ПОЛИТИКА: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения - Евгений Тарле

Так истребление двух русских корпусов в Восточной Пруссии и вытеснение русских из Пруссии в самом конце августа и в начале сентября (н. с.) 1914 г. было платой за спасение Парижа, так как — мы уже упоминали об этом — нужные для разгрома русских корпусов немецкие войска были спешно сняты с французского фронта как раз перед битвой на Марне. Или, например, выступление Румынии ранней осенью 1916 г., очень невыгодное в тот момент для русских войск, очень оспариваемое сначала русскими генералами, было уступкой требованиям союзников, которым важно было, чтобы немцы поскорее и поглубже снова увязли на востоке (чего бы это ни стоило «востоку»). Таковы три непосредственные причины огромных русских потерь. Были и другие, и их было очень много, но мы тут не пишем истории России, да и самой войны касаемся лишь постольку, поскольку без этого дальнейшее — послевоенное — развитие событий было бы непонятно. Храбрость и упорство русских войск, удивлявшие врага, выносливость и самоотвержение, равнодушие их к смерти могли при этих условиях дать временные и частичные успехи, но не больше. Это с точки зрения интересов России. Но с точки зрения интересов союзников русская армия, принявшая на себя главную тяжесть войны в первые годы, предоставила Франции, Англии, Италии время, необходимое для развертывания всех их сил, могущественно способствовала ослаблению и истощению Германии, Австрии и Турции и сильно этим облегчила конечный разгром центральных империй. Безобразная дезорганизация в тылу, бесхозяйственность, гибельное пребывание во главе военного министерства в течение первого года войны Сухомлинова, широчайше развитый и превосходно поставленный немецкий шпионаж и легкомыслие русских властей, благодаря которому, между прочим, по позднейшему признанию немецкого генерала Гофмана, немецкое верховное командование сплошь и рядом узнавало русские военные распоряжения, — все это дополняло картину той обстановки, в которой упорно боролась и погибала русская армия[79]. Достаточно почитать внимательно переписку Сухомлинова с Янушкевичем в 1914–1915 гг., напечатанную в первых трех томах «Красного архива» (за 1922–1923 гг.), чтобы ясно понять, в каких руках находились миллионы человеческих жизней и участь России в тот момент. Они оба вовсе не сознают всей безмерной, чудовищной по своим последствиям личной своей виновности. Это два благодушных обывателя, делящихся впечатлениями. В первые же недели войны не было достаточно снарядов и патронов, поэтому уже в начале сентября 1914 г. генерал Кузьмин-Караваев твердит только одно: «Надо заключать мир», полубезоружные люди, без артиллерийской поддержки и защиты, гонятся под германские орудия и пулеметы и гибнут десятками тысяч зря, а Янушкевич иронизирует насчет «истерических телеграмм» генералов Брусилова и Иванова, требующих снарядов, и великий князь Николай Николаевич посылает Иванову «грозную телеграмму», что надо «по одежке протягивать ножки»[80]. Глава правительства Горемыкин в то же время усвоил окончательно (и при каждом удобном случае высказывал) стройную теорию о том, что война вовсе и не касается ни его, ни совета министров в целом, а касается лишь государя императора, военного министерства и верховного командования. После этих необходимейших вводных замечаний можно ограничиться лишь самым общим, в хронологической последовательности, изложением событий на русском фронте, чтобы обратиться затем к западным державам, истории которых посвящена эта книга.

