Яблоко для тролля - Наталья Володина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Милый, ты так мне сразу понравился, представить себе не можешь! — милый завилял в штанах хвостом от радости, а звезда продолжала, — Ты меня просто спасаешь. В последнее время мужики какието голубые пошли, переспать не с кем. Просто измучилась.
— Не может быть, чтоб у такой классной девчонки парня не было! — истекая слюной, бормотал ошалевший Чарли.
— Да парни-то находятся, слова приятные говорят. А как до постели дойдет — в кусты.
— Значит, гомики, — авторитетно изрек завидующий счастью приятеля Минька.
— Наверное. А может, не надо им рассказывать, да доктор велел. Иначе, говорит, уголовная ответственность. До пяти лет. Ну, я как скажу, так член сразу бац! — и упал. Наверное, гомики попадались, — доверительно делилась звезда, все крепче прижимаясь к Чарли.
— Что же вы им такое говорите? — насторожился тот.
— R-вирус у меня, любимый, R-вирус. Встретимся после концерта? — последнюю фразу она прокричала с пола, куда ее сбросил испарившийся в облаке дыма искуситель. Пахло не то серой, не то чем попроще. Приятель его исчез тоже.
— Опять гомик попался, — подымаясь, констатировала Долька со вздохом.
— Ты зачем кавалеров распугала? Думаешь, на меня еще кто-нибудь клюнет?
— Пусть попробует! — весело ответила она и убежала на сцену.
«Бергамот» снова взыграл, а я слушала и размышляла на тему неисповедимости господних путей.
Вот назвали группу «Бергамотом», плохого не хотели — слово красивое, понравилось. А оказалось — это груша такая. Груша, как известно, слабит, и музыка у ансамбля ресторанная получается, способствующая пищеварению. Чтоб пища в кишечнике не задерживалась, насквозь пролетала, повышался доход заведения. А говорят еще: что тебе в имени? В нем самая суть и есть.
31
Ночью, когда мы возвратились после выступления домой, Дольку внезапно стало рвать. Фонтаном.
Она даже до туалета добежать не успела, перевозила шубу, пол и стены в коридоре. Я ткнулась было помочь ей раздеться и вытереться, но она вдруг заорала:
— Пошла вон отсюда, убирайся, не прикасайся ко мне, катись ночевать к Кэт! — и так далее. Потом запал кончился, она опустилась на пол в блевотину и закрыла глаза. Я разделась, сходила в спальню, достала из дорожной сумки перчатки, надела, вернулась в коридор. Долли сидела, бессмысленно раскачиваясь. Сил у нее не было даже чтобы заплакать.
— Долька! — она не пошевелилась. — Открой глаза, фокус покажу.
Открыла. Я помахала у нее перед носом руками в перчатках:
— Так я тебе больше нравлюсь? — и стала ее раздевать. Она не сопротивлялась. Я ее помыла по возможности, положила спать. Почистила вонючей дрянью шубу, протерла пол и стену с хлоринолом.
Совершенно никакая от усталости упала рядом с Долькой на кровать, в момент выключилась и увидела знакомый с детства сон.
Обязательно зима. Дом в деревне. Ночь. Оконным светом режет глаза. Двор. Крыльцо, ступени черные. Дверь не на замке. Но мне не туда. Напротив дома — сарай. Промороженный и темный. Снег.
Луна. Надо идти.
Обхожу сарай. За ним — высокий забор. Над забором — небо. Раздирая пальцы, лезу наверх. Стою на ребре забора, пытаюсь удержать равновесие. Отчаянная судорога проходит через тело. Тяжесть.
Напрягаюсь. Легкие рвутся в клочки. Господи, скорее бы!.. Лечу. Низко-низко, почти задевая землю.
Извиваюсь червяком. Подымаюсь выше. Выше. Выше.
Внизу — город. Обычный ночной город: бездумные надгробья домов и холодные фонари. Уже близко, потерпи.
Крыша. Здесь ждут. Я тут живу. Кто еще? Два нечеловека вроде меня. Мы умеем летать.
Я проснулась. Сопела в ухо привалившаяся к плечу Долька. Мама дорогая, как говорит Катюха, неужели я все это выдержу?
32
Бомж Никитич разливал по стаканам водку. Хоть он и звался бомжем, но место жительства имел определенное: обширный гулкий подвал заброшенного по ветхости и невозможности сдать в аренду особняка графьев Задунай-Передволжских. Ни графья, ни их потомки после смены режима на руины не воспретендовали, знать, сгорели в топке революции. Такие шикарные апартаменты одному Никитичу были великоваты, и он время от времени пускал жильцов за мзду — бутылочку утешительного. Сейчас у него в постояльцах состояла усердно ширяющаяся компания наркоманов. Молодежь резвилась по своим телам и к старшим не совалась. Никитич поднял стакан:
— За что пьем?
— Как обычно, за дона Педро, — пожал плечами Тролль. Ухнули. Заели принесенной Стасиком лососиной.
— Вот ты, конечно, Тролль, вечное существо, — продолжал старик прерванную беседу, — а многого в современной жизни не знаешь. Думаешь, к примеру, что такое «баян»?
— Кнопочный музыкальный инструмент.
— Не-ет. По-теперешнему, шприц это наркоманский. Я вот от жизни не отстаю, хоть и старик. За молодежью поспеваю.
— Сколько ж тебе лет?
— В июле пятьдесят будет, аккурат через месяц. Совсем старик. Вижу худо, кости от сырости ломит.
Надо бы в Сочи переехать, климат сменить. Там зимы теплые. Да, говорят, турагенства подвалы и теплотрассы в гостиницы переделали. Теперь туда за валюту пускают. А на улице ночевать и в Сочах, поди, несладко.
— Может, у тебя дети есть? К ним бы заселился.
— Есть, поди, и дети, как не быть. Повспоминать — найти можно. Да я один привык. Живу свободно, как блоха на Жучке. Скачу, куда хочу. Что встаешь, торопишься куда?
— Аделина ждет, поздно уже.
— Сожительницей обзавелся? А я думал, мы с тобой одной породы, оба блохи. Давай-ка по последней, за дона Педро. Будет время — заходи. Рыбка у тебя больно вкусная.
Выпили. Попрощались. Тролль подымался наверх, в уличную жизнь, по скользкой лестнице, а сзади тянулись тусклые голосья наркоманов, решивших порадовать квартиродателя искусством вокала:
Крысы — они крысы и есть.Ну, чего с них возьмешь?Кого-то хотят они съесть,а кого — не поймешь.
Вот они дружно идутиз дома в дом.Вот они дружно поюто том,что:
«Крысы — мы крысы и есть.Ну, чего с нас возьмешь?Кого-то хотим мы съесть,а кого — не поймешь».
Песня шелестела, многократно отражаясь от изгибов свода и разнонаправленных плоскостей стен, создавая эффект шуршания крыльев сорвавшейся на ночную охоту стаи нетопырей.
Над городом висели низкие летние звезды, и Аделина, наверное, в пятнадцатый раз подогревала издерганный чайник.
У дверей в квартиру Тролля маялся в ожидании драный котище устрашающей масти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});