Отморозок 1 - Андрей Владимирович Поповский

их ненавидели и боялись. Такой правильный мент, в одиночку мог зайти на блатхату и арестовать всю шоблу, что там собралась, и это было нормально. Эти люди не брали денег, они часто не имели семьи, ютясь по общагам и задрыпанным однокомнатным квартиркам. Их семьей и жизнью была работа, но благодаря таким как они, улицы были чище. Глядя на Рамазанова, я понимал, что это настоящий человек, и я хотел бы иметь такого в друзьях, а не во врагах.

— Руслан Харитонович, наверное, вы правы. Я всю жизнь боялся таких, как этот Толян. Боялся до дрожи в коленках, до судорожных колик в животе. Но со мной кое-что произошло, что в корне изменило мою жизнь. На прошлой неделе меня ударило молнией. Да, да, меня по правде ударила молния, и я почти умер, но остался жить, и вот с тех пор, я не хочу больше бояться этих сволочей. Я хочу давать им отпор, чтобы они знали, что не все и не всегда будет по ихнему.

Эка я кудряво сейчас завернул. Мне было видно, что я зацепил Рамазанова. Он от души, а не по долгу службы, ненавидел всех этих блатных и полублатных, хулиганов и бездельников, и боролся с ними как мог. Надо бы еще чуток поднажать и перетянуть его на свою сторону.

— Вот я же вижу, что вам эти типы совсем не нравятся. Всегда ли вы можете их прижать по закону? Ведь они уже давно кошмарят наш двор и прилегающие к нему, а на них никакой управы нет. В тюрьме они не сидят, никто их особо не трогает, а они ежедневно цепляются к тем, кто послабее, пьют, курят, и гадят прямо у всех на глазах. Я подумал, может хоть я, хоть и не спортсмен и не силач никакой, дам им отпор как смогу, чтобы они не считали себя хозяевами жизни.

— Мдаа. — задумчиво протянул инспектор. — А ты знаешь Юра, по большому счету, я с тобой согласен. Реально согласен, я не всегда могу прижать эту сволочь, потому что их все боятся. Боятся заявить, боятся дать отпор, а ты вот не испугался. Молодец! Только ты не подумал, а что будет потом? Они ведь выйдут, максимум пятнадцать суток получат за распитие алкоголя в общественном месте, и за драку. Ну, пусть и неповиновение сотрудникам милиции при исполнении им еще припаяют до кучи. А когда они выйдут, и это будет уже очень скоро, то будут думать, как бы тебе отомстить, и поверь, за этим дело не станет.

— Думал, конечно — усмехнулся я — Если они только попробуют ко мне сунуться, я их в больничку уложу.

— Уверен?

— Уверен!

— Тоже вариант. Тем более, есть вероятность что ты сможешь, сегодня ведь смог один против четверых отмахаться.

— Думаю, что мне повезло немного — честно признался я — да и биты для кулембушки в руках были

— Так и будешь везде ходить с битами для кулембушки? — усмехнулся Рамазанов — И в школу тоже?

— Везде не получится, — я вздохнул — спортом хочу заняться, боксом или самбо.

— А это вариант — кивнул Руслан Харитонович — у меня как раз есть знакомые тренера и по тому и по другому, мировые мужики.

— Если устроите, буду очень благодарен — улыбнулся я

— А почему бы не помочь хорошему человеку, только с матерью твоей сначала поговорю

— А без этого никак? — я сделал жалобные глаза кота из Шрэка, и умильно посмотрел на Рамазанова.

— Не-а — не повелся тот, берясь за телефон — должен же тебе хоть кто-то всыпать, раз мне тебя жалко.

Мать приехала за мной через два часа. Она отпросилась с работы и буквально как буря ворвалась в пункт охраны порядка. Все это время я провел в комнате с Рамазановым, тихонько сидя в углу на стуле и просматривая толстую пачку «Комсомольской правды» за прошлый год, которая стопкой лежала на полке в шкафу. Время от времени в Рамазанову в опорник заходили какие-то люди, с вопросами, жалобами на кого-то, или просто знакомые опера по делу. Рамазанов занимался своими вопросами, больше не обращая на меня никакого внимания. Мать, войдя в комнату, увидев заклеенные пластырем царапины на моей руке и окровавленный рукав майки, сразу кинулась ко мне

— Юра, с тобой все в порядке? Что они с тобой сделали?!!!

— Да все в порядке, мам — отмахнулся я — так, немного поцарапался и все.

— Юра, пойди-ка посиди в другую комнату пока — Рамазанов многозначительно посмотрел на меня, и указал кивком на закрытую дверь — возьми с собой газетку, почитай, чтобы не скучно было.

Потом он обратился к Юркиной матери

— А вы присаживайтесь Валентина Сергеевна. Это я вам звонил. У нас вами долгий разговор предстоит.

Я встал, взял пару еще не просмотренных газет. Кинул взгляд на мать, и пожав плечами, виновато ей улыбнулся, открывая дверь и заходя в смежную комнату. Это была почти пустая комната с засиженной мухами лампочкой вместо люстры и старым, продавленным желтым диваном с поцарапанными полированными боковыми спинками, который стоял у голого, без занавесок окна пыльными стеклами, между которыми валялся с десяток дохлых мух. Сев на обиженно скрипнувший диван, я со вздохом приготовился провести здесь еще неопределенное количество времени. Решив, все же, не терять его зря, я закрыл глаза, выпрямил спину и стал мысленно отрабатывать двоечки и троечки руками в движении. За стеной, сбивая мою концентрацию, глухо слышался бас Руслана Харитоновича и уже слабее всхлипывания матери. Я постарался отгородиться внутри себя от посторонних звуков, мысленно представляя вокруг себя большой мягкий кокон, закрывающий меня со всех сторон и отсекающий все постороннее. Постепенно, у меня это получилось, и я продолжил мысленную отработку технических элементов и так увлекся, что не заметил, как в комнату вошли.

— Ты что уснул герой? — вырвал меня из тренировки громкий голос Рамазанова. — А у нас, с твоей мамой, для тебя есть хорошие новости.

Я открыл глаза, и поднявшись с дивана, вопросительно посмотрел сначала на инспектора, а потом на заплаканную мать. Она вдохнула и тихо сказала.

— Ты на все лето едешь к дяде в Осетию в горы Юра.