Сокровище тамплиеров - Джек Уайт

Убрав остатки еды, рыцарь прислонился к стене и стиснул зубы, борясь со внезапно нахлынувшей жалостью к себе. Он никогда не замечал за собой склонности к такому чувству, никогда не поощрял его в других и сейчас сопротивлялся изо всех сил. Возможно, хандра была вызвана действием снадобья Морэя, что бы его друг туда ни намешал. Синклер знал: надо что-то предпринять, иначе его ждёт гибель, но не мог справиться с ощущением своей жалкой беззащитности и полного одиночества. Впрочем, рыцарь упорно твердил себе, что, пусть и раненный, он жив и не собирается сдаваться и отказываться от борьбы просто потому, что остался один. Укрепившись в этом решении, Синклер снова выпрямился и оглядел своё убогое пристанище со скудными припасами — вдруг что-нибудь наведёт его на нужную мысль.

Он обнаружил, что волокуша, или носилки, на которых его тащили, изготовлены из пары копий, скреплённых короткой поперечиной, придававшей хрупкому с виду приспособлению некоторую прочность и поддерживавшей во время движения голову раненого. Алек разрезал ремённые узлы, отделив копья от поперечины и плетёной сети. Два копья ему, однорукому, были ни к чему, но одно могло пригодиться как в качестве посоха, так и в качестве оружия. Храмовник понятия не имел, куда подевался его меч. Впрочем, он задумался об этом лишь на мгновение, отчётливо понимая: он всё равно не смог бы как следует орудовать мечом.

Заключённая в жёсткий каркас, его повреждённая рука совершенно не гнулась. Синклер внимательно рассмотрел концы стальных болтов вокруг своего запястья и принялся мастерить перевязь с помощью здоровой руки и зубов, сперва вырезав из плетёного днища волокуши длинный ремень. Затягивать узлы было непросто, но упорство и терпение одержали верх, и, чертыхаясь себе под нос, Синклер исхитрился-таки накинуть большую петлю себе на шею, а в маленькую просунуть руку в лубке. Это было не слишком удобно, ремень вреза́лся в шею и мышцы плеча, зато рука не болталась и не оттягивала свинцовым грузом плечо.

Синклер не мог надивиться, как трудно, оказывается, выполнять одной рукой даже несложную на первый взгляд работу. Вроде бы чего уж проще — снять с крюка ремень с ножнами и опоясаться. Но в действительности это оказалось настоящим испытанием, справиться с которым ему удалось лишь с восьмой попытки ценой больших усилий, когда он ухватил пояс зубами и очень осторожно пропустил другой конец сквозь пряжку.

После того как пояс был надёжно затянут, Синклер отдышался и принялся укладывать в дорогу припасы, что оказалось ничуть не проще. Например, чтобы подвесить на пересекающую грудь портупею мешки с водой и едой, ему пришлось снимать с таким трудом прилаженную лямку для руки, а потом надевать снова. Он был бы рад обойтись без этого, но иначе оказалось невозможным подвесить мешки так, чтобы они находились под левой рукой.

Наконец, в последний раз окинув взглядом заметённую песком пещеру, тамплиер взял копьё и осторожно направился к выходу. Ближе к устью пещеры песка было больше всего, вход сделался втрое меньше, и, чтобы выбраться, Синклеру пришлось пригнуться. Очутившись снаружи, он прищурился, потому что его внезапно ослепило яркое солнце.

Они с Морэем добрались до этого укрытия в темноте, но луна тогда давала достаточно света, чтобы можно было найти путь среди валунов и дюн. Однако сейчас Синклер с нарастающей тревогой тщетно обводил взглядом окрестности, пытаясь увидеть хоть какие-то знакомые очертания. Повсюду, куда ни глянь, волнами лежал песок. Песок, один безжизненный песок.

Солнце уже проделало половину пути вверх по небосводу, но с тем же успехом, как подумалось Алеку, могло проделать и полпути вниз, потому что он понятия не имел, в какую сторону двигаться. Когда Лаклан затаскивал его в пещеру, Синклер не обращал внимания на окружающее и теперь был подавлен собственным невежеством. Но, не поддавшись отчаянию, рыцарь начал убеждать себя, что всё не так уж плохо.

«Сам подумай, — твердил он себе. — Ты жив, ты сыт, ты напился, у тебя есть и еда и вода, ты можешь продолжать путь. Твоя боль не сильнее зубной. Слава богу, у тебя даже имеется оружие, которое одновременно служит тебе посохом. Так что перестань ныть, как заблудившийся маленький мальчик, и ступай вперёд!»

Однако он оставался на месте, не имея ни малейшего представления, в какую сторону идти.

Самое худшее заключалось в том, что у Синклера даже не было возможности пуститься на поиски своего друга Лаклана, который так много для него сделал. Морэй мог находиться где угодно: мог укрываться в милях отсюда в какой-нибудь расщелине в камнях или с подветренной стороны дюны, а мог — задохнувшийся, погребённый под дрейфующим песком — лежать мёртвым в нескольких шагах от этой пещеры.

Подступившее отчаяние победило чувство самосохранения, и Синклер, больше не тревожась, что его услышит какой-нибудь чужак, поднёс ко рту руку и во всё горло выкрикнул имя Лаклана. Потом замер и внимательно прислушался, ожидая услышать ответ из безмолвных просторов пустыни.

Повторив попытку четырежды, выкрикнув имя друга на все четыре стороны света, Синклер с горечью смирился с бесполезностью этих криков. Он глубоко вдохнул, стиснул зубы и решительно, не оглядываясь, увязая по щиколотку в песке, двинулся туда, куда направляла его судьба. За ним тянулся отчётливый глубокий след, и Синклер пытался утешиться, убеждая себя, что Лаклан Морэй отыщет этот след и пойдёт за ним.

Вскоре Синклер понял, что светило всё же поднимается по небосклону, а не катится вниз: чем дальше он шёл, осторожно выбирая путь, тем выше становилось солнце, пока наконец не оказалось прямо над головой. Он подумывал было сделать привал, чтобы поесть и попить. Но сейчас перед ним лежал длинный, ровный участок пустыни, и, вспомнив, каково было управляться одной рукой с бурдюком, рыцарь решил пройти ещё немного, в надежде найти место, где можно будет на что-нибудь присесть. Он слегка изменил направление, двинувшись в сторону видневшегося впереди и чуть справа возвышения. Вскоре идти стало труднее, и, хотя Синклер не замечал подъёма, он понял, что движется вверх.

Спустя некоторое время он был уже на полпути к вершине длинной, пологой дюны. Там рыцарь, у которого начало сводить бёдра и плечи, остановился, чтобы размяться.