Закон оружия - Силлов Дмитрий Олегович sillov

– Тогда Сун Цзы открыл дверцу клетки и попросил правителя, чтобы тот приказал своему слуге убить крысу рукояткой от опахала. Заинтересованный правитель отдал приказ.

Слуга удивился не меньше правителя, но, повинуясь приказу, просунул в клетку длинную деревянную рукоять и ударил крысу. Удар был несильным – клетка была слишком тесной для того, чтобы как следует размахнуться Тогда слуга ударил снова – и промахнулся. Крыса успела увернуться. Увлеченный охотой, слуга принялся с азартом гонять зверька по клетке, надеясь прижать его концом палки к прутьям или к полу и раздавить.

Раззадоренные охотой, правитель, его царедворцы и телохранители прилипли было к клетке – но тут же в страхе отпрянули. Оскалив зубы, крыса бросилась на слугу и вцепилась ему в руку. Слуга завизжал, выдернул из клетки руку вместе с повисшим на ней зверьком и принялся прыгать и кричать от боли. Наконец крыса разжала хватку, оставив на руке слуги глубокие кровоточащие раны, и убежала. Плачущего слугу увел придворный лекарь.

– Опасное развлечение, – покачал головой правитель.

– Очень опасное, – согласился Сун Цзы. – Всегда опасно пытаться убить того, кто сражается на местности смерти.

– Но при чем здесь местность смерти? – в который раз изумился правитель. – Ведь это была просто бамбуковая крыса!

Сун Цзы посмотрел в глаза правителя долгим взглядом и произнес:

– Только что вы послали своего слугу убить слабого противника, находящегося на местности смерти. Когда, самоотверженно сражаясь, выживают, а если не сражаются, то погибают, – это местность смерти. Когда некуда идти – это местность смерти. На местности смерти я показываю врагу, что мы готовы погибнуть. Если вы и ваши войска в безнадежном положении – сражайтесь! И вы останетесь в живых. Ведите свои войска вглубь местности смерти – и вы будете невредимы. Только когда войско попадет в такую местность, оно сможет сотворить победу из поражения.

– Ты мудрый человек и великий воин, – задумчиво произнес правитель, отходя от клетки. – Я желаю, чтобы ты возглавил мое войско в походе на поганое царство Чу. Только такой человек, как ты, сможет переплыть с войском через Хуай, пересечь Сы и, пройдя маршем тысячу ли, победить.

Правитель направился к трону, но Сун Цзы придержал его за рукав желтого халата. Правитель недоуменно обернулся, дивясь вопиющему нарушению этикета. Телохранители схватились за рукояти мечей.

– Еще мгновение – и все мечи мира не смогли бы помочь, – спокойно произнес Сун Цзы, извлекая смазанный ядом шип из сиденья трона и щелчком пальцев ловко бросая его в лицо одного из царедворцев. Тот упал, корчась в агонии. Из-за пояса его просторного одеяния выпали на пол еще два таких же шипа.

– Пока вы были увлечены зрелищем битвы, которую вел слуга, враги атаковали ваши тылы, – так же спокойно продолжил великий полководец. – Когда атакуешь крысу, нельзя забывать о змее, которая может напасть сзади…

Костер догорал, возмущенно стреляя в ночь снопами искр. В него так никто и не удосужился подбросить дров. Где-то далеко на дальнем конце города заполошно кукарекнул проснувшийся петух.

– Пора сторо́жу менять, мужики, – тихо проговорил воевода.

– Ить… И то правда! – спохватились ратники, подбирая мечи и рогатины и один за другим окунаясь в ночную темень. У костра остались только Ли и Федор Савельевич.

– Благодарю за притчу твою, – произнес воевода, подходя к Ли. – Со смыслом история.

Федор Савельевич обвел взглядом контуры городских стен, тонущие в ночной дымке.

– По-твоему, это оно и есть – местность смерти? Как там твой предок сказал? Сражайтесь – и вы останетесь в живых?

– Жить можно и в бываль-щинах, – после небольшой паузы промолвил Ли.

– И это верно, – кивнул воевода и улыбнулся в усы. – Да только кто ж о человеке ту бывальщину сложит, ежели жил он, как таракан, в нору забившись, и бежал от каждой мокрой тряпки? Так я говорю, Линя?

