Земляника под снегом - Сказки островов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Облачко — как лодочка,
Серебряные весла.
Проходят дети в ворота веселой вереницей и стариков зовут:
— Дедушка, пойдем с нами играть! Бабушка, пойдём играть!
— Да полно вам, не тяните нас за руки так сильно, — смеются старики.
Но не всегда светить солнцу. И дождь полям нужен. Поглядит Журушка, что небо облака закрыли, и запоёт:
Дождик, дождик, лей сильней,
Дождик, лей среди полей.
Дольше, дольше погости
На грушевом дереве.
Соберутся дети вокруг Журушки, а она им сказки рассказывает о разных диковинных птицах.
Хорошо было детям играть с Журушкой.
Но вот как-то раз снова пожаловал Гонта.
— Здравствуй, дедушка! Не найдётся ли у тебя опять такой же ткани, как в прошлый раз? Продай мне, я охотно куплю.
— Нет, и не проси. Дочке моей о-Цуру нельзя больше ткать: очень она от этой работы устаёт. Боюсь, заболеет.
Но Гонта чуть не силой всунул старику в руки кошелёк, набитый золотыми монетами.
— Я заплачу тебе ещё дороже, чем в прошлый раз. А если ты не согласишься, пеняй на себя. Худо тебе будет. Меня ведь сам князь к тебе прислал, — пригрозил Гонта. — Чтоб через три дня была ткань готова, не то головой поплатишься!
Ушёл Гонта, а старик и старуха стали горевать:
— Беда, беда! Что же с нами теперь будет! Пропали наши головы.
Всё слышала о-Цуру, хоть и была в другой комнате. Стала она утешать стариков:
— Не бойтесь, не плачьте. Через три дня будет готова ткань, красивее прежней.
Пошла девушка в ткацкую комнату и затворила дверь наглухо.
Вскоре послышался за стеной быстрый-быстрый стук: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон.
День, и другой, и третий стучит ткацкий станок.
— Журушка, кончай скорее, будет тебе! — тревожатся старик со старухой. — Ты, верно, устала, доченька?
Вдруг послышался грубый голос:
— Ну как, готово? Покажите мне.
Это был Гонта.
— Нет, показать нельзя. Журушка крепко-накрепко запретила к ней входить, пока она ткет.
— Ого! Вот ещё выдумки! Я вижу, ваша дочь привередница. Ну, а я и спрашивать у нее не стану!
Оттолкнул Гонта стариков и настежь распахнул двери.
— Ой, там журавль, жу-жу-равль! — испуганно забормотал он.
Входят старики — и правда, стоит за ткацким станком большая птица.
Широко раскрыла она свои крылья, выщипывает у себя клювом самый нежный мягкий пух и ткёт из него красивую ткань: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон.
Захлопнули старики дверь поскорее, а Гонта со всех ног убежал — так он испугался.
На другое утро прибежали дети звать Журушку.
— Журушка, выйди к нам, поиграй с нами или сказку расскажи.
Но в ткацкой комнате все было тихо.
Испугались старик со старухой, раздвинули сёдзи, видят: никого нет. Лежит на полу прекрасная узорчатая ткань, а кругом журавлиные перья рассыпаны… Начали старики звать дочку, искали-искали, да так и не нашли.
Под вечер закричали дети во дворе:
— Дедушка, бабушка, идите сюда скорее!
Выбежали старики, глядят… Ах, да ведь это журавль. Тот самый журавль! Курлычет, кружится над домами. Тяжело так летит…
— Журушка, наша Журушка! — заплакали старики.
Поняли они, что это птица, спасенная стариком, оборотилась девушкой… Да не сумели они ее удержать.
— Журушка, вернись к нам, вернись!
Но все было напрасно. Грустно, грустно, точно прощаясь, крикнул журавль в последний раз и скрылся в закатном небе.
Долго ждали старик со старухой, но Журушка так и не вернулась.
Есть, говорят, на одном из дальних островов большое озеро. Видели там рыбаки журавля с выщипанными перьями. Ходит журавль по берегу и все поглядывает в ту сторону, где старик со старухой остались.
Две корзины глупостей
В старину, далекую старину, был у отца с матерью сын-дурачок.
— Ничего то он, глупый, не умеет, — горевали родители. — Случись с нами беда, как он жить будет?
Стали думать, какому ремеслу его научить, и решили пусть торгует вразнос. Дело нехитрое были бы крепкие плечи да звонкий голос.
Дали ему каштанов и говорят дурачку:
— Вот тебе каштаны на пробу. Носи по всему городу.
Ходит дурачок с коромыслом на плече и кричит:
— А вот каштаны на пробу всему городу! А вот каштаны на пробу всему городу!
Все дети сбежались на этот крик. Мигом поели они каштаны, а дурачок и рад: вот как быстро товар с рук сбыл. Пришёл дурачок домой весёлый-превесёлый. Спрашивают родители:
— А деньги где?