Война была объявлена 1 августа (н. с.) 1914 г., а уже через 5 дней русские разъезды показались около Сольдау, и немцы, обнажившие восточную границу, отступили к Кенигсбергу и Алленштейну. Продолжать наступление русские отряды не могли и остановились. 26–30 августа произошла битва при Танненберге, в которой командующий восточным германским фронтом Гинденбург и его начальник штаба Людендорф нанесли тяжелое поражение русским войскам, и русские, преследуемые в течение 1—15 сентября, ушли из Восточной Пруссии. Немцы преследовали русских до Оссовца. Одновременно бои с австрийцами привели к русской победе и занятию Львова, а после боев в октябре и ноябре австрийцы отошли к Кракову. В течение всего октября, ноября, отчасти декабря 1914 г. в районе левого берега Вислы велись тяжкие бои с германцами, без решительной развязки; новые и новые немецкие части перевозились с застывшего западного фронта на русский. Зима нисколько не прерывала военных действий на русском фронте. В последней четверти января 1915 г. усилился подвоз новых больших формирований к немецким силам на северо-восточном немецком фронте, и немцы начали большое наступление в направлении к Праснышу. Русские войска потерпели поражение (в феврале) в битве при Мазурских озерах. Непрерывные тяжкие бои кончились отходом русских к северу от Нарева и Вислы и временной их остановкой на этой линии. Одновременно в январе и феврале русские войска, наступая в Карпатах, натолкнулись на серьезнейший отпор со стороны подвезенных сюда свежих германских сил. Бои в Карпатах продолжались в январе, феврале, марте и стоили обеим сторонам огромных потерь. Русское наступление было остановлено (когда австро-венгерская армия получила немецкие подкрепления), И вскоре русские войска откатились назад. 12 марта (н. с.) русские взяли Перемышль в Галиции. Но это был последний крупный русский успех в 1915 г. С конца октября 1914 г., а особенно с начала 1915 г. ко всем неблагоприятным условиям, в которых приходилось действовать русской армии, прибавилось еще одно: выступила Турция, и часть русских сил необходимо было отправить в Закавказье. Выдерживая полностью натиск Австрии и в значительной степени натиск Германии, русские войска отныне должны были принять на себя полностью также удары со стороны Турции.

Выступление Турции и роль, которую суждено было сыграть вопросу о дележе турецкой добычи в дипломатии союзников, освещены теперь весьма ярко не столько мемуарной литературой, сколько тремя сборниками секретных документов, выпущенными в последнее время в России. Отсылая к этим сборникам документов всех желающих ознакомиться с деталями вопроса о Турции во время войны, я тут и в дальнейших главах отмечу лишь основные пункты, которые читатель не должен забывать ни на минуту при изучении этой важной стороны мировой войны.

Младотурецкое правительство в момент начала мирового конфликта было под живым впечатлением второй балканской войны, когда ему посчастливилось вернуть только что потерянный Адрианополь. Теперь туркам казалось совершенно необходимым воспользоваться новой, несравненно более грандиозной войной, чтобы, выгодно продав свое участие в военных действиях или свой нейтралитет, в еще большей степени поправить свои дела и вернуть возможно больше из своих утраченных владений. Но кому продать? Германии или Антанте? Вопрос этот, как оказывается теперь из упомянутых документов, вовсе не был настолько уж предрешен в пользу Германии, как до сих нор можно было думать. Энвер-паша, военный министр и фактический глава правительства, официально заявил 9 августа 1914 г. (т. е. спустя 6 дней после подписания тайного договора с Германией) русскому военному агенту, генералу Леонтьеву, что он, Энвер, стоит за союз с Россией, и «поставил вопрос ясно и коротко»: турки немедленно убирают свои войска с кавказской границы, собирают сильную армию во Фракии и «ставят ее в наше (России) распоряжение, с готовностью двинуть ее против любого из балканских государств, в том числе против Болгарин или совместно с ними против Австрии. В день, когда будет установлено соглашение, он обязуется удалить с турецкой службы всех немецких офицеров. В заключение Энвер-иаша ставит условие: возвращение Турции западной Фракии и Эгейских островов и заключение с Россией оборонительного союза на срок от 5 до 10 лет, дабы Турция могла быть обеспечена от мести своих соседей на Балканском полуострове».

