Мемуары - Лени Рифеншталь

Новая экспедиция

Мой друг Август Арнольд вселял мужество. Он без липших слов предоставил в мое распоряжение все необходимое фото - и кинооборудование без предоплаты. Спортивный дом Шустера также сообщил о готовности помочь экспедиции. Но самое главное — автомобили. При последнем путешествии в Судан я поняла, что значит отсутствие средства передвижения. Самыми подходящими для нас были машины с приводом на четыре колеса: «унимог», «лендровер» или «тойота», но получить их пока не представлялось возможным. Поэтому я подумала о двух специально оборудованных автобусах «фольксваген» и обратилась к господину Нордхоффу, хотя во времена съемок фильма «Черный груз» в подобной же просьбе он отказал. На этот раз посчастливилось. Сотрудники завода «Фольксваген» в Вольфсбурге выполнили все мои просьбы: оснастили два новых автобуса специальными приводами для повышения проходимости и, поместив в одну из машин все необходимое для комфортного ночлега, встроили во вторую охлаждающие установки для киноматериала, которые одновременно представляли собой удобные сиденья. Один «фольксваген» мне одолжили, второй продали по себестоимости. Деньги пришли от японских друзей, нашедших покупателей для некоторых моих снимков, но надо было оплатить еще и транспортировку автобусов в Судан. Цены на страхование, путевые расходы и все, что с этим связано, заставляли задуматься…

В разгар подготовки Карл Мюллер пригласил меня в Бремен в свою «Студию фюр фильмкунст». Он хотел открыть ежегодные Дни киноискусства «Неделей Лени Рифеншталь». Смелое предприятие, если учесть, что из года в год пресса не переставала говорить обо мне как о поклоннице Гитлера. Выручкой от этой акции Карл Мюллер хотел поддержать мою экспедицию. В репертуаре были указаны все фильмы, в которых я играла или которые режиссировала, кроме «Триумфа воли».

Успех был такой же большой, как и в Нюрнберге. Заполненные зрительные залы, хорошие отзывы в прессе. Наконец-то, после девятнадцати лет со времени окончания войны, я вновь пережила пару счастливых дней, связанных с моей профессиональной деятельностью. Но, видно, такова моя судьба, что за каждым поворотом к лучшему следовали удары в спину. Национальная немецкая телерадиокомпания сделала передачу, направленную против меня. Руководство компании устроило в Бремене опрос среди публики, пришедшей посмотреть мои фильмы. Зрителей спрашивали, правильно ли, что фильмы «той» Рифеншталь вновь демонстрируют. Между ответами — по большей части в мою пользу, не комментируя, показывались снимки из концлагерей. И «Ди Цайт» не отказалась от публикации злого фальшивого сообщения в красивом оформлении. Это было профессиональное убийство. Автор этой оскорбительной статьи не мог не отдавать себе отчета в том, что он клевещет. Перед публикацией он просмотрел судебные документы у моего адвоката. Но истина его не интересовала, он хотел меня «разоблачить» и воспрепятствовать возобновлению моей профессиональной деятельности. Для этой цели у определенных людей все средства оказывались хороши. Им это было просто, потому что в тот момент у них были деньги, влияние и власть.

Особенно сочувствовала я Карлу Мюллеру. Обрадованный успехом программы, еще до интервью и демонстрации пресловутых кадров, он сообщил: «Ко мне никогда еще не обращалось сразу столько кинозрителей, протягивавших для пожатий свои руки».

Возмущенный этой целенаправленной травлей, он писал своему адвокату:

Гамбургское телевидение серьезно меня разочаровало. Проводя со мной интервью, они уверяли, что речь идет о хвалебной передаче. На самом деле их позиция и позиция газеты «Ди Цайт» заключалась в том, чтобы убедить миллионы людей, будто Лени Рифеншталь — нацистская преступница, а я — ее защитник.

Атаку повели как на него, так и на каждого, кто хотел мне помочь.

В то время жизнь моей матери приближалась к концу. С большой силой воли она боролась с болезнью, отчаянно сопротивлялась смерти. А я не могла ей помочь.

Странная встреча

Приготовления к экспедиции остановились. В течение нескольких месяцев я с нетерпением ждала получения суданской визы, а ведь для моей предыдущей поездки ее выдали по первому требованию. Разрешения на въезд в Судан двух автобусов «фольксваген» также не поступало.

Это ожидание несказанно изматывало, и я с благодарностью приняла, поступившее от консула Ади Фогеля и его жены Винни Маркус приглашение отдохнуть. На их вилле Кала-Тарида на Ибице я наслаждалась покоем почти одна. Хозяева так и не приехали. Компанию мне составили только дочка Фогеля Диана и друзья этой семьи — приятная супружеская пара.

Однажды на пляже я обратила внимание на американку, купавшуюся со своими двумя детьми и няней. Немного позже мы познакомились. Она задала мне удивительный вопрос, не знаю ли я случайно кинорежиссера Лени Рифеншталь. Я посмотрела на нее пораженно, но, не желая выдавать своего присутствия, ответила, что знакома только с ее фильмами, а с ней лично — пока нет. Собеседница пришла в восторг и сказала:

— Мой муж кинорежиссер и ученый. Он работает в Гарварде и руководит там отделом кино. Совсем недавно мы посмотрели все документальные фильмы госпожи Рифеншталь. Мы были так поражены, что просмотрели их несколько раз. Супруг очень хочет познакомиться с госпожой Рифеншталь. Сейчас он пытается разыскать ее в Мюнхене.

