Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Изгримнур смотрел в пол:

— Есть еще Ллут и Леобардис.

Джошуа покачал головой и жестко сказал:

— Король Ллут ранен и, может быть, умирает. Леобардис — герцог Наббана, и многие помнят его как врага Эркинланда. Сам Санкеллан не забыл тех времен, когда Наббан правил всем и всеми. Даже ты, дядя, добрый и всеми уважаемый человек, не смог бы удержать вместе силы, направленные на удар по королю Элиасу. Он сын Престера Джона. Сам Джон растил его для трона из драконьих костей. Как бы гнусны ни были его деяния, выступить против него может только кто-то из семьи… и ты знаешь это.

Долгое молчание Изгримнура было ему ответом.

— Но почему я? — спросил он наконец.

— Потому что никто из тех, кого я еще могу послать, не сможет уговорить Мириамель вернуться. Деорнот? Он храбр и предан, как охотничий ястреб, но доставит принцессу в Наглимунд, только если посадит ее в мешок и крепко завяжет. Кроме меня, ты единственный можешь уговорить ее не оказывать сопротивления, а она должна вернуться по доброй воле, иначе вас обнаружат, и это будет несчастье. Скоро Элиас поймет, что ее нет здесь, и тогда он сожжет весь юг, чтобы найти принцессу.

Джошуа подошел к столу и рассеянно разворошил пачку пергаментов.

— Подумай, пожалуйста, Изгримнур. Забудь на минутку, что мы говорим о тебе. Кто еще повсюду бывал? У кого еще столько друзей в разных местах? И наконец, прости мою дерзость, но кто лучше тебя разбирается в путанице темных сторон жизни Наббана и Анзис Пелиппе?

Изгримнур кисло улыбнулся.

— Все равно это не имеет смысла, Джошуа. Как я могу оставить своих людей, когда Элиас уже выступает против нас? И каким образом все это может оставаться в секрете, когда меня все хорошо знают?

— Во-первых, вот почему мне кажется Божьим знаком возвращение Изорна. Айнскалдиру, мы оба с этим согласны, не хватает самообладания, чтобы командовать войсками. У Изорна его предостаточно. В любом случае, дядя, надо дать ему шанс отыграться. Падение Элвритсхолла сильно ударило по его молодому самолюбию.

— Раненое самолюбие — это как раз то, что делает из мальчика мужчину, — зарычал герцог. — Продолжай.

— Что до второго твоего возражения, то да, действительно тебя хорошо знают. Но за последние двадцать лет ты не так уж часто бывал на юге Эркинланда. И в любом случае ты будешь переодет.

— Переодет?! — Изгримнур яростно вцепился в бороду, а Джошуа подошел к двери и позвал. У герцога было тяжело на сердце. Перед грядущим сражением он испытывал страх, не столько за себя, сколько за своих людей, жену… Теперь здесь был и его сын, прибавив к общему грузу еще один камень тревоги. Но уехать, даже пускаясь навстречу такой же огромной опасности, как та, которую он оставляет позади… Это казалось невыносимым, как трусость, как предательство.

Но я присягал отцу Джошуа — моему дорогому старику Джону — и как я могу теперь отказать в просьбе его сыну? И к тому же в его аргументах слишком много проклятого смысла.

— Сюда, — сказал принц, отступая от двери, чтобы пропустить кого-то. Это был отец Стренгьярд. На его крутом розовом лице с черной глазной повязкой сияла застенчивая улыбка. Он держал в руках сверток черной ткани.

— Надеюсь, что это подойдет, — сказал он. — Это редко бывает впору, я не знаю почему, просто еще одно маленькое бремя, данное нам Господом. — Он растерянно замолчал, потом, казалось, снова поймал нить разговора. — Иглаф был очень любезен, одолжив ее. Она примерно вашего размера, может быть только чуть короче, чем нужно.

— Иглаф? — озадаченно спросил Изгримнур. — Кто такой Иглаф? Джошуа, что это за бессмыслица?!

— Брат Иглаф, конечно, — объяснил Стренгьярд.

— Твой костюм, Изгримнур, — поспешил добавить Джошуа. Архивариус вытряхнул из свертка полный комплект черного шерстяного монашеского облачения. — Ты благочестивый человек, дядя, — сказал принц. — Мне кажется, что этот костюм подойдет тебе. — Герцог готов был поклясться, что Джошуа прячет улыбку.

