КРИТИЧЕСКАЯ МАССА ЯДЕРНОГО РАСПАДА. книга третья. - Анатолий Козинский

- Здравия желаем, товарищ командир! – «гаркнул» строй подводников, встречая и здороваясь со  своим командиром.

- Вольно! – отдал команду Липовецкий, - отъелись вы хорошо, загорели и орёте громко. Рад вас всех видеть в хорошем здравии. Прибыли в часть все без замечаний – за это спасибо. Завод закончил швартовые испытания нашей «Ладушки» и корабль ждёт прихода своих настоящих хозяев. С чем вас и поздравляю. Старпом, строй распускайте, командирам боевых частей прибыть ко мне в каюту.

- Антон Владимирович, - следуя рядом с командиром, не ожидая встречных вопросов, начал докладывать Журавский, - в экипаже действительно всё обошлось без крупных замечаний и происшествий. Все живы и здоровы.

Сам же я с бывшей женой брак расторгнул, и можете меня поздравить: женился.

Услышав эту новость, Антон остановился и, явно «переваривая» её, переспросил:

- Женился?

- Так точно, товарищ командир, я женился! И с какой-то отчаянной откровенностью старпом добавил:

- Потерь никаких, квартира у жены в Москве ещё лучше прежней.

- Стоп, приехали! – сам себе мысленно приказал Антон. – Во всеуслышание же поинтересовался:

- Ну, а новая жена, кто?

- Жена – моя старая любовь. Так что тут всё в порядке.

- Что ж, поздравляю! Дай бог вам счастья, да любви. Только не откладывай в длинный ящик – «привяжи» её верёвкой к своей ноге и тащи за собой везде и всюду. Вы же теперь одно целое: семья! Без жены ты, извини меня, только жалкая половинка.

- Дорогие мои начальники, - обратился Антон к, прибывшим в его каюту, офицерам, - ехали мы, долго ехали и, наконец, приехали! Осталось окончательно «заехать» на корабль, выдержать и « не обкакаться» в период двоевластия хозяев: флота и завода. Конечно, это ходовые испытания – заводские и государственные. С момента подъёма Военно-Морского Флага на корабле мы выставляем свою вахту, оберегаем, обслуживая корабль совместно и наравне с заводской сдаточной командой. В море заводская команда полностью, со всеми «потрохами» подчиняется командиру корабля. Полную ответственность за корабль экипаж начинает нести с момента подписания государственного акта о приёме и передачи РПК СН  Военно-Морскому Флоту.

- Вопросы есть? – Липовецкий осмотрел лица офицеров. - Вопросов нет! Значит всем всё ясно! – подвёл он итог беседы. А вот мне не очень. Первый вопрос к нашему помощнику командира. Я не буду вам петь всю песенку из известной оперетты: «Всё хорошо, прекрасная маркиза…» - у нас, слава богу, до этого дело не дошло. Но всё же хотелось бы узнать, что вы надумали делать со службой снабжения? – Антон выжидательно посмотрел на помощника.

- Товарищ командир, в этом вопросе наше не совсем безнадёжное дело получило некоторую подвижку. На ваше усмотрение предлагается утвердить согласие мичмана Шохина из боевой электромеханической части перейти в службу снабжения и занять штат старшины команды. Из торпедистов мичман Горячковский просится на штат старшего кока-инструктора.

Господи, дела твои и дороги неисповедимы! Но подсказал бы ты хотя бы намёком или знамением: «не делай этого, раб божий Липовецкий!». Как бы за это этот раб был бы тебе, боже, благодарен!

Так уж получилось, что вместо обращения к богу Антон обратился к, сидящим тут же, офицерам.

- Против этих кандидатур возражения есть? – все молчали. Только командир торпедистов, богатырского телосложения капитан-лейтенант Гончаренко, ехидно улыбнулся, мол - нам этого «добра» не жалко! Берите: подарила Америка России пароход… - посмотрим, как вы на нём поплывёте!

- Хорошо, - командир решил бросить в «бой» последний аргумент и козырь, - учтите, кушать «баланду», изготовленную этими коками, придётся нам всем.

- Мимо! – всё было напрасно. Офицеры были сыты, запах всевозможной отпускной вкуснятины ещё окончательно не выветрился из их воспоминаний. Перспектива неизвестно когда откушать баланды их не пугала.

- Что ж, зовите Шохина и Горячковского на беседу, - вынужден был согласиться командир.

Уже через пять минут перед ним стояли два молодца: один совсем молоденький, не опытный скоро испеченный мичманок, другой же постарше, жизнь повидавший. Правда, по «бывалому» с первого взгляда было не понятно: то ли паршивый случай в жизни ему подсунул фигу, то ли он сам плюнул себе в душу.

- Так, мичман Шохин, доложите-ка мне - по какой причине вы согласились перейти в службу снабжения? – начал именно с него Липовецкий.

