Эффект проникновения - Андрей Быстров

– И что ты теперь думаешь делать?

– Как что? – Кремнев даже удивился. – Пойду к Васильеву, сдаваться. А по-твоему, стану прятаться, как уголовник, следы преступления заметать? Давай лучше подумаем, как тебя отмазать. Значит, так. Что я был на твоей машине, отрицать неразумно. Но я ее угнал, когда ты…

– Стой, стой, – осадил его Шатилов. – Сбавь скорость.

– А что такое?

– А то, что вместе сдаваться пойдем.

– С какой стати? Ты-то при чем?

– При всем. Вместе хулиганили, вместе пятнадцать суток сидеть….. Да и бесполезно, Саша, Васильеву мозги пудрить. Он до правды докопается, и вот уже тогда и ты, и я можем на него не рассчитывать. Он мужик правильный, но с ним надо только честно.

– Может, и так, – неохотно согласился Кремнев. – А все-таки…

Они вяло спорили еще с полчаса, но утром сидели вдвоем в кабинете генерала Васильева.

– Так, так. – Генерал исподлобья смотрел то на одного, то на другого. – Народные, блин, мстители. Разин, значит, и Пугачев. Вы хоть понимаете, что вы натворили?! Три убийства! Как прикажете вас выгораживать?!

– А если… Бандиты чего-то не поделили? – несмело предложил Шатилов. – Списать на внутренний конфликт…

– Что?! – загремел генерал. – Бандиты – это вы, если хотите знать мое мнение! Или думаете, я ваши действия одобряю? В подельники приглашаете?!

– Я за собой вины не чувствую, – тихо произнес Кремнев, глядя в пол.

– Не чувствуешь? – усмехнулся Васильев. – Смотри, какой благородный… Ты на суде это скажи.

– Скажу и на суде.

– Тьфу! – Генерал хрустнул пальцами сцепленных рук. – Вот что, орлы, плохи ваши дела. Машину вашу видели? Видели, могли и номер запомнить. Это раз. Отпечатки протектора – два. Пистолет с твоими, Кремнев, пальцами, пули из него – три. Кстати, что оружие незаконно хранил, это разговор особый… В общем, труба по всем позициям, да я только сверху ковырнул. А копни глубже – и останется от вас лагерная пыль…

– Товарищ генерал, мы и не такие волны гасили, – напомнил Шатилов.

– Ах, вот как… – Генерал встал из-за стола, вынул из сейфа бутылку армянского коньяка, налил себе полстакана, не предлагая Шатилову и Кремневу. – Ладно… Давайте начистоту. Если бы с моей женой так, может, и я поехал бы… Другое худо, и тут я не с вами. Папку-то вы отдали бандитам. Без слова, без звука, взяли и отдали. Пошли на сделку с врагом. Пусть под давлением, но пошли, не поставили в известность руководство, товарищей, чтобы хоть попытаться по закону и жену выручить, и предателями не стать! Такие сотрудники не нужны мне, не нужны комитету. Я вам больше не верю и сделать для вас могу только одно. История с папкой и стрельбой будет замята, но вам придется уйти. Все.

После того памятного разговора, положившего конец карьере Кремнева и Шатилова в Комитете госбезопасности, Кремнев прожил в Москве еще два года. Он предпринимал многочисленные попытки напасть на след Ивана Петровича… Но что он мог сделать, отрезанный от источников информации, лишенный возможности использовать агентуру и оперативных работников? Аура власти КГБ исчезла, и Кремнев стал рядовым гражданином СССР с обычным набором прав и средств, то есть без того и другого. Наконец он отчаялся. Москва, где все было пропитано болезненными воспоминаниями, душила его, и Кремнев уехал к сестре, в северную столицу.

14

МОСКВА

1953 год

В служебный кабинет генерала Тагилова буквально ворвался полковник Симонов – правая рука, доверенное лицо, заместитель, секретарь и все что угодно. Генерал, по обыкновению, чуть свет на работе, отодвинул в сторону бумаги и с недоумением воззрился на подчиненного:

– Что случилось?

– Случилось, Илья Тимофеевич… Еще как случилось…

Генерал налил воды из графина, подал Симонову. Тот пил большими шумными глотками, Тагилов терпеливо ждал. Полковник со стуком поставил стакан на стол,

– Кисейная барышная больше не плачет? – язвительно осведомился генерал. – Ну?

– Товарищ генерал, получен доклад от начальника станции Чегдомын-два. Отправка спецэшелона номер четыреста задерживается из-за халатности руководителей восемнадцатого отдела, вовремя не обеспечивших доставку и погрузку оборудования и главное – продовольствия для двадцати тысяч заключенных, готовых к переброске на точку… Начальник станции в ярости, подозревает чуть ли не саботаж…

– И это все? – Брови генерала поползли вверх. – Ты что, сам с этим не мог разобраться?

