Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве - Генрих Инститорис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завершив все приготовления, король и королева удалились в Толедо. Там весной 1480 года собрались кортесы, чтобы присягнуть на верность принцу Астурии, которого Изабелла родила в июне 1478 года. Присяга была главным поводом для этого собрания, однако не единственным вопросом, которым пришлось заниматься. Внимания требовали многие другие дела, и среди них всерьез рассматривалась необходимость искоренить те беды, возникающие из-за торговли между христианами и евреями. Было решено, что старые законы касательно евреев, в последнее время частично вышедшие из употребления, должны быть ужесточены, особенно те, в которых всем евреям предписывалось носить отличительный знак в виде кружка из красной ткани на плече верхней одежды, оставаться в пределах еврейского квартала и всегда удаляться туда с наступлением ночи; вокруг гетто следовало возвести стены в тех местах, где они еще отсутствовали; евреи не должны были заниматься профессиями врача, хирурга, аптекаря или держать гостиницы и постоялые дворы. Однако дальше этого кортесы не пошли, а учреждение инквизиции для борьбы с отступниками было лишь упомянуто – это обстоятельство Льоренте рассматривает как еще одно доказательство неприязни королевы к святой палате.
Можно не сомневаться в том, что меры, принятые в тот момент, когда евреи вновь почувствовали сладкий вкус свободы, и опять навязывавшие им подневольное и позорное положение, вызвали у них досаду и гнев. Возможно, предписания, направленные против представителей его народа, подтолкнули некоего нового христианина к поспешному шагу – публикации памфлета, в котором он критиковал и порицал действия монархов по этому вопросу. Охваченный сильными чувствами автор – намеренно или случайно – в процессе работы над произведением впал в ересь, на которую опубликовал ответ монах-иеронимит Эрнандо де Талавера.
Родриго[225] предполагает, что этот еретический памфлет исчерпал терпение Изабеллы. Вполне возможно, так оно и было; по крайней мере, это могло дать Фердинанду и прочим желавшим учреждения инквизиции последний аргумент, при помощи которого они оказались способны преодолеть еще имевшиеся у королевы сомнения. Как бы то ни было, вскоре после этого, 7 сентября 1480 года, король и королева, остававшиеся в тот момент в Медина-дель-Кампо, наконец предприняли действия согласно папской булле, к этому времени находившейся в их руках почти два года, и передали свои полномочия по назначению инквизиторов в Кастилии кардиналу Испании и Томасу Торквемаде.
Мендоса и Торквемада немедленно приступили к выполнению порученной им задачи и назначили в качестве инквизиторов веры в Севилье (где отступничество евреев преподносилось как самое вопиющее) доминиканских монахов Хуана де Сан-Мартино и Мигеля Морильо. Последний являлся настоятелем доминиканцев Арагона и уже имел опыт в подобных делах, поскольку служил инквизитором в Руссильоне. Для помощи им в исполнении обязанностей были назначены мирской священник Хуан Руис де Медина, доктор канонического права, и Хуан Лопес де Барко, один из капелланов королевы – первый на должность асессора, второй на должность обвинителя.
Ввиду всего вышеизложенного необходимо (пусть и рискуя слишком подробно остановиться на деталях) более пристально рассмотреть отношение монархов к суду, учреждение которого они санкционировали.
Религиозный и политический пыл Изабеллы заставлял ее действовать таким образом, чтобы положить конец беспорядкам, возникавшим из-за отношения народа к отступникам – евреям и морискам (крещеным маврам). Фердинанд не просто разделял ее чувства; его религиозный пыл доходил до фанатизма, и он изначально ставил своей целью политическое единство, которое должно быть неразрывно связано и переплетено с единством религиозным.
Изабелла двигалась бы вперед медленно и предпочла бы, пусть даже жертвуя временем, добиваться своих целей мягкими средствами и терпением, которое так необходимо, если нужно достичь хороших результатов. Фердинанд, который, возможно, был менее милосердным, а возможно (если отдать ему должное в полной мере), меньше надеялся на силу убеждения и внушения, прислушиваясь скорее к священническому «contra negantes veritatis nulla est disputatio»[226], сразу перешел бы к введению в Кастилии суровых репрессивных мер, которые уже применялись в его родном Арагоне. Монархи, вероятно, вступили друг с другом в конфликт по причине разного отношения к этому вопросу, однако у них были и общие интересы. Оба были согласны с тем, что Испания ни в коем случае не должна попасть под власть церковников, которая установилась бы при появлении обычной формы инквизиции. Если инквизиция, как было принято до сих пор, будет находиться под контролем понтифика, то он станет назначать ее должностных лиц сам, либо косвенно, через настоятелей доминиканского ордена, а часть имущества, конфискованного после вынесенных приговоров, будет отправляться в папскую казну. При всем своем фанатизме и желании видеть инквизицию в Кастилии Фердинанд так же, как и Изабелла, не был расположен к ее учреждению в той форме, которая вновь позволит церковникам узурпировать часть королевских прав. Если Изабелла и признавала, что инквизиция – последнее средство для усмирения возмутителей спокойствия в ее королевстве, то конкретная инквизиция должна была в корне отличаться от тех организаций, которые до сих пор создавались в других местах. Назначение инквизиторов больше не должно оставаться в руках папы римского, как и право распоряжаться церковными приходами в Испании. Это должно быть прерогативой самих монархов, и они должны обладать правом в случае необходимости снимать и заменять инквизиторов, которых сами назначили. Кроме того, Рим не должен получать долю конфискованного у испанских подданных имущества: судьбу этой собственности должны полностью контролировать король и королева.
Считается, что именно в этом заключалась причина нерешительности Изабеллы: что главными стимулами в этом вопросе для нее были алчность и управление государством, а не гуманные соображения, что прошение о булле было подано папе раньше, чем все думали, и что отсрочка случилась из-за нежелания папы идти на те условия, которых требовали монархи.
Последнее утверждение, возможно, имеет под собой некоторые основания. Однако утверждать, что в своем поведении королева не руководствовалась гуманными соображениями, – значит сильно преувеличить то, что подтверждено обстоятельствами. Для доказательства данной гипотезы потребовалось бы предъявить какую-нибудь адекватную причину, по которой королева не желала действовать согласно булле, когда та уже находилась в ее руках. Ведь булла, датированная ноябрем 1478 года, признавала все требования монархов и удовлетворяла все их пожелания, однако же Изабелла ждала почти два года, прежде чем использовать дарованные буллой полномочия, и в течение этого времени кардинал Мендоса и
