Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский

Кейзо пожаловался, что сегодня примерно между 5 и 6 часами вечера он вдруг так сильно захотел спать, что вынужден был схватиться за стойку нарт и все это время проехать в полусонном состоянии. У меня и, как я заметил, у Этьенна подобное состояние наступает попозже, около 8 часов, то же самое, наверное, и у Джефа с Уиллом, поскольку, когда я возвращался со связи, они, как правило, уже спали. В эти часы только один человек по-настоящему бодрствовал в лагере — это профессор, который, по-видимому, освежал себя ежевечерними снежно-изыскательскими работами. Восток сегодня нас не слышал и потому сообщил только координаты, повторяя их для надежности несколько раз. Лагерь в координатах: 80,71° ю. ш., 106,2° в. д. Смотрел на координаты и сам себе удивлялся: «Какая линия! Какая целеустремленность!». Ничто — ни смена дня и ночи, ни боковой ветер, ни, казалось, ставший традиционным левый уклон — не может сбить меня с курса. Я прочно схватился за этот восточный, дважды восточный меридиан и не отпускал его! Вот что значит идти к дому! Дай-то Бог продержаться еще несколько дней до Востока!

Сегодня праздник, понятный из всей нашей шестерки только мне одному. Старый Новый год. Чтобы не объяснять ребятам на своем ломаном английском того, в чем сам не слишком разбирался на неломаном русском, я решил никому ничего не говорить об этом празднике, а обозначить его как-то косвенно. Начал я с того, что приготовил праздничный завтрак: ветчину, нарубленную мной заранее, и великолепное пюре на молоке. Кейзо был восхищен и смят. Празднование, неожиданное для всех, разумеется, кроме меня, продолжила погода. Ветер потихоньку прекращался, снежная пыль улеглась, и поверхность, та самая, которая вот уже на протяжении почти 2000 километров не давала покоя нашим ногам, исправно подкидывая нам под лыжи заструги, стала выравниваться. Стали попадаться совершенно ровные участки, где можно было развить хорошую скорость, что я и делал по мере своих сил, и собаки, разобравшись в причинах моего хорошего настроения, не отставали. В результате до перерыва прошли 14,5 мили, что было неплохой заявкой на весь день. Правда, в середине дня кто-то вспомнил, что сегодня тринадцатое, и, действительно, вновь поднялся резкий холодный ветер со снегом, но ненадолго — он стих, когда мы пришли в лагерь, накрутив на свое колесо 28,5 мили!

Кейзо тоже решил отличиться за ужином и, отказавшись от обычного риса, стал готовить макароны. Однако, если в искусстве приготовления риса он достиг небывалых высот, то макароны ему оказались явно не по плечу. В результате грубого нарушения весовых пропорций между водой и макаронами последние растеряли всю свою индивидуальность и то, что осталось в кастрюле, по цвету и консистенции напоминало скорее обойный клей. Но праздник есть праздник, и грех было расстраиваться по таким пустякам. На радиосвязи Восток слышал нас, а мы его — оказалось, что вчера у нас была порвана антенна. Ребята на Востоке своим ожиданием подогревали наше нетерпение. «Слышим ваше дыхание», — говорили они. «Видим Восток», — отвечал я от имени всех нас. Наше нетерпение понятно. Экспедиция продолжалась вот уже без малого полгода, и хотелось побыстрее финишировать. Этьенн был настроен решительно. «Вот приду в Мирный, — говорил он, — первым делом, даже до шампанского, сожгу лыжи. Я уже надоел сам себе в этих лыжах — как ни посмотришь под ноги, все одно и то же». И хотя я прекрасно понимал его состояние, все-таки осторожно посоветовал: «Ты не торопись сжигать. Может быть, они кому-нибудь еще и сгодятся!» Этьенн и не стал настаивать: «Пусть не сожгу, но сниму обязательно!»

