобы преподавать в Миннесотском университете, соседка сказала ему: «Вы еврей? Но вы гораздо приятнее, чем…». Она остановилась. «Чем? — спросил ее Эллиот. — Чем я ожидала», — смиренно ответила она. Признав, что Эллиот не соответствовал се стереотипу, она смогла почувствовать себя человеком широких взглядов и великодушной особой, и при этом сохранить свое общее предубеждение против социальной категории: в се случае — евреев.

Джеффри Шерман провел со своими коллегами серию экспериментов, демонстрирующих, какие усилия готовы предпринять сильно предубежденные люди, чтобы добиться консонанса своей предубежденности и противоречащей ей информации. Они в реальности уделяют больше внимания этой противоречащей их взглядам информации, чем информации, им соответствующей, потому что подобно мистеру X и соседке Эллиота из Миннесоты им необходимо понять, как можно объяснить диссонирующие с их представлениями факты. В одном из экспериментов студентов (с обычной социальной ориентацией) просили оценить мужчину-гомосексуалиста «Роберта», которому приписывалось восемь черт, соответствующих стереотипным представлениям о гомосексуалистах (например, Роберт занимался интерпретирующими танцами) и восемь черт, не соответствующих этому стереотипу (например, в воскресенье он был на матче по американскому футболу). Участники эксперимента, негативно настроенные к гомосексуалистам, искажали информацию о Роберте и позже описывали его гораздо более «феминным», чем непредубежденные студенты, сохраняя таким способом свою предубежденность. Чтобы устранить диссонанс, вызванный несоответствующими стереотипу фактами, они их объясняли как артефакты, вызванные какими-то ситуационными причинами. Да, Роберт пошел на футбол, но только за компанию с приехавшим к нему двоюродным братом [69].

В наши дни большинство предубежденных по отношению к какой-то социальной группе американцев избегают открыто высказывать свои взгляды или делают это только в безопасной для них аудитории единомышленников, учитывая, что многие люди живут и работают в такой среде, где любой «изм» (расизм или другие виды предубежденности) может вызвать публичное осуждение или даже увольнение. Но им, однако, нужны умственные усилия, чтобы не показывать свои негативные чувства, так же, как подобные усилия нужны, чтобы справиться с противоречащей стереотипу информацией. Социальные психологи Крис Крэндалл и Эйми Эшелман, сделав большой обзор исследований предубеждений, обнаружили, что, если люди испытывают негативные эмоции или эмоционально опустошены (хотят спать, раздражены, рассержены, встревожены, пьяны или испытывают стресс), они более склонны демонстрировать свою истинную предубежденность по отношению к другой группе. Когда киноактера Мела Гибсона арестовали за управление автомобилем в нетрезвом виде, и он разразился антисемитской тирадой, он был вынужден на следующий день извиниться: «Я вчера сказал не то, что на самом деле думаю, и это отвратительно. Мне очень стыдно за все, что я сказал… я извиняюсь за свое неподобающее поведение в пьяном виде». Перевод: это был не я, это был алкоголь. Неплохая попытка оправдаться, по исследования показывают, что хотя в состоянии опьянения людям становится легче показать свою предубежденность, алкоголь не может быть причиной появления предубежденности. Таким образом, когда люди извиняются, заявляя: «Я просто не верю, что мог это сказать, я был очень усталым/встревоженным/злым/пьяным», — или как Эл Кампанис: «Я был измотан», — можно быть уверенным в том, что на самом деле они думали именно то, что сказали.

Тем не менее, большинству людей не нравится собственная предубежденность, и это вызывает диссонанс: «Я не люблю этих людей», — сталкивается с не менее сильным убеждением, что с точки зрения морали и общества так говорить нехорошо. Люди, ощущающие этот диссонанс, как предполагают Крэндалл и Эшелман, с готовностью прибегнут к самооправданиям, которые позволяют им и выказывать свои подлинные чувства и одновременно верить в то, что эти чувства — моральные и добродетельные. «Оправдания, — объясняют Крэндалл и Эшелман, — позволяют не подавлять истинные чувства, они обеспечивают прикрытие и возможность сохранять представление о себе как о справедливом и непредубежденном человеке» [70]. Неудивительно, что оправдания — это такой популярный способ ослабления диссонанса.

Например, в одном типичном эксперименте белым студентам было сказано, что они будут наказывать электрошоком другого студента, «ученика», который, как они знали, мог быть или белым, или афроамериканцем, для исследования биоэлектронной обратной связи. Вначале студенты использовали электрошок меньшей интенсивности для темнокожих учеников в сравнении с белыми — вероятно, они хотели показать свою непредвзятость. Потом студенты слышали, как «ученик» презрительно о них отзывался, что, вполне естественно, их злило. После этого ситуация менялась: теперь уже темнокожие ученики получали более сильный электрошок, чем белые. Такой же результат был получен в исследованиях, где изучалось, как англоговорящие канадцы поступят по отношению к франкоговорящим канадцам, люди с обычной сексуальной ориентацией по отношению к гомосексуалистам, студенты не-евреи по отношению к евреям, мужчины по отношению к женщинам [71]. В обычных условиях участники экспериментов успешно контролировали свои негативные чувства, но, когда они злились, или были раздражены, или возникала угроза для их самоуважения, они открыто демонстрировали свою предубежденность, потому что теперь могли оправдать ее: «Я вовсе не плохой или предвзятый человек — но они оскорбили меня!».