— Что? Одежда священника? — Изгримнур начинал понимать смысл происходящего, и нельзя сказать, что это ему нравилось.

— Как меньше всего выделяться из толпы в Наббане, где царствует Мать Церковь и священников всех типов вдвое больше, чем простых горожан? — Джошуа действительно улыбался.

Изгримнур был в ярости.

— Джошуа, я и раньше опасался за твой разум, но теперь я вижу, что ты полностью его лишился! Это самый бредовый план, о каком я когда-либо слышал! И кроме того, кто, когда и где видел эйдонитского священника с бородой?! — Он презрительно фыркнул.

Принц — бросив предостерегающий взгляд на отца Стренгьярда, который положил одежду на стул и теперь осторожно пятился к двери, — подошел к столу и приподнял салфетку, под которой были… тазик с теплой водой и сверкающая, наточенная бритва.

От чудовищного рева Изгримнура задребезжала посуда на кухне замка.

— Говорите, смертные. Вы шпионили в наших горах?

Холодное молчание последовало за словами принца Джирики. Уголком глаза Саймон видел, как Хейстен потянулся к стене, пытаясь нащупать что-нибудь пригодное для защиты. Слудиг и Гримрик загнанными глазами смотрели на окружавших их ситхи, уверенные, что жить им остается уже недолго.

— Нет, принц Джирики, — поспешно сказал Бинабик. — Конечно, вы можете видеть сами, мы не имели ожидания отыскивать здесь ваших людей. Мы из Наглимунда, посланцы принца Джошуа, и несем на себе задачу огромной важности. Мы ищем… — тролль помедлил, как бы опасаясь сказать слишком много. Наконец, пожав плечами, Бинабик продолжил: — Мы идем к Драконовой горе, чтобы отыскивать Тёрн, меч Камариса са-Винитта.

Джирики сузил глаза, а его одетый в зеленое соплеменник, которого принц назвал дядей, тоненько присвистнул.

— И что вы будете делать с такой вещью? — требовательно спросил Кендарайо'аро.

На этот вопрос Бинабик не ответил, а с несчастным видом уставился в пол. Воздух, казалось, загустел от затянувшегося молчания.

— Она нужна для защиты от Инелуки, Короля Бурь, — выпалил Саймон. У присутствовавших ситхи не дрогнул ни один мускул. Ни один справедливый не вымолвил ни слова.

— Говори еще, — наконец сказал Джирики.

— Если мы имеем должность, — сказал Бинабик, — это одна часть истории, которая почти такая же очень длинная, как ваша Уа'киза Тумет'ай ней-Рианис — Песнь о падении города Тумет'ай. Мы будем делать попытку рассказывать вам то, что имеем возможность.

Тролль быстро пересказал главные события. Саймону казалось, что он умышленно многое опускает: несколько раз, рассказывая, Бинабик поднимал на него глаза, явно призывая к молчанию.

Маленький человек рассказал молчаливым ситхи о приготовлениях Наглимунда и преступлениях Верховного короля; передал слова Ярнауги и процитировал слова из книги Ниссеса, которые вели их к Урмсхейму.

Наконец история была закончена. Джирики вежливо смотрел на тролля, его дядя выглядел настроенным скептически, а тишина была такой глубокой, что казалось, звенящее эхо водопада заполонило весь мир. Это было нереальное и безумное место, и положение путников тоже было полным безумием! Саймон чувствовал, как колотится его сердце, но не только страх подгонял его.

— В это трудно поверить, сын моей сестры, — произнес наконец Кендарайо'аро, протягивая унизанные кольцами руки в непонятном жесте.

— Это так, дядя, но, полагаю, сейчас не время говорить об этом.

— Но тот, другой, о котором говорил мальчик, — начал Кендарайо'аро, в его желтых глазах была тревога, голос полон крепнущего гнева. — Тот, темный, под Наккигой…

— Не сейчас, — в голосе принца ситхи звучало раздражение, он повернулся к людям. — Приношу извинения. Не следовало обсуждать это, пока вы еще голодны. Вы наши гости. — При этих словах Саймон почувствовал мгновенное облегчение и слегка пошатнулся, почувствовав, что колени его ослабели.

Заметив это, Джирики жестом пригласил их подойти к огню.

— Сядьте. Наша подозрительность простительна. Пойми, хотя я и обязан тебе кровным долгом — ты мой Хикка Стайя — ваша раса принесла нашей немного добра.