Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - Виталий Федоров

– Согласны, – ответили мы хором.

На скотном дворе в большом специальном помещении находилось стадо колхозных овец и среди них – несколько племенных баранов, которые устраивали «концерт», если пастухи вовремя не выпускали отару на пастбище (утром или во время обеденного перерыва). Бараны выстраивались внутри помещения около ворот, но не чтобы смотреть на них, а чтобы атаковать. Впереди вожак – самый сильный и крупный, с красиво завитыми рогами. Он бил с разгона в прыжке по воротам, да так сильно, что ворота содрогались. А звук был такой, будто по воротам ударяли кувалдой. Дальше за дело принимались другие бараны, по очереди бившие по воротам, потом снова вожак и так по кругу. Стоял такой грохот, что пастушкам волей-неволей приходилось открывать ворота. Овец пасли в основном мальчишки, девочки и редко кто-нибудь из взрослых.

Иногда бараны устраивают турниры, а точнее – дуэли. Два барана выходят из общего стада на свободное место, отходят друг от друга на 6–8 метров. Несколько секунд они стоят, а затем, как будто по команде, срываются с места, несутся навстречу друг другу и в прыжке ударяются рогатыми лбами. Если соперники достойны друг друга, то поединок продолжается – снова разбег, прыжок, удар! – пока всё-таки один из них не уйдёт с поля боя, а победитель с высоко поднятой головой важно идёт в стадо овец. Интересно, бывает ли у них после таких стычек сотрясение мозга?

В один из тёплых солнечных дней после обеденного перерыва отару овец выпустили из своего помещения и пригнали на пастбище к небольшому оврагу. Рядом на поле работала бригада пахарей. Я был в их числе. Мой участок был крайним, ближе к лесу, рядом с пасущейся отарой. Вдруг я оторопел: из овражка выскакивает волк и хватает молодую овцу. Сначала он попытается закинуть её себе на хребет, но тщетно. После чего хватает жертву за бок и тащит в сторону леса. Пастушки попрятались кто куда, а овцы сбились в кучу. Рогатых баранов, которые смело дерутся между собой и бьют в ворота, тоже не видно. Я оказался ближе всех к этой драме и с криком побежал за волком и его ношей. Овечка оказалась для зверя тяжеловата, и он притормозил, пытаясь тащить добычу волоком. Но я был уже близко. Волк бросил добычу, оскалился и зарычал на меня. Я остановился, не рискнув идти на зверя с голыми руками, но запустив в него комом земли. Как ни странно, волка это напугало и он убежал в сторону леса. Тут подошли другие пахари. Овца была ещё жива. У бывшего фронтовика Романа Ворончихина нашёлся нож, и он прирезал раненую овечку. Куда потом дели мясо, кто его съел вместо волка, мне неведомо.

В ненастные, дождливые дни, когда нельзя работать в поле, мы не сидели дома, а ходили летом по землянику и малину, осенью – по грибы. По малину я ходил со старшей кузиной Юлей в Потёмкинский лес, это где-то три с половиной километра от нашей деревни. Обувью нам служили лапти, сплетённые из липовой коры. Одежда – повседневная, рабочая. Тогда мы не знали о непромокаемых плащах, зонтах и резиновых сапогах. Мокли, но не простывали. Потёмкинский лес относился к деревне Потёмкино. Часть леса, где находился малинник, была огорожена. Крупных деревьев здесь было немного, в основном рос кустарник. В этом месте хозяйничал Миша Потёмкинский, который нападал на ягодников из чужой деревни. По слухам, это был юноша 16–17 лет, он ездил верхом и у него был кнут. Если кто уже набрал ягоды – он отбирал, а кто сопротивлялся, того мог и кнутом «огреть». А тех, кто ягод ещё не набрал, прогонял за ограждение. Возможно, эти кусты малины и были кем-то когда-то посажены, но нам про это было неизвестно. Мы с Юлей никого не боялись. Она была смелая девушка, да и я с ней что-то значил. Как бы то ни было, с Мишей мы ни разу не встречались. Иногда в хорошую погоду мы ходили рано утром, на зорьке, и до работы успевали набрать по туеску – бидончику. Возможно, нам везло, а может, злодей Миша вообще был мифическим персонажем. Я предполагал, что деревня Потёмкино когда-то была собственностью графа Потёмкина. На эту мысль меня навела дорога – тракт, который проложен от железнодорожной станции Балезино до деревни Потёмкино. Тракт был длиной около двадцати километров, и ещё километра полтора до места, где мы лакомились малиной. Вполне можно было предположить, что в прошлом это был сад.

