Шаг к (не) Счастью (СИ) - Ким Катя

Но прежде чем заказать товары по каталогу, она твердо вознамерилась открыть магистру правду о своей ложной беременности, и размышляя об этом промучилась целую ночь. Накладка приносила ей неудобства и в первую очередь ее совести. Лизавета стала думать о том, что не хотела бы строить хрупкие, доверительные взаимоотношения на лжи между ней и магистром. Если ей здесь куковать год, и она станет преподавателем по своему миру, то ей не хотелось, чтобы ее расу считали лгунами, да и ходить весь год с пластмассовой накладкой совсем не горела желанием. Тем более асуры, как сказал ей магистр ею нисколько не заинтересуются и ни о каких домогательствах с их стороны не может быть и речи. Поэтому Лизоньку беспокоили только ее неудобства. А если накладка оторвется? А если у всех на виду? А если она где-то или как-то упадет? А вдруг при большом скоплении асуров? Стыдно то как будет, и главное — за свою ложь. Неожиданно Лизавете стало ОЧЕНЬ неприятно думать даже о теоретической возможности подобного развития событий.

В тот день, когда Лиза твердо решила признаться, она копировала с помощью артефакта-лепешки какие-то документы сетуя на то, что артефакт порой ей не подавался. Просто глох, не реагировал, а порой вел себя странно в ее руках, то скопирует десять копий, то каким-то образом зажует, то в общем подыхал и Лизавете приходилось обращаться к Его Темнейшеству. Тот ворчал, но колдовал, и скоро противный артефакт был готов к работе. Так вот… в этот день, выполняя фронт своей бумажной работы она глубоко задумалась о том, как именно преподнесет правду магистру и с чего начнет, но ее отвлекло неприятное скрежетание, и Лизавета с неприязнью посмотрела на противную лепешку. В следующий момент Кудрявцева покрылась холодным потом, ибо мерзавец сжевал две копии Бог знает, чего именно, но страшно конфиденциального. Она почти с ненавистью смотрела на артефакт, а затем проделала все необходимые в таких случаях манипуляции: побегала вокруг него, постучала по нему, два раза ударила его, воздела руки к небесам, прошептала себе под нос парочку выражений, которые приличные девушки знать не должны, и наконец принялась ждать магистра, который появился внезапно, как всегда используя телепорт. Вот нравилось ему появляться неожиданно, вгоняя Лизоньку то в шок, то в онемение, а первые два дня Кудрявцева так вообще визжала. А Его вредное Темнейшество продолжал появляться внезапно, и Лиза смекнула, что таким образом он ее дрессировал, чтоб не боялась и привыкала. Вот и сейчас он появился в кабинете словно из неоткуда держа в руках бумажный пакетик с ее любимыми булочками.

Магистр откашлялся и заметил, что зеленоглазая пришелица смотрела на него снова виновато слегка скосив глаза к переносице.

— Ну вот, готово, — и положил перед Лизаветой немилосердно измятый листок. Дело конечно до Гласа не дошло, но Лизе было просто достаточно одного взгляда на магистра, чтобы понять: это конец. Волна жара окатила ее сначала с ног до головы, а потом обратно, с головы до ног. Она сидела, страстно мечтая провалиться до самого адского подземелья, лишь бы не видеть то, что лежало перед ней.

- Это какой-то кошмарный кошмар… Мне нужно в туалет.

И после того, как она заперлась в уборной решительно задрала юбку, открепила накладной живот и вышла, встав перед магистром.

— Вот, — сказала Кудрявцева.

— Что это?! — не понял Его Темнейшество хлопая белесыми ресницами смотря то на накладку, то на саму пришелицу.

— Я не беременна, — и уперлась взглядом в его выцветавшие, немного грустные глаза.

— Родила уже?!! — оторопел магистр. — Как это?!!

— А вот так, — пожала плечами Лизавета и села на стул. — Вы только не пугайтесь так ужасно, ладно? Ничего смертельного и непоправимого ведь не произошло?

Одна часть Лизаветы испытывала сильнейшее облегчение, вторая — понятия не имела, что делать дальше. Сама же она в целом сидела, уткнувшись в смятую бумажку тяжелым взглядом, и мечтала скончаться какой-нибудь красивой и элегантной смертью.

— Ты меня, не стану скрывать, удивила, пр… прише… Елизавета.

