Десятое Правило Волшебника, или Призрак - Терри Гудкайнд

Следовательно, он был в них, наблюдая за ней и планируя все это. Но в то же время у нее было и ощущение, что он говорит о чем-то еще. Было что-то большее в его словах, какой-то больший смысл, что-то скрытое. То, как он говорил об этом, заставляло ее думать, что он говорит о чем-то, что было в ее жизни до появления сестер Тьмы. О чем-то, что было задолго до того, как она потеряла память о своем прошлом, о том, кем была. Она была разгневана и впадала в ярость, думая, что он наблюдал за ней посредством этих самых сестер. Но мысль о том, что он видел ее раньше, еще в той жизни, которую не удавалось вспомнить, потрясла ее.

Неожиданно он повернулся, наваливаясь на нее.

– Ты даже не можешь себе представить, как долго я ждал, чтобы проделать все это с тобой.

Ее дыхание и сердцебиение только-только начали успокаиваться. Теперь же все начало происходить слишком быстро. Сердце снова забилось так, будто уже колотило по ребрам. Она хотела заставить его снизить темп, чтобы иметь время подумать, как помешать ему делать то, что он делал. Хотя ощущение его плоти рядом со своей сбивало мысли и опустошало разум. Она не могла придумать никакого способа остановить его, а могла лишь отметить про себя, как сильно не хочет, чтобы он делал это.

Затем она вспомнила об обещаниях, что давала самой себе. Она была лучше, чем он; и должна действовать исходя из этого.

Она не сказала ни слова и уставилась мимо него, вглядываясь в крышу шатра, мягко освещенную светом лампы.

– Ты не можешь вообразить, как мне хотелось проделать с тобой все это, – сказал он, внезапно переходя на угрожающий тон. – Даже представить не можешь, как много это значит для меня.

Она перевела взгляд, чтобы заглянуть в его несущие ночные кошмары глаза.

– Нет, не могу. Так что тебе следует просто продолжить и не говорить загадками, избавив меня от разговоров, которые для меня не несут смысла, поскольку не имею ни малейшего представления, что именно ты имеешь в виду.

Кэлен отвела взгляд, чтобы не смотреть на него. Она хотела продемонстрировать полное безразличие. Она отправила свой разум в бесцельное блуждание. Это было не так-то просто, ощущая сверху такое мощное давление, какое производил он, требуя от нее участия в его устремлениях, но она прилагала все силы, чтобы игнорировать его, думать о чем-то другом. Она не собиралась предоставить ему удовлетворение тем сопротивлением и той борьбой, которую заведомо проиграет. Она стала думать об игре джа-ла, не потому, что ей хотелось об этом думать, а потому что это было свежо в ее памяти, это можно было вспоминать во всех подробностях.

Внезапно он подцепил ее руками под колени, разводя ноги в стороны и забрасывая их вверх, почти к самой груди, отчего стало трудно дышать. В таком положении ее суставы и связки испытывали боль, но она сдержала готовый вырваться крик и постаралась не обращать внимания на то, как он пытается управлять ею, демонстрируя свое полное господство, когда овладевает ею.

– Если бы он знал… Это убило бы его.

Глаза Кэлен вновь повернулись к нему. Она могла лишь едва дышать под тяжестью его веса.

– О ком ты?

Она подумала, что, возможно, речь шла о ее отце… об отце, которого она не помнит. Возможно, ее отец был один из командующих армией, и, возможно, именно поэтому она умеет управляться с оружием. Она не могла вообразить, о ком еще он может говорить при ней.

Она хотела сказать еще что-нибудь, осадить его, но передумала и осталась молчаливой и безучастной.

Теперь рот Джеганя был у самого ее уха. Грубая щетина болезненно скребла по ее шее и щеке. Его дыхание стало учащенным и неровным. Он вдруг умерил похоть, которой готов был дать волю.

– Если бы ты только знала… Это убило бы тебя, – сказал он, безусловно и чрезмерно довольный этой мыслью.

Оказавшись еще более озадаченной, она промолчала, оставив при себе растущее беспокойство по поводу того, что он может иметь в виду.

Она подумала, что он сейчас возобновит попытки удовлетворить свою развратную потребность, но Джегань медлил, держа ее ноги широко раздвинутыми и продолжая смотреть на нее, все еще находясь на грани намерения. Под его тяжестью ей с трудом удавалось дышать, но она знала, что любой протест будет встречен без всякого интереса к тем неудобствам, что он ей доставлял.

В каком-то смысле ей даже хотелось, чтобы он перестал тянуть время и закончил с этим. Ожидание сводило ее с ума. Ей хотелось кричать, но она отказывала себе в этом. Она не могла избавиться от страха перед тем, сколько еще страданий он доставит ей и как долго это может длиться – и как, несомненно, все это повторится не только этой ночью, но и все последующие ночи. И не вдавливай ее в постель тяжесть, сравнимая с весом быка, она бы все равно дрожала от предвкушения ужаса.

– Нет, – сказал он самому себе. – Нет, это не то, чего я хотел.

Кэлен была в замешательстве. Ей показалось, что она неправильно расслышала.

Он отпустил ее ноги, позволяя им упасть на постель, а сам приподнялся, опираясь на руки. Ей хотелось, чтобы он не располагался между ее ног, чтобы она могла свести их вместе.

– Нет, – повторил он. – Все совсем не так. Ты не хочешь этого, и, следовательно, это окажется всего лишь тягостным событием. Тебе не понравится это, но не более того.

Я хочу, чтобы ты знала, кто ты есть, когда сделаю это. Я хочу, чтобы ты знала, что я значу для тебя, когда сделаю это. Хочу, чтобы ты возненавидела это больше, чем ненавидела что-либо еще за всю свою жизнь. Хочу быть тем, кто сделает это для вас обоих. Хочу, чтобы воспоминание о том, что это значит для тебя, было в твоем разуме, когда я оставлю в тебе свое семя. Хочу, чтобы это воспоминание преследовало тебя столько, сколько ты сможешь прожить, и вечно преследовало его, каждую минуту и при каждом взгляде на тебя. Хочу, чтобы он научился ненавидеть тебя за это, ненавидеть то, что ты собираешься преподнести ему. Ненавидеть твоего ребенка – ребенка, которого я дам тебе.

Чтобы это осуществилось, нужно, чтобы ты сначала узнала, кто ты есть на самом деле. Если я сделаю это с тобой сейчас, это окажется для тебя чем-то незначительным и испортит то изысканное, утонченное страдание, которое могло бы быть причинено, если ты узнаешь, кем была, только тогда, когда это уже случится с тобой.

– Так скажи мне, – произнесла она, почти готовая стерпеть насилие ради того, чтобы узнать это.

Коварная улыбка медленно проступила на его лице.

– Если я просто скажу тебе, это будет совсем не то. Слова не получат нужного веса, не будут содержать ни смысла, ни эмоций. Тебе следует именно знать. Ты должна вспомнить, кто ты; ты должна знать все, лишь тогда это будет действительно насилие… я имею в виду, худшее из всех насилий, что ты можешь испытать, насилие, которое даст тебе ребенка, в котором он будет видеть и напоминание, и чудовище.