– Было бы все, если бы этот идиот не запаниковал настолько, чтобы направить второй доклад помимо нас непосредственно Кузнецову. А может, не паникует, а выслуживается, сволочь, инициативу проявляет: вот, мол, я каков, радетель, на самый верх телеграфирую… Теперь-то, без хозяина, все можно, каждый норовит в дамки…

– Постой, – вымолвил генерал похолодевшими губами. – Какому Кузнецову? Секретарю Лаврентия Павловича?

– Именно! Понимаете, товарищ генерал? Если бы я по чистой случайности не перехватил доклад, через пару часов он оказался бы на столе Берия. И тогда…

– Черт, – проскрежетал Тагилов. – На волосок были… На полволоска…

– Пронесло…

– А в сортире тебя не пронесло?! – взревел генерал.

– Да уж чуть было… И сейчас едва живой, сердце колотится… А ну как этот начальник хренов запрос направит о прохождении доклада?

– Правильно, правильно, – с тоской простонал Тагилов. – А не он, так другой, и не сегодня, так завтра… Шила в мешке не утаишь… Вот что, Сергей. Немедленно вызови ко мне Танеева, Амелина, Широкова. Если спят дома – привези, если где угодно по службе – выдергивай. Понял? Срочно!

– Есть, товарищ генерал! Сюда их везти?

– С ума сошел?! На «четвертую дачу»… Машину мне.

«Четвертая дача», строго говоря, никакой дачей не являлась. Это было кодовое обозначение одной из конспиративных квартир МВД СССР, находящейся в личном ведении генерала Тагилова. Именно туда прибыли два часа спустя заместитель министра обороны Булганина генерал-лейтенант Танеев, генерал-майор авиации Амелин, генерал Широков. Ни одно из этих высокопоставленных лиц не подчинялось Тагилову официально, тем не менее они незамедлительно выполнили его распоряжение.

После краткого взволнованного сообщения Тагилов подвел итог.

– Товарищи, ситуация складывается непростая. Мы запустили механизм столь сложный, что он в какой-то части не мог не дать сбой. То, что произошло сегодня, – первый звонок. Медлить больше нельзя. Берия чрезвычайно опасен. Если он разоблачит нас, нам конец. Не знаю, что он сделает со «Сторожкой» – возможно, сам осуществит наш план, – но что он сделает с нами, вполне понятно.

– Булганин, Маленков и Молотов на нашей стороне, – сказал Танеев. – Хрущев и Микоян колеблются, но думаю, они тоже будут с нами. Мы напираем на позицию Берия по германскому вопросу. Никому не нравится, что Берия видит Германию единой…

– С другой стороны, – подхватил Амелин, – их подстегивает реальная угроза захвата Лаврентием власти. Арест Лаврентия…

– Никаких арестов, – категорично перебил Тагилов. – Мы должны покончить с ним раз и навсегда. Только он всерьез угрожает нам. Хрущева, Маленкова и прочую шушеру можно не принимать в расчет. Пусть творят, что хотят, за их спинами мы можем действовать совершенно свободно.

– Значит, никаких арестов, – пробормотал Широков.

– Никаких, – подтвердил Тагилов. – Операция должна быть проведена сегодня.

… Через много лет после совещания на «четвертой даче», уже на закате горбачевской перестройки, в советской прессе появились странные публикации об аресте Берия, как две капли воды похожие на версии, запушенные партийной верхушкой в пятьдесят третьем. Отличие состояло лишь в том, что автор ссылался на Георгия Константиновича Жукова, от которого якобы и услышал некогда данный рассказ. Правда, сам Георгий Константинович никаких воспоминаний об этом не оставил и своего участия в аресте не признавал, но кого интересуют такие мелочи?

Вот что буквально писал (от имени Жукова) автор этих публикаций.

«… В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берия не было. Первым заговорил Маленков – о том, что Берия хочет захватить власть, что мне поручается вместе со своими товарищами арестовать его. Потом стал говорить Хрущев. Микоян подавал лишь реплики. Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои руки.

– Сможешь выполнить эту рискованную операцию?

– Смогу, – отвечаю я.

Знали, что у меня к Берия давняя неприязнь, перешедшая во вражду. У нас еще при Сталине не раз были стычки. Достаточно сказать, что Абакумов и Берия хотели в свое время меня арестовать. Уже подбирали ключи… Кстати, мне Сталин прямо однажды сказал, что они хотели меня арестовать. Берия нашептывал Сталину, но последний ему ответил: «Не верю. Мужественный полководец, патриот – и предатель. Не верю. Кончайте с этой грязной затеей». Поймите после этого, что я охотно взялся его арестовать. За дело.