— …Не вижу проблемы.

- А…ух…Др-р-р…Да! — лицо магистра было перекошено, в глазах отражалась тоска, и аналог кофейного напитка стыл перед ним в тонкой фарфоровой чашечке.

— Вы помните я вам рассказывала про мою роль в театре? Так вот, я попала к вам как раз в том виде в котором репетировала. А сразу не призналась по многим причинам, но меня понять можно. А призналась потому, что не хочу лгать. Уверяю вас, я больше никогда… — складывала Лизавета голубка из листа бумаги. — Хочу заверить руководство в вашем лице, что оказанное мне доверие я постараюсь не обмануть и впредь! — произнося эти слова, Лизавета подняла глаза — и немедленно замолчала.

Бледность залила худое скуластое лицо. Выцветившие глаза стали огромными и прозрачными. Бледные тонкие пальцы посинели у ногтей — с такой силой магистр внезапно впился в подлокотники кресла.

Лизавета осеклась и с тревогой привстала со своего стула.

— Что?! Вам плохо? Дать лекарство? Скажите, где оно, и я…

— Нет. Не надо ничего. Уйди. Прошу тебя. Я отдохну. Потом.

Его безжизненный голос принадлежал совсем другому человеку. Словно камни падают в ущелье. Лиза нерешительно замерла на месте, но в этом безжизненном голосе вдруг зазвучало раздражение.

— Я прошу тебя уйти, Елизавета. Мне надо побыть одному.

— Вам нельзя одному…

— Уходи же!

Она вышла за дверь и тут же без зазрения совести припала ухом к замочной скважине. Года два назад они с подругой, Наташкой, подрабатывали сиделками у одной женщины. Она потеряла горячо любимого мужа и хотела покончить с собой. Потом ее вроде бы вылечили, но сиделок пригласили родные. Так вот, та тетка все выпроваживала Наташку из своей комнаты, да так разумно, так вежливо, мол, хочет отдохнуть, все в порядке. Наташка и ушла. А Лизу словно кто толкнул. Она тогда тихонько поднялась наверх и посмотрела в замочную скважину. В общем, еле успели сломать дверь и вытащить ту женщину из петли! Наташка больше в сиделки не нанималась, а Лизавета отлично подрабатывала по ночам в больнице, и на всю жизнь запомнила правило: с пациентом не спорь, но бдительности не теряй.

В кабинете было тихо. Лизавета осторожно заглянула в скважину. Его Темнейшество сидел очень прямо. Глаза были широко открыты, губы шевелились в беззвучном разговоре. Лицо было бледным и каким-то безмятежным.

А потом он просто исчез. И чего теперь делать?

Лизавета вздрогнула и торопливо разогнулась. Нагнал он на нее страху! А затем в глубокой задумчивости отправилась на крышу.

А магистр, находясь в своих покоях думал о том, что всего два раза в жизни совершил ошибку — первую: когда доверил своей сумасшедшей тетке тайный ритуал урны, и вторую — когда дал клятву пришелице взяв её своей помощницей. Она уничтожила список ядовитых ингредиентов, которые преподаватель по алхимии составлял три декады. И как же опрометчиво магистр выдал его девице. Эх, старость и рассеянность. А с ее мнимой беременностью он просто впал в осадок. Но пока всё под его контролем, как и его миссия. Его Темнейшество закрыл глаза и ушел в шаймассу, за последнее время он это делал часто, вернее каждый раз, когда Кудрявцева покидала его кабинет. Все же в его возрасте нельзя нервничать. Но магистр улыбался. Ему очень нравились ее изумрудные глаза, золотистые локоны и заливистый смех. И с юмором у нее было очень хорошо. А самое главное — от нее веяло жизнью. Уверенностью. Бодростью. Тем самым, чего Маар Маргард был лишен уже целую вечность.

На пятый день все заказанные Лизой вещи, аксессуары, безделушки и даже продовольственные товары были доставлены, и она посвятила весь день их разборке и примерке. Вечерами же Лиза сидела на крыше и составляла план своих лекций. Магистр все эти дни ее не беспокоил, ссылаясь на занятость, что он там делал в своей шаймассе Лизу не интересовало, но в тот день он принес ей внушительную стопку листов для ознакомления. Обронив лишь только, что она должна для своего же блага выучить правильные произношения имен эрганов и преподавателей академии.