Профессор, оторвавшись от вычислений, согласно кивал головой — уж кто-кто, а он натерпелся от этих лыж… Хотя, конечно, сами по себе наши лыжи заслуживали самых добрых слов. Четыре с половиной тысячи километров позади, а скользящая поверхность как новенькая. Правда, у Джефа возникли какие-то проблемы с креплениями, которые ломались чуть ли не каждый день. Вот и сегодня он менял их в очередной раз, но, пока были запасные, это не страшно, правда, все равно непонятно, почему только у него, а у всех остальных держатся на удивление долго. Блестящие математические выкладки профессора позволили сделать вывод о том, что для того, чтобы нам прийти на Восток 18 января, нам следует проходить не меньше 26 миль в день. Поскольку профессор шел рядом с нартами Джефа и постоянно находился рядом со счетчиком пройденного расстояния, то мы условились с ним обеспечить движение по такому принципу: или до 6 часов или до 26 миль. В соответствии с этим принципом, если в момент моей остановки в 6 часов на счетчике будет менее 26 миль, я продолжаю движение по знаку профессора, который этим знаком заодно дает мне понять, сколько еще не хватает до суточной нормы. Если же норма выполняется, то мы останавливаемся. Чтобы расширить рамки нашей договоренности, я внес на рассмотрение профессора предложение о том, что если норма будет перекрыта, как, например, сегодня, то пусть он даст мне знак, на сколько вернуться назад. Профессор, подумав, отклонил мое предложение. Договор был подписан в присутствии Этьенна.

Последние пять дней координаты были нам необходимы как воздух, но воздуха было маловато из-за высоты, а координат не хватало по другой, менее уважительной причине. Завтра яхта должна была прийти на Беллинсгаузен, так что надо было попытаться связаться и выяснить в чем там дело. Перед тем как я собрался вылезти из палатки, Этьенн сказал мне: «Ну все, Виктор! Последние пять дней ты пойнтмен, а дальше с Востока пойдем по следу снегоходных тягачей, и ты наконец сможешь отдохнуть!» Слышать такое было приятно, но я ответил, что, возможно, останусь на лидирующей позиции, чтобы стимулировать собак бежать быстрее, но в любом случае придется идти без компаса, а это намного легче… Координаты лагеря в тот день: 80,28° ю. ш., 106,07° в. д.

Сегодня можно окончательно считать, что Новый год наступил по всем возможным и известным стилям, правда, оставался еще китайский Новый год, но, кажется, даже сам профессор мечтал о том, чтобы Новый год, а с ним и финиш наступили поскорее. С утра чудесная погода, потому что не дуло. Минус 34 градуса, солнце. Всю первую половину дня шли в гору, иногда попадались небольшие заструги. Только к концу дня мы достигли вершины затяжного подъема, и я увидел впереди по курсу, как раз в том месте, где должен быть Восток, небольшое, но плотное облако.

Этьенну удалось рано утром перехватить радиосвязь между базовым лагерем и Пунта-Аренасом — правда, он включил радиостанцию несколько позже, чем надо, и то потому, что не надеялся кого-либо услышать, но ему все же удалось разобрать координаты. По данным радиоперехвата получалось, что мы находились утром в координатах 80,24° ю. ш. и 106,7° в. д. Великолепная позиция! Этьенн подошел ко мне утром, когда я помогал Кейзо запрягать собак, и, сияя, похлопал по плечу: «Гуд джоб, Виктор! Ты ведешь нас прямо к Востоку!» Широта меня немного смутила, так как, чтобы достичь ее сегодняшним утром, в течение трех последних дней мы должны были проходить по 28 миль ежедневно, а этого не было. Долгота же меня весьма порадовала — это было как раз то, что надо, но радиосвязь с Востоком все поставила на свои места: 80,28° ю. ш. и 106,07° в. д. Увы! Я пополз к западу, то есть в сторону от Востока. Этьенн пропустил всего только нолик в числе, обозначающем широту, а этот нолик составлял на этой широте ни много ни мало 7 миль! Но больше всего мне не нравилась сама тенденция к уходу на запад, я-то знал, как трудно от нее избавиться, особенно если нет возможности своевременно получать координаты. Сегодня на Востоке отмечен абсолютный в этом году максимум температуры: минус 16 градусов днем и минус 30 ночью, и все это при полном безветрии! Я по собственному опыту знал, что на Востоке низкие температуры переносятся несколько легче, чем такие же на прибрежной станции. Низкая влажность воздуха и его разреженность замедляют теплообмен организма с окружающим пространством, и поэтому при температуре минус 16 градусов, безветрии и солнце можно ходить в легкой одежде и не чувствовать дискомфорта. Нам еще сильнее захотелось на Восток. «Только бы не промахнуться», — озабоченно думал я, внося дополнительную поправку в компас.