Собрание сочинений в десяти томах. Том 10 - Юзеф Игнаций Крашевский

Брюль только вздохнул, не зная, что ответить на такой вопрос. Рассказать же королю всю правду он не решался, приняв за правило раз навсегда утаивать от него если не все, то по крайней мере половину неприятностей, уменьшая этим и свою вину. Август III приказал подать себе трубку и, закурив ее, начал тяжело вздыхать.

В то же время послышались чьи-то громкие шаги. Брюль быстро побежал в переднюю, в которой оказался генерал Рутовский.

— Ради Бога, генерал, ничего не говорите королю! — упрашивал Брюль.

— Довольно! — глухим голосом возразил Рутовский. — Теперь не время…

Причем он слегка отстранил министра и быстро подошел к Августу III, который приветствовал его улыбкой. Вместе с почтением, которое Рутовский всегда оказывал королю, он обращался с ним довольно свободно.

— Ваше величество, — сказал он, — граф, верно, уже передал вам новости, полученные из Дрездена. Возмутительные вести! Ужасные! Пруссаки вступили в Дрезден, Фридрих взломал архив…

— Знаю, — прервал король, — знаю, и ограбили этого несчастного Брюля и все те прелести, которыми я гордился…

— Но этого мало: они имели дерзость посягнуть на королеву! — воскликнул Рутовский.

Брюль слишком поздно толкнул генерала, с целью остановить его. Август схватился за голову или, точнее, парик и, оглянувшись кругом, бросился к Рутовскому.

— На королеву? — завопил он. — Не может быть!

— Королева лично своей особой защищала вход в архив. Но по приказанию Фридриха солдаты схватили ее и отвели в комнаты… Они осмелились посягнуть на ее величество…

Король закрыл лицо руками и заплакал, Брюль встал перед ним на колени.

— Ваше величество! Мы отомстим за эту обиду… Не сокрушайтесь так, ваше величество, не расстраивайте вашего здоровья…

Рутовский взволнованно прошелся по комнате.

— У войска нет больше провианта! — воскликнул он. — Мы не имеем достаточно сил, чтобы занять все проходы… Почем знать, что еще может случиться…

Брюль бросился к генералу.

— Ради Бога, не представляйте же нам в таких мрачных красках наше положение! Через несколько дней мы соединимся с генералом Брауном… для этого не много нужно времени…

Рутовский пожал плечами.

Август молчал, глубоко задумавшись.

— Варвар! — тихо повторил он. — Дикий человек! Брюль, напиши к нему письмо… решительное… я сейчас же подпишу его, и пусть к нему отправится Беллегарде или кто-нибудь другой.

— Вместо письма ему бы пулю в лоб послать! — горячился Рутовский. — Только бы это могло подействовать на него!

К счастью, наступило время вечерней закуски. Король молча отправился исполнять эту обязанность, и разговор прервался. Рутовский несколько раз бросал по слову, по Август притворялся глухим и ничего не отвечал.

После закуски министр долго оставался у короля и с заботливостью матери утешал его, так что, когда пришло время отправиться спать, Август III, после вечернего вина, называвшегося "Schlaftrunk'ом", почти совсем успокоился.

Расставив стражу, Брюль отправился в соседний дом. При входе ему сообщили, что его ожидает нарочный от жены из Дрездена. Это был переодетый итальянец Ротти, которому обыкновенно давали всевозможные поручения, так как он отличался своей ловкостью, расторопностью и смелостью, и из-за графини готов был решиться на все, вследствие чего был ее любимым слугою. Чтобы выбраться из Дрездена, он переоделся рыбаком, так что сделался неузнаваем в этом костюме. Красивый и во цвете лет, он был похож теперь на старика.

Брюль, со свечой в руках, начал присматриваться к нему, чтобы убедиться, действительно ли это Ротти.

На плече у итальянца был налеплен пластырь, под которым находилось письмо графини. Письмо это скорее было похоже на дневник. Графиня описывала все подробности в коротких фразах, но по порядку, что и в какой час случилось. Хотя в дневнике этом не было упреков и, казалось, он был написан совершенно протокольно, однако в нем проглядывал какой-то упрек. Читая его, Брюль попеременно то бледнел, то краснел; его передергивало, он кусал губы и, в конце концов, бросил письмо и повернулся к Ротти.

— Говори! — отозвался Брюль.

Ротти развел руками и, свесив голову, пожал плечами.

— Все пропало, — начал он, — они там хозяйничают. Дворец совершенно разрушили, забрали оттуда все, что только можно было взять, а остальное уничтожили, и Фридрих лично присутствовал при этом грабеже.

— Это пустяки, — сухо прервал Брюль. — За деньги можно достать и зеркала и фарфор… Что еще?

— Архив, — глухо произнес Ротти.

— Я это знаю, — ответил министр. — Еще что?

— Все деньги отобраны, и министры отставлены от должностей. Брюль улыбнулся.

— Но их не выгнали?

— Нет, ваше превосходительство, об этом вы получите особое уведомление от графа Лосса… Театр и актеры распущены! — прибавил Ротти. — Я виделся с Гессе, он собирается обратно в Италию, а остальные еще не знают, что предпринять.

— Скажи им, чтобы они подождали немного, — шепнул Брюль; — такие порядки недолго продлятся; мы придем в Дрезден вместе с австрийцами и выгоним этих нахалов.

Ротти вздохнул.

— Они там, как видно, надолго расположились, — сказал он, — мне передавали, что они пошли в Магдебург и что хотят выписать 250 железных пушек для укрепления стен и валов; следовательно, они хотят защищаться. Брюль презрительно рассмеялся.

— Это все сплетни, — возразил он, — и все вы преувеличиваете от страха.

Ротти замолчал.

— Когда обратно в Дрезден? — спросил Брюль после краткого раздумья.

— Когда прикажете и когда представится малейшая возможность вернуться туда… потому что теперь ни туда, ни обратно немыслимо пройти, — при этом он вздрогнул. — О, Боже! — прибавил он. — Кто мог думать, что нас постигнет такая участь.

Брюль только сложил руки и поднял глаза к небу.

— И мы, и наша судьба во власти Божией. Надо молиться, чтобы Господь ниспослал нам помощь, — проговорил он.

Подкрепленный этими словами, набожный итальянец вздохнул полной грудью; но настроение министра уже изменилось: он уже думал о чем-то ином, приблизился к Ротти и, положив руку на его плечо, начал шептать:

— Послушай, мой милый Ротти, ты должен взять с собою записку к графине и к Глобичу; но помни, если тебя схватят, то лучше проглоти ее, но им не отдавай. От этого зависит жизнь всех, твоя, моя и главное — жизнь короля.

— Будьте спокойны, — ответил итальянец, — письма дойдут по назначению, хоть бы мне умереть пришлось.

IV

В нижнем этаже под сводами королевского дворца, в Дрездене, тайно собралось несколько человек в отдельной комнате, освещенной одним окном с железной решеткой; обильная