Маяковский едет по Союзу - Павел Лавут

Через несколько дней Владимир Владимирович вручил мне обещанную «компенсацию» с весьма пространной и трогательной надписью: здесь было упомянуто много проезженных нами городов, занявших почти весь титульный лист, посредине которого он нарисовал цветочек.

— О чем говорит этот цветочек? — спросил я.

— Цветочки всегда говорят о хорошем и симпатичном, цветочек закрепляет, обещает и обобщает, — был ответ.

После вечера идем на вокзал — под той же луной. — Она ждала меня, — острит Маяковский, — пока я выступал. Я с ней так договорился.

ВОСПИТАТЕЛЬНИЦА ДЕТСКОГО САДА

― А не провалимся летом?

Я настаиваю:

— Владимир — симпатичный город и отнимет у нас всего один день.

Как условились, в семь утра я зашел за Маяковским на Лубянский проезд[24]. Он только что проснулся. Одевается быстро. До отправления поезда — тридцать пять минут. Все, кажется, готово, можно ехать. Не тут-то было. Он приносит из кухни щетку и начинает подметать комнату. Я нервничаю. А ему как раз понадобилась какая-то веревочка.

— У нас, интеллигентов, никогда ничего нет. А вот рядом со мной живет рабочий Гаврилов — у него всегда все есть. Гвоздь, молоток, веревка. Они все уже встали.

Он сбегал к соседям и возвратился с веревкой.

— Пока не уберу, не уйду. Успеем. Спокойно! А если вы так спешите и боитесь опоздать, бегите к трамваю. Кстати, и мне займете место, а я скоро подойду.

Прибрав постель и комнату, он сбегает с четвертого этажа, сотрясая лестницу. На Мясницкой вскакиваем в первый попавшийся трамвай. Проехали Мясницкие ворота. Такси так рано еще нет. У Орликова на ходу вскакиваем в трамвай «Б». На Курском стрелка часов почти на восьми. Со всех ног — к поезду. Он стоит в стороне, у Нижегородской платформы, метрах в ста от нас. «Наступаем ему на хвост», вцепившись в последний вагон. Маяковский, еще не отдышавшись, с палкой в руке зашагал по вагонам, внимательно вглядываясь в пассажиров, как бы знакомясь с ними. Первый вагон, второй, третий… Наконец в пятом остановился.

В тридцати километрах от Владимира, на станции Ундол, в вагон вошла миловидная девушка и села в первое купе, рядом с нами.

Маяковский заговорил с ней: откуда, куда едет, где работает или учится.

— Я окончила в прошлом году педучилище, а теперь работаю воспитательницей детского сада при фабрике имени Лакина, в полутора километрах от станции Ундол. Еду во Владимир, к старшей сестре, на выходной.

Владимир Владимирович интересуется, какова программа в педучилище, кого оно готовит, какие книги читала наша спутница.

— Я окончила дошкольное отделение.

Она назвала прочитанные ею книги, в основном — русских классиков. Западной литературы почти не знала.

На вопрос Маяковского, кто из современных поэтов ей больше всего нравится, ответила:

— Есенин.

Затронули методы преподавания в детсаду, сущность самой работы, Владимир Владимирович спросил, читает ли она детям сказки и стихи.

— Конечно!

— Маршака и Чуковского читаете?

— Читаю.

— А Маяковского?

— Такого не знаю.

— Очень жаль. Хороший поэт и пишет хорошие детские стихи. В них все просто и ясно. Рекомендую вам почитать Маяковского. Приедете во Владимир, я постараюсь познакомить вас с ним. Он как раз, по-моему, должен быть сейчас там. Приходите в центральный клуб, он, кажется, сегодня выступает. Павел Ильич, вы не могли бы составить товарищу протекцию, ведь у вас есть знакомый?

Я с трудом сдерживал смех:

— Конечно, я сейчас вам дам записку к завклубом. Да я и сам собираюсь пойти на этот вечер. Значит, встретимся.

Девушка пришла в клуб и привела сестру. Увидев меня в коридоре, она обрадовалась:

— А Маяковский, наверно, знаменитость, раз такие большие афиши! И крупные буквы.

Среди стихов, которые читал в тот вечер поэт, были и детские (я успел сообщить ему, что наша спутница и ее сестра в зале).

Если ты порвал подряд книжицу и мячик, октябрята говорят: плоховатый мальчик. Если мальчик любит труд, тычет в книжку пальчик, про такого пишут тут: он хороший мальчик.

В антракте наша новая знакомая явилась совсем смущенная — теперь она знала, что в вагоне встретилась с Маяковским.

Я полагаю, что с той поры в детском саду зазвучали детские стихи поэта.

До отъезда — два с лишним часа. Маяковский предложил погулять. Сестры пошли с нами. Сперва в Липки, а затем на Рождественский вал. Вид на Клязьму с горы в лунный вечер расположил Маяковского: он что-то напевал, читал стихи.

В вагоне Маяковский сказал:

— Интересная девушка. И уже учительница… Жаль только, что еще малоопытна, наивной выглядит[25]. Неправильно думают, что в детском саду легче преподавать, чем в средней школе. Наоборот! Там квалификация педагога должна быть ничуть не ниже. А может быть, даже и выше.

«ХОРОШО!»

Вернувшись из Кисловодска, наутро я сразу же отправился к Маяковскому. Булька встретил меня свирепым лаем. Хозяин остановил его:

— Булька! На кого ты лаешь? Надо же соображать! Ты ведь человек неглупый. Пора привыкнуть.

Маяковский — еще в пижаме. Предлагает с ним позавтракать. Я отказываюсь:

— Спасибо, успел уже дома.

— Да, это только поэты поздно завтракают, они работают, так сказать, в ночной смене, — шутит Владимир Владимирович.

Нам нужно было обсудить очередные маршруты, поговорить о ближайшем его выступлении в Москве. Я должен получить от него текст афиши и объяснительную записку к ней с расшифровкой тезисов.

Просмотрев наспех, за завтраком, ворох газет и журналов, Маяковский сказал:

— А теперь перейдем к делу. Начнем литературный сезон с октябрьской поэмы «Хорошо!». Как вы думаете, придет народ? Ведь это здорово! Целый вечер читать только одну вещь. До сих пор, по-моему, никто из поэтов этого не пробовал.

— Но вам будет непривычно, — заметил я. — Ведь всегда читаете наизусть, а тут придется с книжкой в руках…

— Ошибаетесь, я буду читать всю наизусть.

— Как же вы успеете выучить?

— Когда я пишу, я уже почти все знаю. Еще немного проверю, и, думаю, пойдет гладко. Главное, чтобы был народ. Боюсь еще, чтобы вечер не оказался скучным — ведь это так необычно. Но обязательно его проведем до Октябрьской годовщины в Москве и в Ленинграде. А сейчас надо расписать афишу, сделать ее праздничной, красивой…

На обыкновенном листе бумаги Владимир Владимирович красным карандашом нарисовал сначала круг. И простым черным карандашом крупно вписал в него: «Хорошо!» Потом над кругом появилось слово: «Октябрьская» (вразрядку) и под ним: «поэма». Сверху проставил: «Чтение» и «новая вещь». Но сейчас же эти две строчки вычеркнул. Затем написал: «Программа в двух отделениях, ответы на записки».