Энвер развивал эти мысли подробно, и генерал Леонтьев «вынес убеждение, что дело может быть сделано, если только решение будет принято немедленно»[81]. Но напрасно посол (Гире) изо всех сил торопил Сазонова с ответом на это предложение, понимая огромную его важность для России. Сазонов ничего в этом не хотел понимать, утверждая, что «с военной точки зрения Турция не составляет в настоящее время особой угрозы» (телеграмма 9 августа). Новые и новые телеграммы Гирса подтверждали, что уже и великий визирь повторяет предложение Энвера (11 августа). Сазонов на все это либо ничего не отвечал, либо отказывался согласиться на требуемые территориальные приобретения Турции за счет Болгарии. Повторялась история 1902 г. с маркизом Ито, приехавшим в Петербург предлагать японский союз России. В Петербурге тогда мечтали о Корее, союз с Японией мог бы воспрепятствовать осуществлению этой мечты, поэтому решено было медлить, не говоря Ито ни да, ни нет; при этом упустили из виду, что он ждать не будет, и если ему откажут в Петербурге, то он поедет за союзом в Лондон (что и случилось). В августе 1914 г. Сазонов и те, кто стоял за ним, тоже вообразили, будто теперь можно, ничем не обязываясь перед Турцией (ее предполагалось со временем разделить и водрузить крест на св. Софии), неопределенное время кормить Энвера и великого визиря неопределенными заявлениями. «Имейте в виду необходимость в переговорах с Энвером выигрыша времени», — советует Сазонов Гирсу 10 августа в ответ на все тревожные, взволнованные, торопящие призывы русского посла. Не получая ответа на повторные свои предложения, великий визирь и Энвер-паша, конечно, круто повернули в другую сторону: соглашение с Германией, уже давно намеченное и даже подписанное, стало фактом[82]. Оставаться нейтральными турки никак не могли и не хотели: ведь нежелание России взять их протянутую руку могло знаменовать только одно — расчленение Турции после войны, все равно, будет ли Турция нейтральна или нет (в этом отношении всем уверениям Антанты насчет будущей неприкосновенности Турции Энвер нисколько не верил). И прежде всего отныне только от союза с Германией они можно ждать желаемого приращения их владений. Таким-то образом завоевательное фантазерство и полнейшее непонимание положения со стороны руководителей русской дипломатии ускорили создание нового против России далекого фронта на кавказской границе и окончательно закрепили за Германией драгоценного союзника. Франция и Англия изо всех сил старались удержать Турцию от выступления. Франция боялась за свои капиталы, вложенные в Турцию, да и традиционно она была против раздела Турции, потому что значительно меньше Англии и России могла получить от этого раздела. (А что Турции после победы Антанты непременно грозил раздел, в этом — в случае выступления Турции — не было никаких сомнений ни у кого уже в 1914 г.) Что касается Англии, то для нее тоже все выгоды будущего раздела Турции не уравновешивали многообразных опасностей и затруднений, вытекавших из немедленного выступления Турции на стороне Германии. Эдуард Грей инструктировал и в августе, и в сентябре, и даже в октябре, уже накануне выступления турок, британского представителя в Константинополе, чтобы он шел на все уступки, делал все зависящее, лишь бы избежать разрыва с Турцией. Но после отказа России вступить в союз с Турцией Энвер-паше и остальным членам турецкого правительства уже казалось бесполезным дальше вести переговоры с Антантой. В течение всей второй половины августа, всего сентября, начала октября непрерывно подвозились в Турцию из Германии и Австрии предметы военного снаряжения. Еще 10 августа германские военные суда «Гебен» и «Бреслау» прибыли в Дарданеллы. Это круто меняло соотношение морских сил на Черном море в пользу Турции и Германии и еще более ускоряло выступление Турции. «Гебен» и «Бреслау» были выпущены из Средиземного моря благодаря непростительной (признанной французами) небрежности французского адмирала Буэ де Лапейрера; присутствие этих судов (на которых осталась немецкая команда) сильно стесняло действия русского флота на Черном море в течение всей войны. 29 октября 1914 г. Турция сочла свои приготовления законченными: два турецких миноносца проникли в одесскую бухту и потопили русскую канонерку. На другой день державы Антанты прервали дипломатические сношения с Турцией, и 31 октября Гире покинул Константинополь; 1 ноября то же самое сделали французский посол Бомпар и английский Маллет. Жребий Турции был брошен.