Наследник для Шаха (СИ) - Гур Анна

Задает вопрос сразу же, как только слышит мой подавленный голос.

— Даже не знаю, с чего начать, — отвечаю с горькой иронией.

Не рассказываю о всем том, что у меня случилось, ограничиваюсь лишь инцидентом с Алевтиной Михайловной.

— Вот дрянь первосортная эта твоя “домомучительница”, — выговаривает зло и с шумом выдыхает Таня, а я словно наяву вижу, как сдувает рыжий локон со лба.

— Значит так, Журавлева. Дуй ко мне. Кстати! Как раз соседка моя пакует чемоданы, вроде уже и хату нашла, будет со своим парнем съезжаться. Ты вовремя позвонила. Я-то думала кого искать, чтобы вместе за съем платить, не думала я, что твоя Мудаевна окончательно крышей поедет, но тут ты, считай, в шоколаде. Вовремя я тебе подвернулась, — звонкий смех Таньки немного поднимает настроение и заставляет улыбнуться.

Она такая. На позитиве. Веселая. Смешливая. Легкая на подъем.

— Хоть какие-то положительные новости за последние сутки, — проговариваю, тоже улыбаясь.

— Что-то мне твой тон не нравится, Поль. Случилось у тебя чего? Кроме твой Алевтины Мудаевны, я имею в виду.

Прикусываю губу, не собираюсь я все по телефону выкладывать, просто молчу.

— Тихо что-то, Журавлева. Как там в песне завывают? Не молчи… трам-пам-пам, — напевает хитовый мотивчик.

— Тань. С тобой не соскучишься.

— Да чего скучать, Поль. Жизнь одна. Так что все будет хорошо в конце концов, а если этого “хорошо” не видно — значит, не на тот конец смотришь!

Заявляет со всей серьезностью, и я не выдерживаю, хохочу, прижимая трубку к уху, чтобы не уронить в угаре телефон.

— Ладно, Журавлева, давай молча собирай свои манатки и дуй ко мне. Адрес знаешь. Приедешь — готовься к экзекуции! Буду выбивать из тебя информацию.

— Хорошо, — соглашаюсь с легкостью

Готовлюсь уже отключиться, как Танька напоминает:

— Только платить придется вперед хозяйке, ну и она с тебя депозит выцарапает. Сама знаешь. Тут в столице фейс-контроль, который мы — понаехавшие, не проходим.

Говорит вроде и грустные вещи, но я опять улыбаюсь. Но недолго. Улыбка сползает с лица сразу же, как вспоминаю, как у меня с деньгами. Туго. Их нет.

Мысленно прикидываю, что могу сделать.

— Ладно. Приедешь — обсудим, — вздыхает Таня и отключается, а я принимаюсь собирать свои вещи. Их не много. Один чемодан одежды. Остальное книги и учебники. Учится на заочном, кто бы что ни говорил, сложнее, чем на очном, слишком много приходится изучать самому.

А я, честно говоря, в последнее время не успеваю ничего читать. Как-то некогда, когда работаешь без продыху. Раньше таскала конспекты с собой, чтобы хоть в автобусе почитать, но пару раз я просто засыпала, уткнувшись головой в стекло, проезжала свою остановку, так как уставшая не могла справиться с дремой, которую навевал сухой безэмоциональный технический текст.

Пока собираюсь, время показывает уже глубокую ночь. Проверяю кредитную карточку в моем кабинете на телефоне. Баланс показывает, что моих накоплений на самый черный день хватит на оплату разве что такси. Еще раз смотрю из окна в густую ночь.

Дождик накрапывает все сильнее. Не хочется тащиться еще и с чемоданами до автобусной остановки. Все же не знаю, успею ли на последний рейсовый автобус, да и подхватить насморк не хочу.

Ну и, разумеется, не забываю, что район здесь не самый благополучный.

— М-да… куда ни глянь, как говорится…

А вообще с моей удачей я наткнусь еще и на маньяка и это будет кульминацией самого неудачного дня в моей жизни. Хотя…

Вереницей кадров перед глазами проскальзывает ночь с Шахом. Щеки опять обдает жаром. Теперь мне суждено вспоминать его изо дня в день.

Ударяю рукой по подоконнику.

— К черту. Гулять так гулять!

Тыкаю и вбиваю адрес подруги. Вызываю такси и смотрю на таймер, отсчитывающий, когда именно подъедет автомобиль. Накидываю легкую курточку и без сожалений бросаю взгляд на каморку, в которой ютилась весь последний год.