— Какие деньги? Разве надо было деньги брать? Сами же сказали: носи на пробу всему городу.
Опечалились родители. Стали ему объяснять, как вразнос торгуют.
На другое утро положили родители в две корзины разного товару: каштаны, чай, несколько мерок проса.
Весь день бродил дурачок по городу — ничего не продал. Воротился домой к вечеру, плачет:
— Ничего у меня не купили глупые люди. Только смеются. Уж я кричал, кричал, выкликал свой товар — у самого в ушах звенело.
— Как же ты товар выкликал? — спрашивают родители.
— А вот как, — затянул дурачок. — «Просочай-просочай — сопрочай-прочайсо-чайкаштаны-ташкачаны-штаныкачай…»
— Глупый ты, глупый, разве можно так? Товар надо выкликать ясно, чтоб слово от слова отскакивало. А ты их вместе сболтал, как муку с водой. Каштаны ведь не чай, а чай ведь не просо.
Вот снова пошёл дурачок торговать. Целый день он пропадал. Вернулся только к вечеру, плачет:
— Живут в нашем городе одни дураки. Смеются, сами не знают над чем. За весь-то день ничего я не продал.
— Уж верно, ты опять не так кричал, как мы учили, — говорят ему отец с матерью.
— Вот и неправда. В точности так. Вот послушайте: «Каштаны — не чай, просо — не каштаны. Чай — не просо, кричу особо!»
— Глупый ты, глупый! Ты всего три слова кричи, от себя ничего не прибавляй: «Чай, каштаны, просо!» Да кричи медленно, внятно, чтобы все поняли.
Пошел на другой день дурачок товар продавать. Кричит медленно, с расстановкой:
— Чай-ка-шта-ны-просо!
Да скоро заболтался у него язык. Стало у него выходить:
— Чайка штаны просит. Чайка штаны просит.
А тут, как на грех, идёт следом другой разносчик. Орёт во всю глотку:
— А вот сковородки! Сковородки хорошие!
Вконец дурачок сбился.
— Чайка штаны просит. Чайка штаны просит. Сковородки — сковородки. Чайка штаны просит, а сорока — водки!
Люди на улицах от смеха падают. Ни у того, ни у другого ничего не покупают.
Рассердился другой разносчик, что дурачок ему торговлю испортил, и надавал ему тумаков.
Вернулся дурачок домой, плачет:
— Ничего-то я не продал, да еще вдобавок побили меня.
Долго думали родители, как теперь быть, и надумали. Пусть продаёт товар, какой совсем просто зовется. Горох! Уж чего проще. Тут ошибиться нельзя.
Насыпали они в корзины несколько мер гороха.
Идет глупый сын по городу и кричит:
— Горох, горох, а вот хороший горох! Гороху на грош, горох хорош. На грош нагрохаю гору гороха!
Люди смеются, за бока держатся.
Тут вдруг вышел из соседнего переулка разносчик с корзинами на коромысле. Выкликает он свой товар:
— Горшки, кому горшки, горшки хороши!
Опять сбился глупый сын. Всё у него в голове спуталось. Кричит:
— Горох, горох, хороший горох. Горшки, горшки хороши. Грохочет горох, а горшок оглох. Горох кроши, горшки круши. Горький горох, а горшки с горки грох!
Заслушался дурачка разносчик, споткнулся и уронил горшки, только черепки задребезжали.
Разинул рот глупый сын:
— Вот беда, горе! Нечего сказать, огорошил ты меня.
Рассердился тут разносчик и огрел дурачка коромыслом.
Вернулся дурачок домой с горькими слезами.
— Говорил я вам, что в нашем городе одни дураки живут. Прохожие смеются, а разносчики дерутся.
Родители только вздохнули:
— Видно, правду люди говорят: от глупости нет лекарства. Сиди-ка ты лучше дома. Оно и нам спокойнее будет.
Как сороконожку за лекарем посылали
В старину, далекую старину, как-то раз под вечер шло у цикад большое веселье.
Вдруг одна из них жалобно заверещала:
— Ой, больно! Ой, не могу! Ой, голову ломит!
Поднялся переполох. Решили цикады скорее послать за лекарем. Тут заспорили они между собой:
— Пошлем ту, нет, лучше эту…
А самая старая и мудрая цикада посоветовала:
— Надо сороконожку послать. У нее ног много, она скорее всех добежит.
Попросили цикады сороконожку сбегать за лекарем, а сами стрекочут возле больной:
— Потерпи немного, потерпи, потерпи!
Стонет больная, а лекаря всё нет как нет. «Где же наша сороконожка? Отчего она до сих пор лекаря не привела?» — тревожатся цикады. Пошли они посмотреть, не вернулась ли сороконожка к себе домой. Видят: сидит сороконожка, обливаясь потом, на пороге своего домика, а перед ней — ворох соломенных сандалий.