- Люблю хорошо поесть. Знаете, как моя мама вкусно готовит? Пальчики проглотите! – выложил Шохин и, вспомнив мамины обеды, сглотнул набежавшую слюну.

- Чудненько, если б на твоём месте была мама, то и вопросов не было бы. Ну, а сам, кроме как хорошо поесть, что умеешь делать? – спросил у него командир.

- Но я же, как готовила мама, всё хорошо видел. Память у меня хорошая, могу вспомнить всё. Были бы продукты – из чего готовить, - настаивал на своём умении  Шохин.

- Ты-то сознаёшь, что старшина команды снабжения лицо материально-ответственное. Именно ты будешь получать, отвечая за сохранность и выдачу вещевого имущества и продовольствия для всего экипажа. Уловил меру ответственности? За растрату и в тюрьму можно «загреметь». Конечно, оказывать помощь тебе будет помощник, да и все офицеры. Но работать и решать тебе. Подумай. Завтра о своём решении доложишь мне.

- А вам, Горячковский, какая чёрная кошка или собака дорогу перебежала? Ведь вы были призваны служить на Флот по согласию, отслужив срочную службу в Армии и проработав на гражданке года два, если не ошибаюсь. До службы в Армии вы окончили Горный техникум и работали в шахте. Так?

- Так точно, товарищ командир. На работе горный мастер меня «подсиживал». Он пил, как лошадь, я же молодой неопытный специалист «купился» на его удочку и чуть не угодил на «нары».

- Сам-то не пьёшь? – тут бы Липовецкому копнуть поглубже и, кто знает, может истина и показала бы своё настоящее лицо. Горячковский замялся, опустил глаза и вроде бы-то честно признался:

- Под хорошую закуску, конечно, пью. Но не много.

Вот это признание и подкупило командира окончательно.

Многие, по их же словам не пьющие, на его глазах становились отпетыми алкашами. Этот вроде человек нормальный. Выпивает,  не много…. Но тут-то он и ошибся, ибо для Горячковского «не много» не имело ни границ, ни берегов.

- Готовить-то умеешь?

- Так точно, товарищ командир, и украинские борщи, и вареники, и галушки, и супы, и жаркое, и котлеты – было бы мясо.

Украинские «борщи и вареники» покорили Липовецкого. Пропустив мимо ушей и не оценив в полной мере смысл слова «не много», он решил, что «на безрыбье и рак рыба». Кроме того, ничего страшного: коллектив при желании и необходимости может воспитать и вырастить на свою шею любую «бабу Ягу». Вот тут мысль Липовецкого попала почти в точку: Ягу, не Ягу, но, взяв Горячковского, экипаж заполучил своего змея Горыныча, это точно.

Универсальная формула «спасение утопающих – дело рук самих утопающих» на флоте приобретала всеобъемлющий характер, только с некоторой поправкой. Эта поправка заключалась в том, что если утопающий начинал громко кричать «тону, спасите, помогите!», то потревоженное начальство, в место происшествия обильно подливало воду, испуская густой туман словоблудия кажущегося усердия по спасению утопающего.

Фактически никто ничего существенного не делал и виноватым оказывался всегда сам утопающий.

- Ишь, орёт: спасите, помогите! – заткни пасть. Тебе что – больше всех надо?! Ты подожди, не возникай, тихо плыви себе по течению, авось и выплывешь куда-нибудь….

- Куда же плыть?

- Тебе что – не всё равно? Не ори, шевели руками и ножками, да создавай видимость большой волны – побольше брызг, может быть наш «рулевой» тебя и заметит. Вот тогда ты непременно выплывешь. Вот тогда грудь подставляй! А пока подставляй задницу….

- Не хочешь?

- Дурачина ты, простофиля, тебе говорят: подставляй пока жопу, а не голову. Что гласит по этому поводу наша народная мудрость?

- За одного битого десять небитых дают. О количестве «небитых» спорить не будем. Так что подставляй…, вон какая за тобой очередь образовалась!

Антон эту школу прошёл. Он видел, что лучше всего чувствовали себя те, кто вообще ничего не делали. Ничего, не делая, они никогда не ошибались. Без работы Липовецкий жить не мог. Конечно, безответственно он не орал, старался не высовываться, но всё ещё продолжал удивляться.

Он удивлялся тому, что до него путь постройки кораблей и их испытаний уже пройден давно. Тем не менее, ему самому приходилось барахтаться в море неразберихи и делать открытия давно открытых связей и взаимоотношений.

Ответственность за качество приёмки корабля от промышленности многократной ступенчатостью разделялось так, что он, главное заинтересованное лицо – командир корабля был фигурой второстепенной и на её результат практически не влиял. Случись же что на корабле, тут уж всегда главным виновником оказывался командир. Все остальные «фигуранты» стояли в сторонке, в лучшем случае, в группе сочувствующих.