История моей матери - Семен Бронин

Вот и Париж. Вокзальная улица почти не изменилась: дома те же, до боли знакомые - прибавилось только гари и дыма от выхлопных газов, и воздух стал тяжелее. Она задержалась на тротуаре, не сразу включилась в гонку, снова огляделась по сторонам - как человек, ищущий кого-то в толпе. Стало больше чернокожих и арабов, но она по старой памяти отнеслась к ним с сочувствием. Бегущие мимо парижане были те же, что раньше: хотя одеты по другой моде, но сущность та же. Женщины по-прежнему следили за собой, держались независимо, были все время начеку и похожи на сжатые пружины: ответят раньше, чем вы закончите с вопросом. Мужчины все так же легкомысленны и озабочены разом, от природы изящны, подвижны и увертливы, с повадками взрослых юношей. Она была у себя дома. Уличный муравейник вел себя, как пятьдесят лет назад, и если бы дело было только в этом, она бы продолжила путь так, как если бы никогда отсюда не уезжала...

Нужно было добраться до Лионского вокзала. Она стала в очередь за такси. К ней подошел шофер "слева", она по московской привычке согласилась. Нарядная красивая негритянка, стоявшая перед ней, предупредила: "Мадам, не делайте этого",- парижане относятся недоверчиво к таким извозчикам. Она послушалась, дождалась очереди, и не прошло и получаса, как ехала в Мелен в пригородном поезде. Задержка вышла только у турникета Лионского вокзала: она долго бы простояла перед ним, если бы не проходящий мимо алжирец, обратившийся к ней на "ты" и объяснивший ей словами и жестами, как им пользоваться. Негритянка и алжирец за какие-то полчаса: видно, ее антиколониалистское прошлое давало о себе знать и как-то запечатлелось на ее челе - раз оба не сговариваясь поспешили ей на выручку.

В вагоне она была предельно взвинчена и взволнована, но продолжала смотреть по сторонам и делать выводы: у нее это было в крови - от разведчицы и от медика. В поезде было много женщин, возвращавшихся с работы,- значит, женщины теперь больше работают, думала она. Чтоб не тратить зря времени, они вязали: это было домашнее дело, которым можно заниматься на людях... Сердце ее колотилось и готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Вот и Мелен. Она вышла и снова, как в фильме с ускоренной съемкой, села в такси и через пять минут была у дома тети, который не изменился со времен ее детства,- только тогда в нем всем заправляла бабушка Франсуаза. У входа стояла Сюзанна: они узнали друг друга - рядом с ней была еще одна женщина, ей незнакомая, наверно родственница. Они обнялись. Рене вошла в знакомый дом, огляделась и тут силы оставили ее, она опустилась на стул и не смогла произнести ни слова. Тетя тоже разволновалась: смеялась, предлагала выпить с дороги, руки и голос и у нее дрожали, а у Рене просто отнялся язык: она не могла ни есть, ни пить, ни разговаривать... Сюзанна за эти годы и изменилась и не переменилась в одно время: такая же добрая, гостеприимная и живая. Та, что была рядом с ней, Жаклин, была ей невесткой, вдовой покойного сына. Дяди Андре тоже не было в живых - тетя, может быть, поэтому была так чувствительна к оставшимся родственникам, по этой причине пригласила Рене к себе и так волновалась при встрече...

В тот день, щадя ее нервы, Сюзанна позвала только немногих: тех, что были рядом, под рукою. Остальных Рене встретила в последующие дни: она всех смутно помнила - в той мере, в какой можно помнить человека. которому при расставании было пять или десять, а при встрече за пятьдесят и более. И те тоже ликовали по поводу ее возвращения и тоже отыскивали знакомые черты в лице женщины, которой было уже около шестидесяти,- своего рода театр теней или даже встреча в загробном мире. Эти находки и обнаружения давались Рене непросто: она была все время как в лихорадке и однажды упала в обморок. Случилось это в маленьком магазинчике на улице, где жила Сюзанна: Рене увидала изобилие выставленных там товаров и продуктов. Шел восьмидесятый год, в Москве тогда в магазинах были пустые полки, и зрелище изобилия (сейчас нам более привычного) потрясло ее до основания - по контрасту с домашними нехватками. Это стало известно в городе, и про магазинчик стали говорить, что это тот, в котором от избытка товаров и чувств "русская" упала в обморок. Хозяин не слишком радовался такой рекламе, а говорил посетителям, что лучше бы они купили у него мясо, а не дыню или печенье, как они сплошь и рядом делают - не то он обанкротится, не выдержит конкуренции больших магазинов. Действительно малые торговые предприятия вытеснялись одно за другим огромными универсамами, где могли позволить себе сбить цены и где товары были лучшего качества. Французы тоже боялись, что, вытеснив лавки, большие "Перекрестки", "Казино" и "Ашаны" навяжут им свой диктат и взвинтят цены выше прежних, и поддерживали мелких торговцев, но делали это, видимо, со скупостью подающих милостыню.

