Собрание сочинений в десяти томах. Том 10 - Юзеф Игнаций Крашевский

он намеревался отправиться. Только приехав на рынок, где его ожидал синклит городских управителей, он остановился на минуту и едва удостоил их взглядом и, даже не кивнув им головой, направил свою лошадь к замку.

Стоявшие настороже придворные бросились к королеве, которая, одевшись в черное платье, бледная как труп, с дрожащими от волнения руками и губами, стояла окруженная своей свитой. В числе последних была и графиня Брюль.

В замке водворилась глубокая тишина. Фридриха окружала громадная толпа испуганных и любопытных жителей, отчего происходил ужасный шум. Стоявшие на страже швейцарцы приветствовали его криками, и все бросились отдавать ему честь; голоса их доносились до комнат королевы. Фридрих въехал в ворота и остановился во втором дворе. Посмотрев на собравшуюся здесь со вчерашнего дня толпу, он сказал что-то на ухо адъютанту и слез с коня.

— Вилих, — крикнул он, — где тайный архив?

— Здесь, во дворце, ваше величество; он помещается в трех комнатах, которые мы вчера опечатали и поставили стражу у дверей и окон.

— У кого ключи?

— У королевы.

— Подите к ее величеству, поклонитесь от меня и попросите у нее ключи. Скажите, что я этого требую.

Генерал Вилих быстро вбежал на лестницу; Фридрих, опираясь на палку, медленно последовал за ним, сохраняя хладнокровие и равнодушие, которыми не обладал, но в данную минуту признавал необходимыми. Королеву окружал двор в полном составе; этикет соблюдался строже, чем когда-нибудь, хотя Жозефина вообще о нем не забывала. Генерал Вилих принужден был доложить о себе камергеру, а последний — камер-фрау, и дожидаться ответа. Его нарочно заставили ждать. Наконец, камергер пришел ему сообщить, что ее величество королева просит его войти. Старый солдат должен был пройти через три зала, в которых находился весь штат королевы, но он не растерялся при виде такого величия. Королева сидела в своем кабинете.

Генерал низко поклонился.

— Его величество Фридрих II, мой милостивый король, приказал мне засвидетельствовать почтение вашему королевскому величеству и просит дать ему ключи от секретного архива.

Наступил момент молчания; но после некоторого колебания королева вскочила с кресла.

— Скажите вашему королю, — сказала она, — что здесь я у себя дома, в своем дворце; что здесь мне никто не имеет права приказывать, и ключей я ему не дам! Уж если вошел насильно, то пусть и возьмет их насилием…

Вилих смешался немного и опустил голову.

— Я исполняю приказание моего короля, — сказал он, — и передам ему ваш ответ, но предупреждаю, что мы, действительно, будем принуждены…

— Можете принуждать себя! — воскликнула королева, протягивая руку, которая так же дрожала, как и ее голос. — Можете не только выломать двери, но даже меня оторвать от них, меня, королеву, дочь императора… меня… (голос королевы оборвался) можете меня оттолкнуть и даже убить! Скажите ему это! — прибавила она в сильном волнении и упала в кресло.

Вилих поклонился и медленно ушел.

Фридрих ждал его, опершись на палку, у железных дверей секретного архива, странно поглядывая вокруг себя, и едва Вилих показался, как он крикнул:

— Есть ключи?

— Королева не хочет отдать. Мало того, она приказала сказать, что будет лично защищать неприкосновенность ее собственности.

Фридрих ни слова не ответил и, с презрением отвернувшись, со всей силой ударил палкой по дверям.

— Выломать их! — приказал он. — Вилих! Слесарей сию минуту; мне еще много дела предстоит и ждать я не люблю; помните это…

В то время, когда с одной стороны бросились исполнять приказание короля, чтобы открыть двери, с другой — стоявшие в коридоре слуги королевы, побежали доложить ей об этом.

Фридрих, видимо, терял терпение. Но не легко было найти работников: ни один из дрезденских слесарей не согласился бы на подобную работу, несмотря даже на величайшие угрозы. Все они разбежались и попрятались.

Пришлось насильно забрать у них инструменты, клещи, молотки и использовать для этой работы прусских солдат. Но едва раздался первый удар, как в конце коридора показалась королева: она бежала в страшном гневе, доходившем до бешенства. При виде этой величественный женщины, появившейся вдруг среди солдат, у последних выпали молотки из рук и все они точно остолбенели. Королева Жозефина бросилась к железным дверям, прикрыла их собой, распростирая руки, и слезы градом полились из ее глаз.

Фридрих, стоявший в нескольких шагах, смотрел на это равнодушно; только на мгновение кровь прилила ему к лицу и быстро снова исчезла. Он поднял палку по направлению к Вилиху.

— Эй! — крикнул он. — Прикажите двум гренадерам взять королеву, сами проводите ее до ее комнат и поставьте там стражу.

Генерал остолбенел и не решался.

— Слышишь! — крикнул король, поднимая палку. — Исполнить приказание [35]!

Когда Вилих, дрожа, приблизился с двумя солдатами и майором Вегенгеймом к королеве, она страшно вскрикнула, и точно такой же стон вырвался из груди придворных, присутствовавших при этом. Плач, проклятия и шум поднялись со всех сторон. Королева лишилась чувств, и двое солдат отнесли ее в комнаты, почти мертвую. За нею поспешили женщины с страшным плачем и проклятиями.

Фридрих стоял бледный, но спокойный; на лице его играла страшная, холодная насмешка, которая возмутила даже тех, которые привыкли его видеть таким. Он поднял палку:

— Продолжайте ломать! — крикнул он.

Солдаты снова взялись ломать замки и петли; каждый из них старался выказать свое рвение, и по мере того, как подвигалась работа, Фридрих постепенно приближался к дверям. Когда последняя петля была сорвана и со звоном упала на землю и солдат открыл двери настежь, король первым вошел в архив.

Посередине первой комнаты со сводами лежали тюки с дипломатическими документами, приготовленными к вывозу; часть из этих документов Ментцель переслал в Берлин. Эти именно документы были нужнее всех для Фридриха [36]. Он знал от Ментцеля, что эти тюки предназначены для отсылки в Царство Польское. В последний день перед отходом в Пирну на это не хватило времени, а на следующий — король, Брюль и обоз были отрезаны от Дрездена.

Фридрих недолго оставался в архиве. Тюки он приказал немедленно перевезти во дворец Мошинской, а для пересмотра остального архива назначил двух советников. У дверей поставлена была стража. Спустя полчаса Фридрих вышел из архива; глаза его горели радостью, которую он, впрочем, и не скрывал; он быстро пошел по коридору и, находясь еще на лестнице, велел подать себе лошадь.

— Батальон солдат! — крикнул он Вилиху. — За мной…

В сопровождении солдат он выехал из дворца через другие ворота, ведущие к католической церкви. Отсюда был виден громадный