Рассказ предка. Путешествие к заре жизни. - Ричард Докинз

Мы с моим Оксфордским коллегой Джоном Кребсом (John Krebs) подняли общий вопрос эволюционных гонок вооружений в 1979 году в газете, издаваемой Королевским обществом. Мы указали, что усовершенствования, наблюдаемые в гонках вооружений животных, являются усовершенствованиями в технике выживания, а не усовершенствованиями самого выживания в общем – и по интересной причине. В гонке вооружений между нападением и защитой могут быть эпизоды, во время которых одна или другая сторона временно выходит вперед. Но, в общем, усовершенствования с одной стороны уравновешивают усовершенствования с другой. Есть даже нечто немного парадоксальное в гонках вооружений. Они экономически дорогостоящи для обеих сторон, нет никакой чистой прибыли для каждого, потому что возможность преуспеть одной стороны нейтрализуется преуспеванием другой. С экономической точки зрения обе стороны были бы более обеспеченными, вступив в соглашение, прекращающее гонку вооружений. Как абсурдная крайность, вид-добыча мог бы пожертвовать десятой частью своего количества в обмен на безопасность и возможность спокойно пастись для остальных. Ни хищники, ни добыча не должны были бы отвлекать ценные ресурсы в мускулы для быстрого бега, сенсорные системы для обнаружения врагов, бдительность и длительную охоту, что является бесполезной тратой времени и усилий для обеих сторон. Обе стороны извлекли бы выгоду, если бы такое соглашение могло быть достигнуто.

К сожалению, дарвиновская теория не знает маршрута, которым это могло случиться. Вместо этого и стороны выделяют ресурсы на конкуренцию, чтобы их собственная сторона опередила другую, и особи с обеих сторон вынуждены идти на трудные экономические взаимные уступки в пределах своих собственных материальных структур. Если бы не было никаких хищников, то кролики могли бы посвятить все свои экономические ресурсы и все свое полезное время кормлению и воспроизводству большего количества кроликов. Вместо этого они вынуждены посвящать значительное время высматриванию хищников и существенные экономические ресурсы – созданию средств спасения. В свою очередь, это вынуждает хищников переместить баланс своих экономических вложений далеко от главного занятия – размножения, в усовершенствование своего вооружения для ловли добычи. Гонки вооружений в эволюции животных и человеческих технологиях, похоже, проявляются не в улучшенной работе, а в возрастающем перемещении экономических вложений далеко от альтернативных аспектов жизни и в обслуживании самой гонки вооружений.

Мы с Кребсом признали асимметрии в гонках вооружений, которые могли бы привести к тому, что одна сторона перебрасывает больше экономических ресурсов в гонку вооружений, чем другая. Одно такое нарушение равновесия мы прозвали «принципом обеда-жизни». Он получил свое название из басни Эзопа, в которой кролик бежит быстрее, чем лиса, потому что кролик бежит за своей жизнью, в то время как лиса бежит только за своим обедом. Есть асимметрия в стоимости неудачи. В гонке вооружений между кукушками и хозяевами каждая отдельная кукушка может уверенно оглянуться назад на непрерывный ряд предков, которые буквально никогда не терпели неудачи в одурачивании приёмных родителей. Особь хозяйского вида, с другой стороны, может оглянуться назад на предков, многие из которых даже не встречали кукушек, а многие встречали их и были ими обмануты. Многие гены неспособности обнаруживать и убивать кукушек успешно передавались поколениями хозяйских видов. Но гены, которые заставляют кукушек терпеть неудачу в обмане хозяев, подвергают следующие поколения намного большей опасности уничтожения. Эта асимметрия риска способствует другому: асимметрии в ресурсах, уделяемых гонке вооружений в отличие от других сторон жизненной экономики. Повторю этот важный момент, стоимость неудачи выше для кукушек, чем для хозяев. Это приводит к асимметрии в том, как эти две стороны регулируют свой баланс между конкурирующими требованиями ко времени и другими экономическими ресурсами.

