Голая суть - Бонни Дж. Перри

Ошибка номер четыре, вело счет сознание.

— Мне надо было держать тебя крепче, — шепнул он, погрузившись в ее волосы.

Она поглядела на него ясными глазами цвета голубых фиалок, которые она любила выращивать дома на подоконниках.

— Ты держал меня даже тогда, когда уже не было слез.

Улыбка погасла.

— Но тебя я никогда не видела плачущим.

Да, он не плакал. Какой прок от его слез и живым, и мертвым?

— Все горюют по-своему.

— А как переносят горе в племени Осаге?

Она редко расспрашивала его о племенных обычаях. А он редко сам ей об этом рассказывал. Ошибка номер пять.

— Тебя интересуют старинные времена, когда племя Осаге все еще жило в шатрах-типи?

Она кивнула.

— Тогда по-другому справляли траур по ребенку?

— Думаю, что нет. У нас не принято произносить имена мертвых. Мы храним их лица вот здесь. — И он похлопал себя по сердцу.

Они вместе прошли в гостиную и сели на диван, покрытый чехлом. Он обнял ее, положив ее голову к себе на плечо. Она слушалась его охотно, мягко прижалась к груди, и исходившие от нее тепло и нежный запах мешались с его собственными. Она лежала спокойно, как бы предоставляя инициативу ему. Господи, как бы ему хотелось найти какие-то слова, чтобы облегчить ее боль. Он стал бешено рыться в памяти, чтобы вспомнить подходящую историю или сказание племени Осаге.

— Насколько я помню из рассказов тети Титы, когда мать племени Осаге теряет ребенка, она носит привязанную к спине пустую колыбель. Каждый день она рвет траву и кладет туда, где должен был бы лежать ее ребенок.

— И что же дальше?

Она продолжала опираться на него. Возможно, слова помогали. Что ж, попробуем исправить «ошибку номер пять». И он, глубоко вздохнув, продолжал:

— Все знали о горе женщины и сочувствовали ей. Другие матери тоже клали туда траву, чтобы выказать ей симпатию. Утрата ею ребенка была утратой для всего племени. В конце концов, когда вся колыбель наполнялась сухой травой, переполненная горем женщина могла отставить набитую травой колыбель в сторону, а вместе с ней и свое горе.

— Ты мне никогда так много не рассказывал о своем народе. — Скай притиснулась поближе, так она делала в первые дни влюбленности.

— А ты у меня никогда не спрашивала о племени Осаге.

— Да. По-моему, никогда. Мы мало говорили друг с другом.

Она была права. Когда они говорили, в основном, выступала она, причем на тему «Голой сути». Ему стоило бы побольше просвещать ее на тему «Исторического наследия Америки» применительно к нему самому. Ему надо было сделать ее сопереживающей частью своей индейской половины.

А теперь она называла племя Осаге «его народом», в то время, как могла бы считать его своим для них обоих. Своей семьей. Она могла бы знать имена родственников из племени, все еще живущих на своей родовой земле в Пахвуске, штат Оклахома. Но Скай хорошо знала лишь одного из членов семьи — тетю Титу, дважды в год наезжавшую в Сен-Луи. Эти визиты могли бы послужить великолепным поводом для самораскрытия перед Скайлер. Какой же он был дурак, что прятал от нее свою внутреннюю суть!

— Прошло целых шесть месяцев, прежде, чем ты мне сказал, что у тебя есть деньги, — заявила она.

— Верно, я ждал слишком долго. Но я пытался несколько раз рассказать тебе об этом, если помнишь.

— Да, ты прав.

И она прижалась к нему еще теснее.

— Ты делился со мной всем, за исключением того, что мне было нужно больше всего: ты никогда не делился своими переживаниями или своим горем.

Ошибка номер шесть.

— Ты, что, думаешь, если ты ни разу не видела меня плачущим, мне был безразличен наш ребенок?

— Нет, я знаю, что он был тебе небезразличен. Но вот насколько небезразличен, я не знала.

— Я потерял ребенка. Я потерял и тебя. — Он горько усмехнулся. — А ты знаешь, от чего хочется лезть на стенку?

Он почувствовал, как она отрицательно качает головой.

— От того, что я ни черта не мог сделать, чтобы сохранить каждого из вас.

— Это неверно. Ты мог бы остаться со мной.

— Где? В доме Си-Си? У тебя был папа, вокруг которого вертелся мир. У тебя была сестра. А я тебе, похоже, не был нужен.

— Мне была нужна моя семья.

— А мне была нужна ты, Скай. Я хотел забрать тебя домой.

— Я не была готова вернуться к нам в дом.

— А когда-нибудь ты будешь готова?

Она отвернула лицо в сторону и прошептала:

— Не знаю.

— Ты, что, не понимаешь? Так или иначе, но тебе придется взглянуть на пустую детскую, иначе потом у тебя ничего не будет в жизни. В той самой жизни, которая могла бы быть у нас с тобой общей.

Она привстала, выпрямив спину и расправив плечи. Затем схватилась за уголок чехла одного из пустых кресел и сдернула его. Стоя во весь рост, она аккуратно сложила чехол и убрала его в угол дивана, после чего занялась другим креслом.

— Жизнь моя все равно пойдет своим чередом.

— Ежемесячный журнал — неполноценная замена мужу.

— Женщина не должна искать замену мужу, которого нет.

Он схватил ее за руку. И повернул так резко, что она потеряла равновесие и свалилась на него. Он хотел принять ее в объятия, но не таким способом. И не с глазами, сверкающими от гнева.

— Я всегда был для тебя, Скай. — Он убедился в том, что она прочно стоит на ногах, и только тогда отошел. — Ты просто не замечала.

Он прошел через кухню и вышел из дома. Южный ветер предупреждал о наступлении зимы. О зимних холодах он знал все. Первые морозы настанут тогда, когда температура в «Приюте» упадет до нуля.

Он раз пять прошел мимо грузовика. Когда он почувствовал, что вновь владеет собой, то сгреб чемодан Скай и прихватил с сиденья матерчатую сумку, после чего вернулся в дом.

— Куда поставить чемодан? — крикнул он из кухни. — Скайлер? — Почему именно в этот момент он окликнул ее полным именем? Только Си-Си звал ее Скайлер. Не хватало только, чтобы вновь появилась тень Си-Си Маккензи.

— Я здесь.

Он поставил и чемодан, и сумку и направился на ее голос. Она сняла чехлы со всех крупных вещей в гостиной. Помещение, отделанное камнем и массивным деревом, выглядело, как охотничий домик, причем впечатление усугублялось висящей над камином оленьей головой.

Парадная дверь была распахнута, и он увидел, что она срывает красную герань, выросшую в набитой землей винной бочке у крыльца. Она любила цветы, особенно, свежесорванные.

— В какой ты хочешь остановиться спальне?

Она сорвала еще одну герань, но по лицу ее при упоминании спальня прошла неподдельная тень удивления. Неужели она думала, что он будет настаивать на том, чтобы они спали в одной постели?