Тень - Квинтус Номен

то полковник титулованному немцу вынужден был подчиняться. Не по уставу, а по традиции. А тут этот фон Дитрих: и фон, хотя из юнкеров, и полковник. Ему хоть в чем-то подчиниться простой русской девочке — личное унижение, а вот выполнить просьбу, хотя бы и оформленную как приказ, баронессы — практически обязанность. Нам нужно, чтобы они слушались — ну не драться же мне с ними. А язык-то — он без костей.

Иван Михайлович рассмеялся, представив, как с бравыми (ну, почти бравыми) солдатами дерется маленькая девочка. Хотя германские солдаты по этому поводу имели совсем другое мнение: когда кто-то из них (еще в самом начале работы госпиталя) просто неуважительно прокомментировал Танину просьбу, к нему подошла Шэд — и легонько стукнула. После чего, как бы мимоходом заметив «в следующий раз ты просто сдохнешь», пошла по своим делам дальше — а очень немаленький мужчина почти полчаса в себя приходил…

Но подчинение немцев объяснялось не столько страхом, сколько уважением: притащив на стройку «подранков» в первый раз, Таня Ашфаль объяснила всем, что «заниматься они будут лечебной физкультурой, одновременно принося пользу лично ей — врачу, которая их вернула к полноценной жизни, и тем самым оплачивая ей лечение». А затем каждому рассказала и показала, какие именно «упражнения» нужно делать чтобы быстрее поправиться. И немцы поправлялись, ну а то, что с каждым днем нагрузки возрастали — всем было понятно: ведь и в спорте так, а спорт у немцев культивировался уже многие годы…

Первого мая Таня принесла в первый и второй госпитали изготовленные ей таблетки. Как она объяснила врачам, «лучше аспирина, хотя аспирин и не заменяющие». А изготовила она обычный ибупрофен — чуть ли не единственное лекарство родом из двадцатого века из применяемых в Системе. Правда, никаких упоминаний о том, где его в этом веке делают, она не нашла — но раз его нет в аптеках, то и самой можно постараться с производством. Ведь делать-то их очень просто…

Иван Михайлович лишь поинтересовался:

— А почему «ибупрофен»?

— Если вам не лень будет, то можете называть его проще: изобутилпропионфениловая кислота. А мне — лень.

— Лень — двигатель прогресса! — прокомментировал Танин ответ «студент» из Москвы, работавший начальником отделения в Главном военном госпитале и приехавший лично научиться работе с машинкой. — А кто этот препарат делает?

— Не знаю, этот я делаю: у меня лаборатория на втором заводе специально выстроена. Правда я много сделать не могу, сырья не хватает: мне его пионеры таскают.

— Пионеры — это замечательно, — рассмеялся московский гость, — так, говорите, и против головной боли лучше аспирина?

— Против любой боли. И противопоказаний меньше, чем у аспирина — однако увлекаться им не стоит. Вы сами-то попробуйте — дневная доза до восьмисот миллиграмм, разовая до четырехсот. У меня таблетки как раз по двести, считать легко…

— Я завтра в Москву возвращаюсь, дадите мне с собой немного?

— Можете весь пузырек забрать.

— Девушка, мне не пузырек, мне пару тысяч таблеток… для начала, у меня же не простой госпиталь, а Главный военный госпиталь Советского Союза!

— Да хоть Главный госпиталь Галактики: лаборатория в сутки может изготовить ибупрофена грамм сто, да и то, если повезет. Говорю же: сырья не хватает, мне его пионеры по лесу собирают. Ладно, берите еще два флакона, больше не дам потому что больше уже нет. И до завтрашнего вечера не будет!

Когда Таня ушла, московский гость, повернувшись к Ивану Михайловичу, заметил:

— Руки у нее, конечно, золотые, но норову… ладно, найдем, кто препарат делает. Если американцы или англичане, то закупим, если он действительно так работает. А вот если немцы… Как вы только с ней справляетесь?

А когда Иван Михайлович остался вдвоем со своим хирургом, он, вздохнув, прокомментировал слова москвича:

— Это как она с нами справляется… Веревки же из всех нас вьет, и даже не устает при этом! Верно я говорю, Байрамали Эльханович?

