Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день порыв ветра принес к нам песок пустыни, и жрецы сказали мне, что тебе суждено величие и что предсказанное осуществится, когда ты придешь в другое великое святилище бога, стоящее среди ливийских песков. Мне вспомнился тот сон, где мне показалось, будто мною овладел бог, принявший вид змея. Я не верю, сын мой, что ты порожден Филиппом; ты – действительно божественного рода. Иначе как объяснить твои поразительные победы? И почему морские волны отступили перед тобой, открывая тебе путь? Почему чудесный дождь окропил жгучие пески пустыни?
Обрати мысли к своему небесному отцу, сын мой, и забудь Филиппа. Не его смертная кровь течет в твоих жилах.
Из этого письма Александр понял: его мать прекрасно осведомлена обо всем происходящем во время его походов и пытается осуществить какой-то собственный, тщательно проработанный план. План, где прошлое должно быть отменено, дабы освободить место будущему, совсем не такому, какое готовили ему Филипп и его учитель Аристотель. В этом новом прошлом не оставалось места даже для памяти о Филиппе. Александр положил письмо на стол, и в это время к нему вошел Евмен с другой табличкой, чтобы царь прочел ее и утвердил.
– Ужасные новости? – спросил царский секретарь, заметив на лице царя выражение растерянности.
– Нет, напротив. Ты, наверное, обрадуешься. Моя мать говорит, будто я сын бога.
– Однако, насколько я вижу, сам-то ты не очень похож на счастливого человека.
– А ты был бы счастлив на моем месте?
– Я знаю одно: нет другого способа править Египтом и получить признание жрецов в Мемфисе, кроме как стать сыном Амона, а следовательно, и фараоном. К тому же Амона почитают Зевсом все греки, живущие в Ливии, и в Навкратисе, и в Кирене, а скоро этого бога примут и греки в Александрии, как только твой город будет населен. Это неизбежно: став сыном Амона, ты также признаешь себя сыном Зевса.
Пока Евмен говорил, Александр взял в руку письмо от матери, и секретарь быстро пробежал глазами по строчкам.
– Царица-мать просто помогает тебе принять твою новую роль, – проговорил он, дочитав.
– Ты ошибаешься. Ум моей матери витает между сном и явью, безразлично переходя туда и обратно. – Царь на мгновение прервался, словно не решаясь посвятить Евмена в столь великую тайну. – Моя мать… Моя мать обладает способностью воплощать свои сны в реальность и втягивать в них других.
– Не понимаю, – вымолвил Евмен.
– Помнишь тот день, когда я бежал из Пеллы, – день, когда мой отец хотел убить меня?
– А как же! Ведь я был там.
– Я бежал вместе с матерью, намереваясь добраться до Эпира. Мы остановились на ночлег в лесу, стадиях в тридцати к западу от Берои. Вдруг посреди ночи я увидел, как она встала и ушла в темноту. Она ступала, словно не касаясь земли, и в конце концов пришла в какое-то место, где стоял покрытый плющом древний образ Диониса. Я видел ее, как сейчас тебя, а из-под земли выползли огромные змеи. Клянусь, я был там и смотрел, как она, играя на флейте, созвала оргию сатиров и менад, одержимая…
Евмен неотрывно глядел на своего царя, не веря услышанному:
– Скорее всего, тебе все это приснилось.
– Вовсе нет. Вдруг я почувствовал, как кто-то сзади тронул меня за плечо. Это была она, понимаешь? Но мгновением раньше я видел, как она играла на флейте, а ее кольцами обвивали огромные змеи. И я оказался там, а не в своей убогой постели. Мы вернулись вместе, пройдя пешком приличное расстояние. Как ты это объяснишь?
– Не знаю. Некоторые люди ходят во сне, а говорят, бывают и такие, кто, заснув, покидает свое тело и уходит далеко, являясь другим. Это называется «экстаз». Олимпиада – не такая, как другие женщины.
– В этом у меня нет сомнения. Антипатр всегда с трудом справлялся с ней. Моя мать желает властвовать, править, она хочет использовать свои способности, и помешать ей непросто. Иногда я спрашиваю себя, что бы сказал обо всем этом Аристотель.
– Это нетрудно узнать, достаточно спросить Каллисфена.
– Каллисфен порой меня раздражает.
– Это заметно. И ему это не нравится.
– Но он ничего не делает, чтобы избежать этого.
– Не совсем так. У Каллисфена имеются принципы, и он учился у своего дяди в этом отношении не идти на компромиссы. Тебе нужно попытаться понять его. – Тут Евмен сменил тему: – Какие у тебя планы на ближайшее будущее?
– Хочу устроить театральные состязания и гимнастические игры.
– Театральные… состязания?
– Именно.
– Но зачем?
– Людям нужно развлечься.
– Людям нужно снова взяться за мечи. Они не воюют уже больше года, и если подойдут персы, я не знаю…
– Персы определенно сейчас не появятся. Дарий занят тем, что собирает самое большое войско, какое только видывали, чтобы уничтожить нас.
– И ты даешь ему на это время? Устраиваешь театральные представления и гимнастические игры?
Секретарь покачал головой, словно считал поведение царя явным безумием, но Александр встал и положил руку ему на плечо:
– Послушай, мы не можем ввязываться в изматывающие боевые действия и брать один за другим все города и крепости персидской державы. Ты видел, чего нам стоило взятие Милета, Галикарнаса, Тира…
– Да, но…
– И потому я хочу дать Дарию время призвать всех его солдат до последнего, а потом встречусь с ним и решу все одним сражением.
– Но… мы можем проиграть.
Александр посмотрел Евмену в глаза, словно друг произнес очевидную нелепицу:
– Проиграть? Невозможно.
Евмен потупился. В этот момент он понял, что письмо Олимпиады только укрепило Александра в том, во что он и так подсознательно верил: он непобедим и бессмертен. А то обстоятельство, что это подразумевает его божественность, было не столь уж важно. Но убеждены ли в этом так же решительно войско и товарищи Александра? Что-то будет, когда средь беспредельной азиатской равнины они окажутся перед величайшим войском всех времен?
– О чем ты думаешь? – спросил Александр.
– Да так, ни о чем. Мне пришел на ум один отрывок из «Похода десяти тысяч» – тот, где…
– Не продолжай, – перебил его царь. – Я знаю, на что ты намекаешь. – И он начал цитировать по памяти: – «Уже настал полдень, а враг все не появлялся, но во второй половине дня вдали на равнине белым облаком показался столб пыли. Чуть позже уже можно было различить блеск металла, копья и шеренги воинов…» Сражение при Кунаксе. Бесчисленное войско Великого Царя призраком возникло из пыли в пустыне. Однако даже тогда греки победили,