Меня это порядком позабавило, но до поры до времени я предпочла помалкивать. И лишь когда американка с воодушевлением начала описывать отдельные сцены из моих фильмов, не преминула ей сказать по-английски:

— Посмотрите, я и есть Лени.

Она сначала не хотела верить и, казалось, даже рассердилась. Но затем, когда я, смеясь, подтвердила: «Я действительно Лени Рифеншталь. Вы не знали?» — обняла меня.

Два дня спустя новая знакомая представила меня своему супругу, который перед этим напрасно звонил в дверь моей мюнхенской квартиры. Тридцатипятилетний Роберт Гарднер сразу же, как это свойственно американцам, попросил называть его Бобом и начал увлеченно рассказывать о своей работе. Он сделал фильм о бушменах[494] Юго-Западной Африки, а за последние два года еще один — в Новой Гвинее. Обе ленты были отмечены премиями. И теперь он намеревался — я затаила дыхание — снимать в Южном Судане и, понятно, очень интересовался моими тамошними впечатлениями. Он не понял, почему я не смогла получить в Германии финансовую поддержку для своих проектов.

— Поезжайте в Америку, — сказал он, — там все гораздо проще. Вы должны снять фильм о нуба, но только на шестнадцатимиллиметровой пленке.

Я улыбнулась разочарованно.

— Приглашаю вас в Бостон, — продолжил он проникновенно, — у нас там красивый дом, где вы сможете жить столько, сколько захотите. Мы вас поддержим.

У меня зашумело в голове. Этот шанс нельзя было не использовать, но как это сделать? Через несколько недель наши машины будут в порту Генуи. Из предосторожности я уже зарезервировала места для автобусов и водителей на пароходе «Штернфельс». У меня до сих пор не было денег, визы и разрешения на въезд машин. Я могла рассчитывать только на двух водителей. Они вызвались сотрудничать даже без гонорара и питания.

Нужно так спланировать время, чтобы появилась реальная возможность принять приглашение Гарднеров. Перед тем как покинуть остров, я пообещала навестить их в Бостоне.

Волнующие дни в США

Дни перед моим отлетом в Америку проходили бурно. При каждом звонке в суданское посольство звучало одно: «Визы пока нет. На наши телеграммы из Хартума ответы до сих пор не пришли». Странно, оба моих попутчика, зоолог и электрик, получили визы за восемь дней. В посольстве разъяснили, что для людей творческого труда процесс получения выездных документов длится дольше.

Лечу в самолете. В голове — мысли, в какую же авантюру я вновь влезла. Авиабилет мне подарили мои друзья из Нью-Йорка, Альберт и Джой — любители кошек. Я получила приглашение и от журнала «Нэшнл джиографик», где захотели увидеть мои снимки нуба.

Официально меня вызвал Джеймс Кард из Рочестера для визита в фирму «Джордж Истмен хауз», которая приобрела для своего музея копии моих фильмов.

Но сначала я хотела навестить Гарднеров. Осталось ли их отношение ко мне таким же, как в Ибице? В Бостоне меня встретила Ли Гарднер — она была обворожительна. Мы отправились в Бруклин, городок вблизи Кембриджа, там в большом парке стоял их дом. В моем полном распоряжении оказались великолепные апартаменты с видом на старый парк, потрясающий своим осенним великолепием.

Уже на следующий день я смогла продемонстрировать в Гарвардском университете свои слайды с нуба в кругу студентов и профессоров. Их впечатление от увиденного превзошло все ожидания. Можно было бы остаться с этими людьми на долгие месяцы — столько поступило просьб перенести мою грядущую африканскую поездку. Но я уехала в Рочестер. В то время как Гарднер уже хлопотал о финансировании фильма о нуба, на новом месте меня принимали так же сердечно, как и в Гарварде. Джеймс Кард, американский историк кино, всю жизнь оставался страстным почитателем моих фильмов. Ему я многим обязана. Поначалу меня охватил страх перед всеми директорами фирмы «Кодак», пришедшими посмотреть слайды о нуба. Почти все они являлись профессионалами в фотоделе, а я пока не чувствовала себя настоящим мастером. Беспокоило еще и то, что большая часть снимков сделана на материале «Агфы». Это можно было увидеть по качеству слайдов. Моя душа ушла в пятки. Но началась демонстрация, и все пошло как в Гарварде. Зрителей, которые сначала вели себя сдержанно и не выказывали особой заинтересованности, по окончании просмотра как будто подменили. Они восторженно пожимали мне руки. Мы договорились, что позже в этом грандиозном доме-музее Кодака будут показаны все мои фильмы. Усилия Гарднера также увенчались успехом. В Нью-Йорке он подписал предварительный договор с американским продюсером Мильтоном Фрухтманом, президентом компании «Одиссей». Предусматривалось, что «Одиссей» в обмен на международные права на будущий фильм о нуба предоставит нам для работы в Судане 60 000 марок, а после окончания натурных съемок берет на себя все расходы по кинопроизводству. Прибыль делится пополам. Редкая удача.