Гонки вооружений в некотором смысле глубоко и неизбежно прогрессивны, чего нельзя сказать, например, об эволюционной приспособляемости к погоде. Для особи в любом поколении хищники и паразиты просто делают жизнь в значительной степени тяжелее, так же, как плохая погода. Но с течением эволюционного времени существуют ключевые различия. В отличие от погоды, которая изменяется бесцельно, хищники и паразиты (а также добыча и хозяева) сами развиваются в последовательном направлении, становясь систематически хуже с точки зрения их жертв. В отличие от эволюционного отслеживания ледниковых периодов и засух, тенденции гонок вооружений из прошлого могут экстраполироваться в будущее, и эти тенденции основаны на ценностных оценках в том же отношении, что и технологические усовершенствования самолетов и оружия. Глаза хищников становятся более зоркими, хотя не обязательно более эффективными, потому что добычу становится сложнее обнаружить. Скорость бега прогрессивно увеличивается с обеих сторон, хотя снова же, преимущества, как правило, уравновешиваются параллельными усовершенствованиями с другой стороны. Саблевидные зубы становятся более острыми и более длинными, тогда как шкура становится более жесткой. Токсины становятся опаснее, в то время как биохимические приемы их нейтрализации совершенствуются.

С течением эволюционного времени гонки вооружений прогрессируют. Все элементы жизни, которыми человеческий инженер восхищался бы как сложными и изящными, становятся более сложными, более изящными и вызывающими более сильную иллюзию спроектированности (Юм сказал: «Все эти различные машины и даже их мельчайшие части приспособлены друг к другу с точностью, которая приводит в восхищение всех мужчин, которые когда-либо их рассматривали».). В «Восхождении на пик Невероятности» я отделял спроектированные от «дизайноидных» (выглядящих, как спроектированные – Прим. Пер.) Захватывающие достижения дизайноидной техники, такие как глаз канюка, ухо летучей мыши, опорно-двигательный аппарат гепарда или газели, все являются наивысшими результатами эволюционных гонок вооружений между хищниками и добычей. Гонки вооружений паразит/хозяин достигают наивысшей точки в еще более тонко отточенных коадаптивных дизайноидных кульминационных моментах.

И теперь важное обстоятельство. Развитие любого комплекса дизайноидных органов в гонке вооружений должно было происходить с помощью большого количества шагов прогрессивной эволюции. Такая эволюция квалифицируется как прогрессивная по нашему определению, потому что каждое изменение имеет тенденцию продолжать направление своих предшественников. Откуда мы знаем, что было множество шагов, а не только один или два? Согласно элементарной теории вероятности. Части сложной машины, такие как ухо летучей мыши, могли быть перестроены наугад миллионом способов, прежде чем Вы натолкнетесь на другой механизм, который может слышать так же, как реальное ухо. Это статистически невероятно не только в том надоевшем смысле, что любая определенная компоновка частей является столь же невероятной, при ретроспективном подходе, как любая другая. Очень немногие комбинации атомов образуют точные слуховые инструменты. Ухо реальной летучей мыши – одно из миллиона. Оно работает. Нечто столь же статистически невероятное не может разумно объясняться как результат единственной счастливой случайности. Оно должно быть образовано в результате своего рода невероятного порождающего процесса: того, что философ Дэниел Деннет (Daniel Dennett) назвал «подъемом с помощью крана» (аналогия с искусственно созданным подъемным устройством, а не с журавлем (crane)). Единственными подъемными кранами, известными науке (и, я уверен, единственными подъемными кранами, которые когда-либо были или будут во Вселенной) являются проектирование и естественный отбор. Проектирование объясняет эффективную сложность микрофонов. Естественный отбор объясняет эффективную сложность ушей летучей мыши. В конечном счете, естественный отбор объясняет микрофоны, а также и все спроектированное, потому что сами проектировщики микрофонов являются развившимися инженерами, созданными естественным отбором. В конечном счете, проект ничего не может объяснить, потому что есть неизбежный возврат к проблеме происхождения проектировщика.

Проект и естественный отбор являются процессами постепенного, пошагового, прогрессивного усовершенствования. Естественный отбор, по крайней мере, не может быть ничем иным. В случае проекта – это может быть, или может не быть, вопрос принципа, но это – наблюдаемый факт. Братья Райт не были ослеплены вспышкой вдохновения, чтобы быстро построить «Конкорд» или бомбардировщик «Стелс». Они построили скрипучий, хрупкий ящик, который едва оторвался от земли и сел на соседнее поле. От Китти Хок до мыса Канаверал, каждый шаг пути был основан на своих предшественниках. Усовершенствования были постепенными, шаг за шагом в одном и том же непрерывном направлении, отвечая нашему определению прогрессивных. Мы с трудом могли бы вообразить себе гения викторианской эпохи, проектирующего ракету «Сайдуандер», полностью созревшую в его зевсовой, украшенной бакенбардами голове. Этот взгляд противоречит всему здравому смыслу и всей истории, но он не вступает в немедленное противоречие с законами вероятности так, как можно утверждать относительно самопроизвольного развития летающей, обладающей эхолокацией современной летучей мыши.