Дом без номера - Мария Бережная

Глава 17

Блюз для Агаты

Билли появился в Доме сам. И привел Агату. Они были настолько гармоничной парой, что казалось, будто порознь их никогда и не существовало.

Они принесли с собой разноцветные осенние листья, терпкий виноград, немного ветра, песка и идеально вписались в кофейно-шоколадную идиллию Дома.

А еще Билли научил жителей Дома по-настоящему слышать музыку. Ощущать ее всем сердцем, душой, телом – так, чтобы кончики пальцев зудели от желания прикоснуться к музыкальному инструменту; так, чтобы сводило скулы и одновременно хотелось плакать и смеяться…

Но всё это общие слова.

На самом деле Билли писал блюзы, а остальное для них с Агатой неважно.

Я всегда был очень послушным ребенком. Родители говорили мне, что делать, я кивал – и делал всё по-своему.

В результате все оставались довольны: родители были уверены в моей послушности, а я спокойно занимался своим делом – писал блюзы, рождающиеся под солнечным сплетением. Только там: сердце, душа и мозг тут ни при чем. Настоящий блюз рождается глубоко в груди, под солнечным сплетением, и ворочается там горячим комком до поры до времени – ждет своего выхода. Правильных слов.

Когда я вырос и вроде бы пришло время снять отдельное жилье, заболел мой отец. Мать одна не справлялась.

Маме я бы поставил памятник. Она и до этого терпела все папашины выходки: поздние гулянки, работу по ночам, возвращения с концертов с друзьями в очень нетрезвом состоянии… Сам я почти вымерший вид – трезвый блюзмен. Мне достаточно музыки.

Потом отец поправился и ушел от мамы, и она опять одна не справлялась… История была долгой и вязла в зубах, как кусок теплого гудрона.

Я остался дома. Я по-прежнему делал вид, что слушаюсь, а мама по-прежнему делала вид, что верит.

Когда мне хотелось спокойно поработать, подумать или побыть одному, я шел на крышу.

В Петербурге крыши домов – отдельная история, отдельная жизнь и территория. Часто я видел таких же любителей неба, как я, и даже нашел себе подружку. Черноволосая девушка в нелепых, смешных балахонах часто выходила на соседнюю, самую близкую ко мне крышу. Мы кивали друг другу и продолжали заниматься каждый своим делом. Смотрели в небо и молчали – это было нашим основным занятием.

Так что можно с чистой совестью сказать, что у нас общее хобби.

К слову, у моей матушки хобби тоже имелось – она всё время пыталась меня женить. Но это нормально, согласитесь. В мечтах она уже нянчила моих детей, а я… Я и моя предполагаемая жена в мечтах матушки отсутствовали. Видимо, мы в этот момент находились на работе.

Сидя на кухне, она в очередной раз печально сказала мне:

– Сынок, я хочу внуков.

– Да, мама.

– Что значит «да, мама»?

– Ты хочешь внуков.

– Ты должен жениться!

– Да.

– В этом году!

– Да.

– У тети Фаи Александр уже женат.

– Дважды.

Мама ушла в комнату, где ее ждали тетя Фая, тетя Рая и моя бабуля. Стратегический совет. Сенат и Высший Синод. Под разное настроение я называл их по-разному. Иногда даже «верхушкой Рейха», когда мама с тетушками особенно усердствовали.

Но сегодня, наверное, что-то совпало с моим настроением, блюзом, который всё настойчивее стучался в солнечное сплетение, ища выхода.

Я отложил альбом. Вышел на крышу, вдохнул вечернего воздуха и, перешагнув через разделяющий нас узенький парапет, подошел к подруге. Я имел право так ее называть.

– Привет.

– Привет.

Она подняла голову и улыбнулась.

– Слушай, а ты не замужем?

– Нет.

– Прекрасно! Выходи за меня!

Я знал, что она согласится. Наверное, если бы я был влюблен или хотя бы увлечен ею, то не решился не то что сделать предложение, а даже перешагнуть через парапет. Так бы и стоял там, и мял шляпу в руках, как последний мямля на планете.

А так…

– Хорошо. Выйду, – спокойно ответила она и, отложив альбом, встала (наверное, у нее затекла шея смотреть снизу вверх). И добавила, видимо, чтобы порадовать меня: – С удовольствием!

Сначала я посмотрел в альбом, лежащий у наших ног. Не понял ни слова, потому что там было написано на немецком. А потом посмотрел на свою будущую жену, и знаете что? Я был горд ею, как гордятся кем-то бесконечно родным. Я гордился женщиной, которая после полугода кивков и молчаливых встреч на крышах вот так просто согласилась выйти за меня замуж.

Я молча протянул руку, и она вложила в мою ладонь свою – испачканную черными чернилами, со смешными пальчиками с коротко остриженными ногтями и множеством серебряных колец. Кольца она, видимо, надевала по принципу «не для красоты, так для самообороны». Их можно с успехом использовать как кастет. Я так засмотрелся на ее руку, что машинально сказал вслух:

– Одно кольцо все-таки придется снять.

– Освободить место?

– Да. Для обручального. Хочешь, оно будет из белого золота, чтобы подходило под остальной ансамбль?

– Хочу. Сначала знакомимся с моей семьей или с твоей?

– А у тебя кто?

– У меня мама, бабушка и две тети.

– И у меня тот же комплект. Кстати, я Билли.

– А я – Агата. Мама Шекспира читала, да?

– Да. А твоя?

– «Занимательную минералогию». Она геолог.

– И ее любимый камень – агат?

– Да.

– Тогда я сочувствую твоему брату. Он, кстати, у тебя есть?

– Нет. Если б был, его назвали бы Аметистом или Опалом.

– И у меня нет.

За разговором мы сами не заметили, как дошли до моего дома, прошли на кухню и сели пить чай. Как будто мы жили с Агатой уже много лет.

– Не боишься?

– Немного, – она робко улыбнулась и уткнулась мне в плечо носом, набираясь храбрости.

Я погладил ее по волосам, привыкая чувствовать их под пальцами, дал ей пару минут собраться с силами – и мы вошли в гостиную. Выглядели мы, наверное, весело. Я – всё еще в кедах и в рубашке навыпуск (как пришел с работы, так и не переоделся), и Агата – в огромном цветастом балахоне, тоже в кедах и моем пиджаке. Я его накинул ей на плечи еще там, на крыше: холодно же.

А еще мы по-детски держались за руки.

– Мама, тети и бабушка! Сбылись ваши самые страшные сны. Знакомьтесь, это Агата – моя будущая жена!

– Добрый вечер! – дружелюбно сказала Агата.

И, послушав воцарившуюся тишину в гостиной, она сделала книксен.

Обожаю ее!

Пожалуй, если взять сцену, что потом произошла в нашей гостиной, – когда мама, тети и бабушка говорили хором, качали головами, всплескивали руками и что-то спрашивали, – и совместить с той, что происходила в гостиной Агаты, то вы не найдете и десяти отличий. Может, вообще только одно: моя мама блондинка, но красилась в брюнетку, а мама Агаты – наоборот.