Романтический эгоист - Фредерик Бегбедер

– Ты на Копполу ходил?

– В смысле на фильм?

– Да нет, на банкет…

Пора бы привыкнуть: здесь никто никогда не говорит о кино; единственное, что занимает публику, – куда пойти вечером. Но я лажанулся – только приехал и уже все пропустил. Перманентный облом – вот принцип подобных сборищ. Чаще всего на Каннском фестивале произносят следующие две фразы: “В прошлом году было лучше” и “Пошли куда-нибудь еще”. Где бы вы ни были, что бы вы ни делали, вы все равно не окажетесь в нужном месте в нужный час: там лучше, где вас нет. Отсюда и этот истерический ажиотаж, из-за которого все фестивальщики живут с прикипевшим к уху мобильником. В течение двух недель знаменитости в Каннах имеют все, что пожелают (наркотики, блядей, дворцы, яхты, ужины и вертолеты), поэтому, боясь что-то упустить, они ведут себя как избалованные дети. Поиск Грааля заключается здесь в лихорадочной охоте за тусовкой покруче той, на которой вы находитесь в данный момент. Кто не успел, тот опоздал.

Кто сказал, что я правильно сделал, пойдя на ужин “Франс телевизьон” на пляже отеля “Мажестик”? Почему танцевал в клубе Канала+ с Аксель Лаффон и Клотильдой Куро, а не с Эмманюэль Беар и Шарлоттой Гензбур? Чего Пьер Лескюр [163] так на меня вылупился – неужели у меня вид телеведущего? Есть ли тут девушка красивее той, что сейчас меня целует? Нет ли где-нибудь в этом городе, в тот час, когда я пишу эти строки, чего-нибудь покруче того, чем я сейчас занят? Вот геморрой-то – стоит мне приехать в рай, как я начинаю сходить с ума, спускаясь в ад шоу-бизнеса.

вторник

Проснулся в полдень, весь в поту (кондиционер сломался, и я спал с открытым окном), и погрузился в последний роман Дж. Г. Балларда, где он очень точно описывает зверинец, в котором я нахожусь. “Суперканны” – это история человека, жившего здесь в спальном квартале на холмах, на большой вилле с бассейном под надежной охраной камер слежения и ограды под электрическим током. В один прекрасный день он взял ружье, застрелил десять человек и направил дуло на себя. Баллард понял, что эта псевдожизнь невыносима. Страница 302: “Кинофестиваль простирался на полтора километра в длину, от “Мартинеза” до Старого порта, где коммерческие директора поглощали огромные блюда морепродуктов, но в ширину не превышал и пятидесяти метров… Сами того не подозревая, толпы под сенью пальм исполняли роль массовки, словно специально нанятой по случаю традиционного мероприятия. Надо сказать, что, устраивая овации или освистывая, они держались гораздо увереннее, чем актеры, которые, приехав показать товар лицом, вылезали из лимузинов с загнанным видом преступников, выставленных скопом перед жюри присяжных”.

ОК, я участник реалити-шоу в декадентском Диснейленде. Баллард написал еще “Автокатастрофу” и “Выставку ужасов” – это название прекрасно подошло бы самому фестивалю. Кино было придумано, чтобы уйти от действительности. Кино – это чудесная ложь, сон наяву, оно создало свою собственную аристократию, которая боится теперь революции. Вип-участники фестиваля прячутся за спинами охранников с потрескивающими наушниками. Все здесь суперснобы, то есть законченные параноики. Теперь-то я понимаю, откуда взялась лужа крови, встретившая меня по приезде. То была реальность, которая пыталась пробиться сквозь этот балаган.

среда Сегодня утром, выходя с вечеринки Марка Дорселя [164] , я сел в чей-то “феррари”, и мы рванули вверх по Круазет на скорости 240 км в час под аккомпанемент “Аэросмита”. На развороте наш пьяный водила слишком резко повернул руль, и нас два раза крутануло вокруг собственной оси. Девицы визжали, центробежная сила выбрасывала насиликоненные сиськи из декольте Джона Гальяно. Хорошо еще, что я пристегнулся! Соню стошнило от страха, но тут наш приятель нажал на акселератор, выровнял курс и помчался на 180-ти вперед к рассвету.

четверг

Кошмары “Вип-рум”: мы сидим за красным витым шнуром, развалившись на обитых белой кожей банкетках, поглощаем водку с банановым ликером, поглаживаем ляжки будущих актрис, танцующих на столе под последний сингл “Моджо” (“Chillin’”), как вдруг страшное сомнение закрадывается мне в душу. А ВДРУГ ВИП-ЗОНА НАХОДИТСЯ ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ КРАСНОГО ШНУРА?

Чуть позже, заигрывая с какой-то очаровательной старлеткой, я спрашиваю:

– Ты сюда приехала фильмы посмотреть?

Она отвечает мне елейным голоском:

– Нет. Я приехала повидаться с Жан-Рошем [165] .

пятница

Выйдя на улицу, попадаю в лапы черни, меня обступают, зажимают, берут в оборот:

– Ты известный?

– Ты знаменитостей знаешь?

– Тебя по телику показывали, как тебя зовут?

– Ты актер? Певец? Ведущий? Автограф дашь?

– ТЫ ваще КТО?

– У тебя нет входного на тусовку? Бейджика на просмотр?

