Рабыня для повелителя огненной бури (СИ) - Хрустальная Анна

Она даже не успела полностью очнуться из недавнего забытья, как и понять, что не так с его потемневшим лицом, и почему его взгляд почерневших до самого дна души глаз переполнен каким-то демоническим безумием или одержимостью.

– Вот теперь я тебя помечу по-настоящему, найла[***], и это будет куда надёжнее хозяйского клейма на плечо. И буду метить столько, сколько хватит на сегодня сил и желаний…

В те секунды она воспримет его слова как за очередной ничего не значащий бред. Но продлится её недопонимание совсем недолго. Вплоть до того момента, когда что-то плотное и большое упрётся в её промежность и начнёт давить насильственным вторжением, будто намереваясь её вспороть и насадить на эту жуткую штуку. Она сразу же попытается отпрянуть и выкрутиться, но жнец придавит её к ложу и скрутит своими неподъёмными ручищами так, что она и пискнуть не успеет. Особенно, когда он зажмёт её рот ладонью и одновременно вспорет такой невыносимой болью, от которой действительно захочется либо поскорее сойти с ума, либо сдохнуть. И не остановится! Будет снова и снова «резать» её изнутри, растягивать и едва не рвать ей лоно в кровавую рану, глядя всё это время в неё своим обезумевшим чёрным взглядом и шумно порывисто вдыхая-выдыхая при каждом очередном своём движении и грубом толчке.

Как долго продлится эта пытка, Лия так и не запомнит. Кажется, на это уйдёт целая вечность, которая покажется ей вечностью, проведённой в самом пекле Валхаала. Причём под одним из его самых страшных Демонов, который явно получал наслаждение от всего, что с ней делал. От того, как насаживал на свой огромный, будто раскалённый фаллос, причиняя тем самым невыносимую боль, как и от её беспрестанных слёз, наблюдая всё это время за её реакцией по лицу ненасытной тьмой своих чёрных дьявольских глаз.

Правда, в какой-то момент боль уже перестанет казаться такой же сильной, разрывающей и сводящей с ума, какой была в самом начале. Видимо, это само тело попытается подстроиться под ритмичное трение каменной плоти жнеца внутри лона Лии и хоть как-то заглушить причиняемые им ощущения. Но легче всё равно не станет. Потому что имперскому Псу на деле было плевать на то, что он с ней вытворял. Наоборот, по выражению его одновременно озверевшего и одурманенного получаемым удовольствием лица, он был готов, по его же словам, делать это до тех пор, пока у него не закончится силы и желания. А судя по тому, как он на неё смотрел, как заглядывал в её агонизирующую душу, его желания мучить её снова и снова определённо не знали границ.

А потом, когда он усилит и ускорит свои движения-толчки и уже буквально зарычит, словно загнанный зверь, до Лорелии дойдёт, что это будут его финальные удары перед его собственным апогеем, которые едва не доведут её до настоящего обморока. Не говоря о тех моментах, когда его семя, будто горячий и разъедающий яд, оросит её внутренние раны, вызывая дополнительный дискомфорт с безумным желанием скончаться сию же секунду. После чего мужчина наконец-то замрёт, обмякнет и навалится сверху, продолжая при этом глубоко и часто дышать, а его мощный гулкий стук сердца она ощутит едва не каждой клеточкой всего своего тела.

И опять же легче ей всё равно не станет, как и не получится не вздрагивать от неутихающего рыдания, на которое чёрный жнец не обратит никакого внимания. Даже когда уберёт руку с её рта и наконец-то соизволит подняться, вынимая одновременно из неё свой всё ещё стоящий колом член, испачканный в её алой крови и в его собственном семени. А её будет продолжать трясти и дальше, хотя от прежней физической боли останутся лишь несильные рези с раздражающим чувством саднящей плоти.

Больно, скорее, будет от других ощущений. От понимания, что ею так грубо попользовались и отняли у неё невинность только потому, что возжелали совершить это над ней, не спрашивая у неё на это никакого ответного согласия. Даже наоборот, утверждая, что она здесь никто. Вещь и собственность самого императора Огненных Земель, которую теперь может иметь любой его знатный подданный.