Рядом с деревней Потёмкино, метрах в двухстах по тому же тракту находилась деревня Лебеди. В ней прежде всего обращали на себя внимание добротные дома. А ещё там жили родственники моего папы. Мы ещё до войны гостили у них пару раз. Приезжали на лошади, ночевали и вечером следующего дня отправлялись домой. По гостям, в основном, ездили зимой, лошадей не жалели. До Лебедей всего-то 5 километров, можно было и пешком дойти, но брали лошадь на целые сутки. Видимо, такая была традиция. Больше всего из угощения тогда мне понравился чай с сахаром и топлёными сливками. Позже, когда не стало отца, я иногда проходил по этой деревне и с любопытством смотрел на дом с белыми наличниками, в котором мы гостили, когда я был ещё маленьким. Но став постарше, я уже не осмеливался туда зайти. Я даже не знал, какое родство у нас с ними. Через Лебедей я ходил на железнодорожную станцию Балезино. Летом 1945 года мама меня «откомандировала» для покупки материала на платья моим сёстрам Венере и Фаине. Утром в одиночку я пешком отправился в путь. Идти 25 километров. Дошёл нормально, но на рынок уже не успел, он закрылся. И я направился в гости к Сусловым. Знал, где они живут, так как с родителями у них бывал.

Тётя Анфиса, добрейшая женщина, старшая сестра моей мамы. Её муж, Семён Суслов, вернулся с войны в 1944 году по ранению. У него была раздроблена челюсть. В госпитале ему её кое-как собрали, но получилось криво. Он дома сапожничал, и этим ремеслом кормил всё своё многочисленное семейство. Детей у них было семеро – это были мои двоюродные братья и сёстры. Старший Павел погиб на фронте. Он был лётчиком-истребителем. Вторая была Алевтина – красавица. Третьим был Виктор; говорили, что он уехал в Ставропольский край. Дальше был Владимир – умница, но инвалид, передвигавшийся на костылях. Следом – Роза, моя ровесница. Шестым был Миша (он потом работал штурманом гражданской авиации). И седьмой, последней, была девочка Таня. И в такое многочисленное семейство «привалил» я. Меня приняли хорошо, сытно накормили. А под вечер мы с ребятами вышли на большую поляну играть в лапту. Из Сусловых были Миша и Роза, остальные – мальчишки и девчонки из соседних домов. В эпизодах этой игры «водящим» – полевым игрокам обеих команд – приходится бежать со всех ног навстречу друг другу. При этом надо следить, чтобы в тебя не попали мячом. И в такой ситуации зачастую случаются казусы. Две команды бежали навстречу друг другу, и девочка из команды соперника, стремясь избежать столкновения со мной, свернула в сторону. Беда в том, что я тоже свернул в ту же сторону. Со всего маху мы ударились друг в друга! Было смешно и больно. Но этот эпизод мог бы и забыться, если бы через некоторое время не повторилась «ударная встреча» с той же девочкой и с тем же результатом. Это было уже не смешно, а пожалуй, грустно – настоящий рецидив.

На следующий день мы с кузиной Алевтиной пошли на рынок. Мне нужно было купить материала на платья, а ей вздумалось платье продать. Довольно долго мы искали ткань и нашли лишь два отреза разной расцветки и качества. А продавать платье 17-летняя Аля стеснялась и попросила меня помочь ей в этом нелёгком деле. Ко всему прочему, у платья был дефект – большое чернильное пятно. Но как-то мне удалось его сплавить. Покупатель не очень его рассматривал, да и цвет платья был близок к синему, хотя и разноцветный. Продал я это платье за 250 рублей. Из этих денег 150 рублей мы проели на всяких вкусностях. Я впервые в жизни попробовал мороженое. Удивительно вкусное мороженое! Таким был мой первый опыт купли-продажи.

Вечером я распрощался с Сусловыми и пошёл к тёте Марусе. Она была женой дяди Ивана – младшего брата моего отца. Иван тоже погиб на фронте, как и мой папа. Маруся была украинкой по национальности. У неё был сын Женя и дочь Галя. Она работала на станции в почтово-багажном отделении. Во время войны все железнодорожники были военнообязанными. Я помню её, одетую в шинель, в тёмно-синем берете и кирзовых сапогах. Паёк им выдавали больше и разнообразней, чем у рабочих заводов и фабрик. Всегда, когда у них бывал, она сытно и вкусно угощала. Патефон, который я видел и слушал малышом впервые, оказался у них цел и невредим. Я ставил пластинки, крутил заводную рукоятку и слушал песни. Особенно запомнилась песня военного времени:

Ой, туманы мои, растуманы,

Ой, родные леса и луга!

Уходили в поход партизаны,

Уходили в поход на врага.

Жили они у самой железной дороги, недалеко от вокзала в деревянном двухэтажном доме на втором этаже. Переночевав у тёти Маруси, позавтракав, я двинулся в обратный путь домой. Дошёл без приключений, под вечер был дома. Восторгов мои покупки не вызвали. Но из материала, который я купил, моим сёстрам сшили довольно приличные платьица.