– Ли-ня, – покатал на языке свое обрусевшее имя последний из чжурчженей. И впервые за много-много месяцев на его лице расцвела улыбка.

– Так, воевода, – ответил он – и снова улыбнулся.

– Эх ты! Воистину велик Новый город, – не сдержал восхищения Тимоха.

На большом высоком холме вольготно раскинулся град, обнесенный мощными бревенчатыми стенами, из-за которых блистали золотом купола высоченных церквей.

– И храмы из камня сложены. Экое чудо! – покачал головой Тимоха.

Но особо изумляться времени не было. Заморенные кони дышали тяжко – того и гляди, оба на бок завалятся. Да и князя Александра где-то сыскать надобно. В эдаком-то городе…

– Поди помогут добрые люди, – решил Тимоха, направляя коня к городским воротам.

В высокие ворота со створами, обитыми крест-накрест коваными железными пластинами, запросто могли проехать шесть подвод одновременно, при этом без риска зацепить друг друга осями. У ворот скучали трое сторожей, с головы до пят закованные в добротные доспехи. Четвертый, судя по осанистому виду не иначе как начальник стражи, догрызал остатки мяса с бараньего мосла, время от времени обшлагом боевой кожаной рукавицы вытирая жир с губ и с густой черной бороды.

«И на кой такие ворота городить? – прикидывал Тимоха, подъезжая к широченному, под стать воротам, подъемному мосту. – Конечно, с виду сурьезное укрепление, а долбани хорошенько в середку – и слетят створы с петель за милую душу. Так, не ворота, а один вид, иноземным торговым гостям для лишнего изумления. А вот бронь у витязей хороша. Бояр они, что ли, воро́тниками[137] выставляют?»

Чернобородый витязь отбросил голый мосол, засунул пальцы за клепанный железными бляхами пояс, на котором болтался длинный прямой меч в изукрашенных серебром ножнах, окинул Тимоху подозрительным взглядом, прожевал мясо, срыгнул и вопросил:

– И куды тя черти несут, деревня?

Не ожидавший такого приема Тимоха открыл было рот, чтобы ответить достойно, но, опомнившись, насилу сдержался и натянул повод, останавливая коня.

– К князю я. К Александру Ярославичу.

Чернобородый фыркнул.

– А чо не сразу к Господу Богу? И что за весть?

Тимоха решил, что не стоит нарываться на свару с охраной, скрывая истину.

– Послан я козельским воеводой. Град Козельск челом бьет и супротив Орды, что его осадила, подмоги просит у князя Александра.

Остальные стражники, недобро скалясь, эдак ненавязчиво оперлись о тяжелые боевые копья, которые в умелых руках могли и мгновенно нанести смертельную рану остро отточенным жалом, и тупым концом древка метко садануть под шлем заляпанному дорожной грязью пришлому ратнику, ежели тот вдруг бузить вздумает.

– С такой немытой рожей к князю нынче без очреди пущают, – осклабился чернобородый. – Не знал?

Тимоха проглотил и это. Правда, пришлось вызвать в памяти запретное – горящий хутор, свистящие ордынские стрелы, тетушку Дарью, медленно оседающую на землю…

– Горазд ты зубы скалить, человече, – процедил он сквозь зубы. – За тем ли только ты здесь у ворот поставлен?

Оскал чернобородого спрятался за тонкими губами, блестящими от бараньего жира.

– Слазь-ка с коня, родимый, – ласково проговорил он. – Щас узнаешь, зачем мы тута поставлены.

Миг – и наконечники трех копий смотрят в лицо Тимохи.

Похоже, о том, что у копья есть еще и тупой конец, местная охрана ворот не подозревала. По выражению лиц воинов Тимоха понял: одно слово чернобородого – и прямо сейчас на этом мосту окончится его поход.

– Ладно, будь по-твоему, – сказал Тимоха, неторопливо слезая с коня. – Что теперь?

– А теперь давай сюда меч и протяни вперед руки.

Неизвестно откуда в руках чернобородого появился узкий ремень, свитый из нескольких полосок толстой бычьей кожи.

– Ретивый ты больно, как я погляжу. Вот щас стреножим тебя такого ретивого…

– А сумеешь?

Меч молнией вылетел из ножен, по пути перерубив толстое древко одного из копий. Возмущенно звякнув, отточенное жало описало дугу и вонзилось в деревянный настил в вершке от кончика сапога чернобородого.