Сожалений нет! Скучать не буду!

Клоповник!

Закрываю дверь на ключ, осматриваю бывшие владения с едким омерзением, разворачиваюсь на пятках и смотрю на дверь напротив.

Кажется, стукач Алевтины Мудаевны бдит. Делаю пару шагов, протягиваю руку, но еще до того, как успеваю позвонить, дверь открывается и в щелку на меня смотрит дряхлая старушенция в затрапезном халате болотного оттенка в какашечных разводах.

Право слово, постирала бы. Бабулька смотрит на меня из-под густых кустистых бровей, шамкая беззубым ртом с протезами.

Удовольствие лицезреть Фоминичну сомнительное. Гроза всего дома, видимо, так же не воспылала ко мне любовью с первой нашей встречи, когда меня угораздило поприветствовать соседку с улыбкой. Любящая клеить ярлыки на всех жильцов, если они ей не нравятся, а они ей поголовно неприятны — невзлюбила меня пуще всех остальных девиц легкого поведения, которые, по убеждению Фоминичны, решили избрать центром дислокации именно этот обшарпанный подъезд.

Меня эта премилая бабуся с ячменем на глазу невзлюбила с первой секунды. Уж не знаю, за какие такие выдающиеся заслуги на поле блуда.

— Ишь! Я вот знала, что должна бдеть! На ночь глядя решила сбежать! Куда собралась без проверки? Я все Алевтине скажу! Прикрывать вас, шалашовок, не будууу.

УУУ — это ее похоже на подвывание выдры в период случки. Мне почему-то вспомнился поход в зоопарк. Было бы смешно все это. Да. Если бы не так грустно.

— Куда, говорю, ночью-то собралась?

Задает вопрос скрипучим мерзким голосом, а я вскидываю с иронией бровки. Улыбаюсь мило. Есть оружие против таких. Спокойствие и равнодушие.

Бабке мое молчание не нравится.

— Чего молчишь?!

Что и требовалось доказать. Вопрос не заставил себя ждать.

— Знаем мы таких… видали… вона внучок мой ненаглядный на вот такой вот лимите женился… Всю плешь ему проела, дрянь такая, к родной бабуле перестал приезжать мой ненаглядный… неизвестно, чем кормит женушка его. Исхудал весь…

Это, на секундочку, она про бритоголового упыря стокилограммового с внешностью настоящего рецидивиста говорит.

Помню, как однажды столкнулась с дитятком на лестницах и как мне вот этот золотой мальчик пройти не давал.

Зажал у стены и жвачку свою жевал, гоняя на языке с хлюпким звуком. Пока глаза водянистые осматривали мою трепыхающуюся фигурку.

— Ничо такая. Че делаешь вечерком? Могу заглянуть. Одиночество скрасить, гыыы…

Передергивает от одного накатившего воспоминания. Не помню, как мне удалось тогда от него убежать и юркнуть в квартиру, закрывшись на все замки.

На мою радость, скоро Витек обзавелся девушкой. Как там говорят, на каждую кастрюлю своя крышка, так вот эта “крышка” всех быстро и разом построила. Скандал с Фоминочной на весь двор был.

Воспоминания развеивает крякающий рык:

— С дороги уйди!

Бурчит бабулька и шаркает в мою сторону, а я смотрю на ее тапки с крокодилами и премило улыбаюсь.

Две раззявленные пасти бедолаг, угодивших под стопы Фоминичны, видимо, беззвучно орут, требуя спасения, которое они, скорей всего, найдут на мусорке, если бабулька сжалится и все же выбросит тапки с несчастными мордами крокодилов.

— Говорю, куда собралась. А?!

Издает Фоминична воинственный клич племени “Зоркий глаз”, временно украшенный ячменём, так что про зоркость здесь явно лишнее, и я, наконец, отвечаю:

— Съезжаю я.

— Давно пора. Ключи давай.

Каркает и я протягиваю злой старушенции свой экземпляр.

Выхватывает связку из моих рук как-то бодренько. Шаркающей походкой проходит дальше. А до меня, наконец, доходит, что какашечные кляксы на выцветшем халате ничто иное, как ужасающий принт с когда-то розовыми павлинами.

Хочу быстрее распрощаться.

— Счастливо оставаться! Алевтине Муда…хм… Михайловне мой пламенный привет!

— Не спеши. Мне хозяйка квартиры наказала, чтобы я лично все проверила перед тем, как тебя, неблагодарную, отпустить на все четыре стороны. Знаем мы вас, лимитчиц предприимчивых!