Я считаю, что агрессия шпаны вполне оправданна. “Бьютифул пипл” объявил войну своей публике, вооружившись темными очками, “роллс-ройсами”, гигантскими афишами и журнальными обложками. Народ их знает, но не узнаёт. Они живут его любовью, но не отвечают ему взаимностью. Публика унижена. Не решит ли она в конце концов им отомстить? А то! Давиду из “Лофт стори” [166] уже аплодируют с большим энтузиазмом, чем Николь Кидман. Потому что зрители хлопают сами себе. Теперь ни авторы, ни актеры уже не нужны для достижения заоблачных рейтингов. По Круазет пронесся легкий сквознячок паники – здесь только об этом и говорят (как, впрочем, и везде): в индустрии развлечений работа пользуется отныне меньшим успехом, чем безработица.

воскресенье И я понял, что мне это в кайф. Я подсел. Торчал от собственного превосходства, от своей жизни в искусстве. Захотел, чтобы она стала похожа на фильм. Я приехал сюда не за кино, я приехал, чтобы познакомиться с Мари Жиллен [167] , хлопнуть по руке Джо Старра, потанцевать с Беатрис Далль, съесть на “Технибоут” омара под мавританским соусом из спаржи в компании Ариэля Визмана и Франсиса ван Листенборга, чокнуться с Аленом Шабатом [168] , понюхать дурной кокс, склонившись над унитазом с… Ой, да со всеми. Мне льстили фотовспышки папарацци. Заслышав, как за ограждениями выкрикивают мое имя: (“Оскар! Оскар!”), я чувствовал, что у меня начинается эрекция. Пора было возвращаться в Париж.

вторник Обожаю, когда меня обзывают распутником. Вообще, давно пора восстановить эту устаревшую вокабулу. Я не мерзавец, не сволочь, не подлец: я распутник в погоне за последней “роллер герл” [169] . Мольер дал этому слову путевку в жизнь, назвав Дон Жуана величайшим из всех распутников, каких когда-либо носила земля. А кто у нас самый-самый? Распутники, само собой.

среда Нас подло обманули! Академики, оказывается, не бессмертны: Жак де Бурбон Бюссе только что отдал Богу душу. Он последним из французов защищал семейное счастье и “долгую любовь” (так озаглавлен один из томов его “Дневника”). Жак воссоединился с Лоранс своей жизни, душой его творений, творением его души. Я оплакиваю писателя, чье видение супружества было диаметрально противоположно моему, пессимистическому. С кем мне теперь вести диалог? Кто согласится со мной, что любовь существует? Кто поклянется, что можно испытать счастье в подлунном мире? Бурбон Бюссе, старый бородатый динозавр и католик, неужели вы были последним романтиком?

четверг Скучаю по каннскому “Баоли”, где мерцали сильфиды в пламени свечей. Молочная девичья кожа все больше напоминала рекламу “Диора”: теперь гламурным считается золотистый пот, капельки испарины, влажные плечи и взмокшие лбы. Не хватает только следов дегтя на щеках, как в глянцевых журналах! Говорят, Джон Гальяно, сочтя снимки Ника Найта слишком чистоплюйскими, потребовал, чтобы во время фотосессии по телам моделек мазнули грязью. Отсюда и пошла мода на небесных гурий, умащенных машинным маслом. Чего ждет Бернар Арно [170] , давно пора наладить сотрудничество с “Тоталь – Фина – Эльф” и выпустить новую линию косметических товаров на основе отработанной смазки.

пятница Сейчас мы вынуждены выбирать между цинизмом и паранойей. Одни думают, что поскольку нам все равно хана, то с паршивой овцы хоть шерсти клок: это коммерсанты, финансисты, телеведущие, рекламщики, гедонисты и нигилисты. Другие, опасаясь конца света, пытаются уберечь то, что еще не уничтожено: это писатели, противники глобализации, экологисты, поэты, зануды и брюзги. После падения Берлинской стены эта дихотомия вытеснила разделение на левых-правых. Эгоизм или романтизм – пора определиться. Всякий на свою ногу хромает.

суббота Поскольку термин “автофикшн” присвоили себе весьма посредственные нарциссы [171] , придется для дюфреновского бреда и в память Мальро (известного мифомана, автора “Антимемуаров”) ввести термин “антидневник”. Это кривое зеркало, которым я вожу вдоль своего пупа.

понедельник Когда актриса Майвенн Ле Беско приглашает друзей в “Кафе де ла Гар” [172] на автобиографическое one-woman-show (озаглавленное “Горошинка”), текст для которого она только что сочинила сама, готовишься к худшему. Нет в мире затеи более опасной, чем подняться на сцену и сыграть свой собственный текст о своей же собственной жизни. И поди ж ты! В течение полутора часов, одна на сцене, она выясняет отношения с матерью, сестрой и отцом, очертя голову бросается в сатиру на знаменитость, в бешеный самоанализ, в бесстыдные признания и критику воссоединившейся семьи. В ее тексте заключены невероятная сила и мужество, и она сама волнует, смешит и трогает одновременно, она иронична, едка, откровенна, жестока… Настоящий Филипп Кобер [173] в юбке. В конце спектакля публика, рыдая вместе с ней, удостаивает ее “standing ovation”. Я, наверное, плохой друг, потому что мне и в голову не приходило, что в ней столько таланта. Мораль: когда вам не дают роли, которой вы заслуживаете, надо написать ее самому.