Она обошла знакомые места. Второго, сельского, дома, где она провела месяц, готовясь к экзаменам, уже не было; не было и мастерской и сада с огородами. Она прошла по оставшемуся двору, на которым высился другой новый дом, каменный и безликий, ничего не говорящий ее душе, подошла к сохранившемуся платану, некогда дававшему тень обедавшему под ним дружному семейству. Было грустно и жаль утерянного еще и оттого, что где-то в глубине души у нее жило обещание, данное когда-то отцом, что в этом доме ее всегда ждет своя комната. Она даже заикнулась о ней - полушутя, полусерьезно - за вечерним чаем, но собравшиеся женщины: тут были Жаклин и две ее дочери сразу поняли, о чем идет речь, а речь, в их представлении, шла о компенсации за ее долю в наследстве, и дружно объединились против.

- Нет, дома больше нет - ты сама это видела! - дружелюбно, нисколько не меняя тона разговора, сказала Жаклин, потому что дела у французов существуют помимо сантиментов.- Его продали, когда дела фирмы пошли неважно. После Андре здесь все идет не как надо. Робер имел свою долю, но она вся с избытком ушла на покрытие его расходов в доме для престарелых. Ты же не захотела его принять?

- Нет.

- И мы тебя нисколько в этом не виним. Мы ему говорили это перед поездкой. Не очень прилично было приехать через столько лет с таким предложением, но он же, сама знаешь, всегда все знал лучше других. Кто ж виноват, что у него к концу жизни ни кола ни двора не было?..

Сюзанна не любила подобных чересчур откровенных разговоров - кроме того, она болела за дело Андре и не могла так легко примириться с упадком фирмы.

- Ничего, может, еще выберемся,- cуховато сказала она.- А у Рене свой дом и своя дача. Она богаче нас с тобой. Это в ней ностальгия говорит: хоть что-нибудь да свое на родине...

Она не закончила своей мысли, не пригласила Рене остаться: это не входило в ее планы - только посмотрела на нее зорче прежнего.

- А что с фирмой? - Рене помогла им выбраться из тупика.

- Да все дело в том,- сказала Жаклин,- что руководство никуда не годится. Его доверили членам семьи, а они некомпетентны. Надо брать людей со стороны - будет больше толку.

- Брали уже,- напомнила Сюзанна.- Ничего хорошего не вышло.

- Значит, не того взяли, кого надо. В любом случае на стороне выбор больше, чем дома.

- Но в этом и смысл ее - дать работу своим,- напомнила Сюзанн, глядя на невестку неодобрительно. Та в ответ лишь пожала плечами:

- Тогда пусть разваливается дальше. Жак не может возглавлять дело - это ясно как день. Впрочем, мое дело, ты знаешь, сторона - я не могу даже советовать...

Сюзанна промолчала, а когда Жаклин с дочерьми ушла, Рене спросила тетю причину такого отхода от дел.

- Это долгая история,- сказала тетя.- Когда сын женился на ней, он был ей неровня. Она из аристократок и обеспеченных - мы заключили тогда брак на условиях раздельного владения имуществом: чтоб не думали, что заримся на ее богатство. Но в жизни все меняется - они стали беднее, мы богаче: теперь она не может вступить в наследство после моего бедного сына, мне, помимо нее, наследуют две внучки. Такие нахалки! - любовно обругала она их.- Делят добро в моем присутствии: это, говорит, мой столик будет, ты на него и не заглядывайся, а та говорит, не трогай моего сервиза: я его сразу же оприходую.

- Шутят,- сказала Рене.

- Конечно. Пока я здесь, они ничего не получат - пусть хоть мечтают.

- А как твои финансовые дела?

Сюзанна заулыбалась добродушно и лукаво.

- О моих Андре позаботился - да так, что лучше не надо...- И объяснила: - Он, когда мне было пятьдесят, застраховал меня на большую сумму. Ему говорили еще: слишком много платишь, ошибешься, а он как в воду глядел - чувствовал, что ли. До семидесяти лет выигрывала страховая компания: сумма страховки превышала пенсию, а все, что потом, ей в убыток. Я прихожу к ним - они в ужас приходят: как, вы еще живы?! Тоже шутят, но как говорится, в каждой шутке... И правда немалая в данном случае, а порядка нескольких десятков тысяч.

- Ты помогаешь фирме?

- Приходится. У них вечно долги и недостачи. Но целиком я их содержать не могу,- поспешила сказать она, как бы заверяя в этом не Рене, а отсутствующих в эту минуту компаньонов.- Пусть сами выкручиваются. Для этого я из членов правления вышла.