Ветер перемен - Алёна Волгина

друзья, но… если встанет выбор между нами и островом, он выберет остров. Понимаешь? Это все равно что девиз, который раньше выбивали над воротами замка. Ты привыкаешь и, возможно, даже не замечаешь его. Но верность острову тебя в крови.

Дийна кивнула. Она не могла сказать, насколько эта характеристика справедлива для де Мельгара, но Дейзи только что очень точно описала ее отца.

– Ладно, а обо мне что скажешь?

– Ну… во-первых, ты не отсюда. В тебе видна грусть по утраченному… по дому, может быть. По тому месту, где остались твои корни.

Дийна резко поднялась со скамьи, стараясь не выдать свой страх.

– Корни – это у деревьев. А у людей – ноги. Пошли ужинать.

По дороге до флигеля она думала, что «время лечит» – дурацкая поговорка. Просто бывают некоторые периоды онемения и забытья между волнами, когда боль неминуемо возвращается. А еще она думала, что придется поискать второй темный угол в гостиной. Или пусть Альваро подвинется, если что. Неизвестно, как там у Дейзи с художественным талантом, но вот с зоркостью у нее было все отлично! «И по закону подлости ей захочется выделить на портрете именно те мои черты, которые лично я предпочла бы скрыть!»

Глава 7

Следующие несколько дней прошли как в тумане, зато Дийна потихоньку начала ориентироваться в ученом муравейнике, который представлял из себя здешний колледж. Сеньор Мойзес был ректором колледжа Всех Ветров и занимался академическими вопросами. Декан, «донья Кобра», заведовала хозяйственной частью. Также имелось некоторое количество преподавателей, которых здесь называли тьюторами, и двое исследователей-стипендиатов, приглашенных для разработки отдельных научных тем. Привратник, сеньор Гарра, также выполнял обязанности садовника и носил гордый титул Хранителя садов, виноградников и шелкопрядов, хотя ни винограда, ни шелкопрядов поблизости не водилось. Просто в колледже очень любили традиции.

Дийну оформили лаборантом на кафедре ветроведения и даже выплатили аванс. Первым делом она с благодарностями вернула одежду Саине и обзавелась собственным гардеробом: юбкой по размеру, теплыми ботинками и парой блузок. Вещи были, конечно, не новые и не такие элегантные, как у Дейзи, зато свои!

После трех лет работы у Гаспара, в течение которых она не вылезала из рабочего комбинезона, ей вдруг захотелось чего-то нового. В ней даже проснулось кокетство. По утрам она долго торчала перед зеркалом, приглаживая щеткой непослушные вихры. Иногда возникала мысль сделать модную стрижку, или отрастить длинные волосы и купить гребни с цветными стеклышками, или померить в лавке нарядное платье с оборками – в общем, ей хотелось всего и сразу!

Скромная зарплата лаборанта не была рассчитана на подобные запросы. Дийна с грустью вспоминала об увесистой пачке денег, спрятанной под половицей в доме Гаспара, но даже в мыслях не допускала, что могла бы туда вернуться. Свою вылазку в город она совершила очень быстро, стараясь держаться подальше от рынка и порта, где теоретически можно было столкнуться с бывшим опекуном. Неизвестно, что думал о ней Гаспар. А вдруг он ее разыскивает? Или посчитал, что она разбилась на Сильбандо? Это было бы лучше всего.

Каждый день, в девять утра она приходила на кафедру и садилась за пишущую машинку. Деятельность Гонсалеса и других магистров порождала целые кучи бумаг: докладные записки, учебные планы, тезисы для конференций… Иногда приходилось печатать весь день, не поднимая головы. Дийна больше не удивлялась бумажным завалам, громоздившимся по углам кабинета. Странно, что они еще не затопили комнату до потолка!

В два часа дня она прерывалась, чтобы выпить чашку какао вместе с Транкильей, а потом возвращалась на место. Гонсалес хвалил ее за усердие. Они вообще отлично сработались. С точки зрения Дийны у магистра было всего два недостатка. Во-первых, он слишком любил красоваться перед студентками, так что на кафедре от них просто отбоя не было. То методичку им принеси, то уточни время семинара… Есть же расписание на Галерее, вот пусть там и смотрят! Во-вторых, Гонсалес часто уезжал по делам, и тогда порхающие бабочки-студентки исчезали, зато на пороге воздвигалась грозная фигура сеньоры ди Кобро, что было еще хуже. Все попытки Дийны завязать добрые отношения с этой дамой разбивались о лед ее очков. Декан упорно продолжала считать ее кем-то вроде прислуги, которой можно помыкать как захочется, а частые отлучки Гонсалеса предоставляли ей массу возможностей изводить лаборантку, находя для нее все новые поручения то на кухне, то в прачечной.

Спустя несколько дней Гонсалес опять уехал куда-то на катере, хотя еще с ночи деревья гнулись под напором Тревизо, и вершина Теймаре поблекла, спрятавшись за желто-серой вуалью из песка и пыли. Дийна едва успела смахнуть эту пыль со стола, ругая себя за то, что оставила на ночь окно приоткрытым, когда с порога раздался окрик декана:

– Вы здесь? Идемте. Нужно срочно помочь горничным снять белье. Да поживее!

Они еле дошли до заднего двора, сгибаясь под яростными порывами ветра. На зубах хрустел песок. Выстиранные простыни хлопали на ветру, как надутые паруса. Возле них суетились две девушки. Дийна помогала складывать огромные полотнища, жесткие и порыжевшие от пыли.

– Чего уж теперь торопиться! Все равно все перестирывать придется, – махнула рукой одна из девушек с остреньким веснушчатым лицом. Однако Дийна осталась на дворе до самого конца, до тех пор, пока последняя из простыней не была уложена в корзину. У сеньоры ди Кобро была привычка наблюдать за работниками из окна, чтобы потом устроить им выволочку за нерадивость.

Во второй половине дня для девушки снова нашлась работа: нужно было отнести техусловия профессору Бермудесу. Старый магистр, страдающий астмой, до смерти испугался нашествия пыли, спрятался у себя в кабинете, обвешал все окна мокрыми полотенцами и отказывался выходить. Потом Дийну позвали убрать стекла и подмести пол в аудитории, где сорванная ураганом ветка разбила окно.

– А в Библиотеке случайно не нужна помощь? – вкрадчиво поинтересовалась она, когда вездесущая «донья Кобра» опять появилась у нее на пороге.

Стекла очков грозно блеснули, повернувшись в ее сторону:

– Разве вам не сказали, что в Книгохранилище допускаются только преподаватели и студенты старшего курса? Безобразие! Я доведу это до сведения магистра Гонсалеса. Архивистам следовало бы усерднее следить за порядком!

Дийна не приняла это шипение всерьез, и оказалось, что зря. Когда вечером на кафедре стало потише, она спустилась в библиотеку, чтобы раздобыть книгу, в которой Гонсалес хотел проверить одну цитату. Тишина читального зала нарушалась лишь приглушенным шелестом страниц. «Где же, интересно, они прячут Эспиро…» –