Разрушь меня - Тахера Мафи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, по крайней мере, ты проснулась, — вздыхает он. — На секунду ты заставила меня заволноваться
Я стараюсь контролировать дрожь своих конечностей.
— Убери от меня руки.
Он машет рукой в перчатке перед моим лицом.
— Я полностью прикрыт. Не волнуйся.
— Ненавижу тебя.
— Так много страсти.
Он снова смеется. Он выглядит таким спокойным, таким искренне довольным. Он смотрит на меня с мягкостью в глазах, чего я от него не ожидаю. Я отворачиваюсь.
Он встает. Коротко вдыхает.
— Вот, — говорит он, притрагиваясь к небольшому подносу на столе. — Я принес тебе еды.
Я пользуюсь моментом, чтобы сесть и осмотреться. Я лежу на кровати с шелковыми простынями цвета золота и темной крови. Пол покрыт густым, богатым ковром цвета летнего солнца. Здесь тепло. Комната того же размера, что и у меня, мебель довольно стандартная: кровать, шкаф, тумбочки по обе стороны кровати, сверкающие люстры. Разница лишь в том, что здесь есть еще одна дверь, и на маленьком столике в углу горит свеча. Я так много лет не видела огня. Меня душит импульс протянуть руку и прикоснуться к пламени.
Я приподнимаюсь с подушек и пытаюсь сделать вид, что мне здесь некомфортно.
— Где я?
Уорнер поворачивается, держа в руке тарелку с хлебом и сыром. В другой руке он держит стакан с водой. Он оглядывает комнату, будто видит её впервые.
— Это моя спальня.
Если бы моя голова так не раскалывалась, я бы уже бежала отсюда подальше.
— Отведи меня в мою комнату. Я не хочу быть здесь.
— И все же ты здесь. — Он садится в ногах кровати, в нескольких шагах от меня.
Протягивает мне тарелку. — Хочешь пить?
Я не знаю этого, потому что не могу думать ясно, или из-за того, что я действительно в замешательстве, но я изо всех сил пытаюсь привыкнуть к Уорнеру, меняющему личности. Вот он стоит, предлагая мне стакан воды после того, как заставил меня пытать человека. Я поднимаю руку и гляжу на свои пальцы, словно впервые их вижу.
— Я не понимаю.
Он поднимает голову, осматривая меня, словно считает, что я могла себя серьезно ранить.
— Я всего лишь спросил, хочешь ли ты пить. Это не так уж трудно понять. — Пауза. — Попей.
Я беру стакан. Пялюсь на стакан. Пялюсь на Уорнера. Пялюсь на стены.
Наверно, я сошла с ума.
Уорнер вздыхает.
— Не уверен, но думаю, ты упала в обморок. И думаю, тебе нужно поесть, хотя не уверен в этом полностью. — Он делает паузу. — Ты слишком переволновалась в первый же день. Это моя вина.
— Почему ты так мил со мной?
Удивление на его лице поражает меня.
— Потому что я забочусь о тебе, — говорит он просто.
— Ты заботишься обо мне? — Онемение в моем теле начинает рассеиваться. Мое напряжение растет, и гнев пробивает себе путь на передний план моего сознания. — Из-за тебя я чуть не убила Дженкинса!
— Ты не убивала...
— Твои солдаты били меня! Ты держишь меня здесь как заключенную! Ты угрожал мне!
Ты угрожал убить меня! Ты держишь меня в заточении и говоришь, что заботишься обо мне? — Я чуть не швыряю стакан ему в лицо. — Ты чудовище!
Уорнер отворачивается от меня, так что я смотрю на его профиль. Он складывает руки.
Передумывает. Касается губ.
— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе.
— Лжец.
Похоже, он размышлял об этом. Кивает.
— Да. Большую часть времени — да.
— Я не хочу быть здесь. Я не хочу быть твоим опытом. Отпусти меня.
— Нет. — Он поднимается. — Боюсь, я не могу этого сделать.
— Почему нет?
— Потому что не могу. Я просто... — Он расцепляет пальцы. Прочищает горло. На секунду его взгляд касается потолка. — Потому что ты нужна мне.
— Я нужна тебе для убийства людей!
Он отвечает не сразу. Подходит к свече. Снимает перчатку. Щекочет пламя голыми пальцами.
— Ты знаешь, я и сам очень хорошо умею убивать людей, Джульетта. Я, на самом-то деле, великолепен в этом ремесле.
— Это омерзительно.
Он пожимает плечами.
— А как ещё кто-то моего возраста может управлять таким большим количеством солдат?
Как ещё мой отец позволил бы мне управлять целым сектором?
— Твой отец? — Я выпрямляюсь, охваченная любопытством.
Он игнорирует мой вопрос.
— Механизм страха достаточно прост. Люди боятся меня, поэтому слушают, когда я говорю. — Он качает рукой. — Пустые угрозы стоят очень мало в эти дни.
Я зажмуриваю глаза.
— Значит, ты убиваешь людей ради власти.
— Как и ты.
— Да как ты смеешь...
Он громко смеется.
— Ты можешь обманывать себя, если от этого тебе полегчает.
— Я не лгу ...
— Почему ты так долго не разрывала связь с Дженкинсом? — Мои губы не шевелятся. — Почему ты не сопротивлялась сразу? Почему позволила ему себя так долго трогать?
Мои руки начинают трястись, и я их сжимаю.
— Ты ничего не знаешь обо мне.
— И все же ты утверждаешь, что хорошо меня знаешь.
Я сжимаю челюсть, не доверяя своему голосу.
— Я хотя бы честен, — добавляет он.
— Ты только что согласился, что ты — лжец!
Он приподнимает брови.
— Я хотя бы честен насчет того, что я — лжец.
Я со стуком опускаю стакан воды на стол. Опускаю голову на руки. Стараюсь оставаться спокойной. Глубоко вздыхаю.
— Ну, — мой голос скрипит, — тогда почему я нужна тебе? Если ты такой превосходный убийца?
Улыбка исчезает.
— Однажды я покажу ответ на твой вопрос.
Я хочу возразить, но он останавливает меня одной рукой. Берет из тарелки кусочек хлеба.
Держит у меня под носом.
— Ты мало ела на обеде. Это плохо.
Я не двигаюсь.
Он бросает хлеб на тарелку, а тарелку ставит возле стакана с водой. Он поворачивается ко мне. Изучает мои глаза с такой интенсивностью, что я обезоружена. У меня на языке вертятся слова, которые я хочу сказать или прокричать ему, но я каким-то образом забываю о них, терпеливо ждущих в моем рту. Я не могу заставить себя отвести взгляд.
— Съешь что-нибудь. — Его взгляд покидает мое лицо. — А потом поспи. Утром я вернусь за тобой.
— А почему я не могу спать в своей комнате?
Он встает на ноги. Отряхивает без причины свои штаны.
— Потому что я хочу, чтобы ты осталась здесь.
— Но почему?
Он смеется лающим смехом.
— Слишком много вопросов.
— Ну, если ты мне прямо ответишь...
— Спокойной ночи, Джульетта.
— Ты меня отпустишь? — на этот раз я спрашиваю тихо и робко.
— Нет. — Он делает шесть шагов к углу со свечей. — И я также не обещаю, что сделаю твою жизнь проще.
В его голосе нет ни сожаления, ни раскаяния, ни сочувствия. Словно он говорит о погоде.