Глава 8

Второго мая, несмотря на то, что международный праздник вроде уже закончился, на заводе начался праздник уже сугубо местный, можно сказать, локальный: из цеха, в котором делались дровяные установки, вышел новый механизм. Очень народу нужный: на базе мотора, изготавливаемого для гранануляторов, комсомольцы собрали небольшой трактор с газогенератором. Совсем простой, на больших железных колесах — но новая техника в колхозы не поступала с начала войны, а очень много старой тоже было отправлено в армию, так что трактор лишним не показался никому.

Однако, несмотря на простоту, примитивным трактор не был, на нем даже фары были установлены и, хотя мотор заводился «кривым стартером», имелся аккумулятор (для производства которых был выстроен отдельных «цех» — правда, представляющий из себя обычный большой сарай). Этот аккумулятор нужен был все же не для того, чтобы ночью фары горели, а чтобы раскручивать вентилятор при запуске газогенератора: все же опыта конструирования подобных агрегатов на заводе ни у кого не было и энтузиасты просто скопировали устройство с газогенератора автомобильного. Правда Таня, посмотрев на трактор, заметила, что раз уж есть аккумулятор и генератор (причем практически «автомобильный»), то глупо не дополнить машину стартером…

Специфика советского менталитета: и парни и девушки в разговорах внутри «однополых коллективов» широко использовали все богатство русской речи — но ни парни при девушках, ни тем более девушки при парнях использование известной части этого богатства считали абсолютно неприемлемым. Вероятно, поэтому гордые конструкторы и строители сельхозагрегата на Танину реплику ответили молчанием. Но, похоже, затаили определенные мысли. Которые воплотились в железо уже через две недели.

Но парни и в самом деле девочке ничего обидного сказать не могли, даже права такого не имели, ведь те же фары на тракторе исключительно благодаря Тане и появились (хотя она никаких особых усилий к этому не прилагала): через первый госпиталь прошел какой-то лейтенант, по излечении комиссованный и уехавший в родной Томск, где стал работать на новеньком электроламповом заводе. Так как в стране всерьез производство осветительных ламп было налажено лишь на двух заводах (ленинградскую «Светлану» еще толком не перезапустили), эти заводы работали вообще круглосуточно ­– но, вероятно под воздействием рассказов лейтенанта о том, как «совсем еще девочка почти в темноте делает операции», томичи дополнительно поднапряглись и специально для ковровского госпиталя изготовили два ящика ламп «сверх плана» — а лейтенанта, как «знакомого с тамошними хирургами», командировали в Ковров, чтобы он ценную посылку доставил куда надо. Иван Михайлович, конечно же, рассыпался в благодарностях, а Таня высказала свое мнение по поводу полного отсутствия «правильных» бестеневых люстр в операционных. Лейтенант-то на заводе инженером работал, поэтому Танины претензии подробно записал с использованием уже понятных ему технических терминов. Которые «на электроламповом языке» звучали так: саму люстру и на местном заводе изготовить недолго, но вот лампы для люстр должны быть совсем другими. С очень детальным описанием этой «другости».

В результате уже в конце апреля на пулеметный завод стали поступать в приличных количествах лампы уже галогенные, а так как «люстры» на заводе уже стали потихоньку делать, то и фары для тракторов вышло изготовить без особых усилий. А наладившиеся неформальные контакты двух заводов позволили эти фары и лампочками (все же обычными) обеспечить. То есть не совсем обычными, а «авиационными»: завод в Томске как раз на таких специализировался, но цоколевка на них была такая же, как и на автомобильных… в общем, трактора могли пахать и сеять даже ночью. Жалко было лишь то, что тракторов делалось всего по две-три штуки в сутки…

Аккумуляторы на оружейном заводе делали, как продукцию «непрофильную», выздоравливающие немцы. Таня их предупредила, что производство это в чем-то вредное, но пообещала, что она им здоровье потом поправит — и несколько человек на работу согласились. С одной стороны, все уже успели наслушаться рассказов Дитриха о том, что «эта девочка-врач вообще чудеса творит», а с другой — за вредность-то дополнительный паек давали. И для многих этот паек сейчас был важнее какого-то вреда здоровью в достаточно отдаленном будущем: ну не было в стране изобилия еды, и пленные это каждый день чувствовали.

Собственно, именно из-за постоянного чувства голода немцы всерьез восприняли Танины слова о том, что колхозы, которые получат новенькие трактора, поделятся — после сбора урожая — продуктами с заводчанами, а первыми в очереди на доппаек будут стоять те, кто