А ведь она когда-то представляла свой самый первый раз совершенно иначе. Да и матушка Йонетта сколько раз ей говорила, что такая близость возможна только с суженным, выбранным для неё самими живыми богами. А в действительности оказывается, с ней это мог сделать кто угодно? И, возможно так ещё и будет?..

Почему она до сих пор не умерла, хотя хотелось просто до безумия? Ведь она уже была на грани. Её душа почти скончалась и молилась всем сущим богам, чтобы они избавили её наконец-то от этого кошмара.

Но, похоже, у богов было на этот счёт иное мнение. Она не только не умерла, но и даже не потеряла сознания, наблюдая всё это время за тем, как чёрный жнец встаёт с кровати и, как ни в чём ни бывало, расслабленной походкой приближается к небольшому столику между окном и камином. Как берёт оттуда кувшин, наливает в одну из деревянных кружек то ли воду, то ли какой-то иной напиток и в несколько больших глотков всё это выпивает.

Потом делает пару шагов в сторону очага к низкой скамье, на которой всё ещё стояла лохань, где Лорелию обмывали местные женщины, и подхватывает там же небольшой ковш. Зачерпывает им из деревянного ведра остатки чистой воды, встаёт над лоханью и принимается неспешно поливать свой живот. Правда, стоя спиной к девушке. Но по его определённым движениям рук она догадалась, что именно он там себе обмывал. Хотя она едва ли могла тогда сказать, отчего испытывала больший шок. От того, что он делал, или от вида его мощной мускулистой спины, покрытой рельефными узорами давно заживших шрамов и блестящей обильной испариной. Сейчас, с более близкого расстояния и при ином освещении всё это выглядело совершенно иначе, чем у Лунных скал. Как и воспринималось.

Закончив с недолгим обмыванием, мужчина подхватил одну из лежавших там же тряпок, которыми Лию обтирали насухо, и вытерся ею сам. А потом, всё ещё держа эту тряпку в зажатом кулаке, развернулся и с невозмутимым видом вернулся обратно к кровати.

И, самое ужасное, его внушительный фаллос всё ещё находился в прежнем возбуждённом состоянии, разве что был уже чистым и будто готовым к очередному заходу, заметно приподнимаясь ещё выше при каждой очередной судороге накачивающей его крови.

– П-прошу… – девушка, не удержавшись, попыталась его хоть как-то остановить, снова всхлипнув и не особо удачно сжав коленки. – Хватит… не надо!

А он снова забрался на кровать, спокойно развёл ей ноги и прошёлся несколько раз по промежности влажной тряпкой, немного снявшую или остудившую саднящую там боль.

– Кажется, я тебе уже говорил о том, как буду относиться к подобным от тебя словам. – он отбросил тряпку в сторону на пол расслабленным жестом и снова пристроился между раздвинутых им бёдер Лорелии. Снова нависая над ней адским демоном Валхаала и снова погружаясь в её перепуганные глазища чёрным взглядом ненасытного пожирателя душ. – И я тебя уже предупреждал… Сегодня я буду метить свою новую найлу, пока мне будет хватать на это сил и желаний.

И в этот раз он накрыл её пересохшие губы жёстким поцелуем своего жадного рта, перед тем как в очередной раз вспороть нестерпимой болью, насаживая до упора на свой демонический жезл.

___________________________

[*] луно, луна – старинное название женской интимной плоти

[**] секель, сикель или сокель – не менее старое название клитора

[***] найла – имперская рабыня, наложница

Глава двенадцатая

Возглавлявшие имперский обоз крытые повозки, вьючные животные и более редкие дормиты[*] начали покидать занятую караваном за Вилмотом степь ещё с самого раннего утра. Но Эйдан распорядился разместить единственную ему приглянувшуюся (и тем самым уже законно присвоенную) наложницу из сотен других (пока ещё неклейменых их будущими хозяевами) в свой личный каррус ещё до того, как главным смотрителям обоза было отдано распоряжение встать на имперскую дорогу и запустить головную его часть в обратный путь до Третьей Границы.