Незримый фронт. Сага о разведчиках - Андрей Юрьевич Ведяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19 декабря 2017 года, в канун 100-летия органов государственной безопасности, в Балашихе, в новом микрорайоне Новоград Павлино, в торжественной обстановке была открыта памятная доска на улице, названной в честь Григория Ивановича Бояринова. Теперь каждый из 36 домов, которые будут построены в Новограде Павлино, будет носить имя чекиста Бояринова. В своем выступлении его сын Андрей Бояринов подчеркнул, что «отец был счастливым человеком и прожил жизнь, найдя себя, найдя свое место. Его жизнь очень точно отвечает словам присяги советского офицера, которую Григорий Иванович принимал в 1939 году. Там были такие слова: “Если будет приказ, то он клянется служить мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и даже самой жизни”. Это лейтмотив, с которым он жил, пройдя всю войну, и с ним он пошел в последний бой, в возрасте 57 лет участвуя в штурме дворца Амина. В связи с этим на ум приходит слово “ключ”. Не только русское слово “ключ”, которым открывают двери в этом микрорайоне, но и “ключ” как источник чистой воды. Я считаю, что сегодняшнее событие имеет отношение ко второму смыслу слова “ключ”. Открывается новый “ключ”, который начнет приносить чистую воду, и дети, которые несут эту чистую воду, будут собираться в реку, которая будет становиться все больше и шире — это река русского советского патриотизма, без которого нам жить нельзя. Пусть этот “ключ” бьет и приносит чистую воду в наше светлое завтра».
Каждый год, 27 декабря, на Кузьминском кладбище Москвы, на могиле Григория Ивановича Бояринова собираются ветераны «штурма Южного» (по аналогии со штурмом Зимнего в октябре 1917 года) — участники операции «Шторм-333», их родственники и близкие друзья. Ветеран мусульманского батальона ГРУ Рустам Турсункулов был последним, кто видел живого Григория Ивановича Бояринова, оказавшись рядом с ним, когда Бояринов выбежал из дворца за подмогой в критический момент штурма — прямо под кинжальным огнем. Две недели назад, 27 декабря 2018 года, Рустам также был на встрече и сказал: «Я участвовал во многих боевых операциях, и могу сказать, что такое мог совершить только человек, который прошел войну по-настоящему и понимал, что выполнение поставленной задачи превыше всего. Наша задача была никого не впускать и не выпускать из дворца. А Бояринов вышел — хотя знал, что наверняка погибнет. Шансов у него не было никаких. Вы только вдумайтесь в это! Он выбежал и призвал на помощь. Я видимо последний человек, который слышал его живой голос. Не буду скрывать, что было сложно принимать какое-то решение. Ведь у нас был строжайший приказ: не входить. В советском ГРУ нарушение приказа не допускалось, было невозможным. Но мы услышали не просто крик о помощи — это был крик души. И я приказал находящимся рядом пятерым бойцам: бегом вверх по лестнице, кто добежит — переходит в подчинение чекистов. Помните про пароли свой-чужой — “Яша — Миша” (по именам командиров Якова Семёнова и Михаила Романова) и белые повязки на рукаве (зенитовцы и громовцы были в афганской форме). И сам побежал не оглядываясь и там уже наверху получил пулю. А сегодня, имея за плечами жизненный опыт, могу сказать: были бы у нас такие командиры — другая жизнь была бы. На таких людях мы и держимся. Если без обиды: сколько бы миллионов нас ни было, но реально держат страну и помогают ей выжить немногие яркие звезды — такие, как Григорий Иванович».
После той операции около двадцати человек, поровну офицеры «Зенита» и «Грома», были представлены к званию Героя Советского Союза. Там была и фамилия Семёнова. Потом список сократили до семи. Семёнов опять вошел в него… В итоге звание Героя Советского Союза получили трое: Григорий Иванович Бояринов (посмертно), Эвальд Григорьевич Козлов и Виктор Фёдорович Карпухин.
Всю жизнь Яков Фёдорович Семёнов не мог смириться с подобным решением и очень переживал — возможно, это и сократило отпущенные ему годы, а Родина раньше времени потеряла лучшего спецназовца. Так что чиновники в высоких кабинетах всегда должны помнить, что их решения могут выстрелить и по своим.
В начале 1982 года Яков Фёдорович переходит из КУОС в Учебный центр внешней разведки — уникальное подразделение, готовившее кадры для спецслужб дружественных стран, главным образом Азии и Африки. Весь его десятилетний период работы в Центре (1982–1991) был ознаменован многочисленными продолжительными командировками в Анголу и Мозамбик, где в те годы шла ожесточенная вооруженная борьба между правительственными силами, поддерживаемыми Советским Союзом и Кубой, и террористами из бандформирований типа Униты, поддерживаемыми США и Португалией. На Семёнова была возложена задача по подготовке кадров для Специального управления органов безопасности Анголы для борьбы со спецподразделениями Униты. «Всегда буду помнить Анголу, — говорил полковник Семёнов, — её упорство в строительстве новой жизни, её людей, мечтающих вырваться из средневековья, её природу и богатства. Это яркая и неповторимая страница моей жизни».
Он был диверсантом, он дьяволом был
В песках чернокожей Анголы.
Полковник спецназа работу любил,
Хоть был не в ладах с Интерполом.
Полковник спецназа такой молодой,
Агент нелегальной разведки,
В огне не сгорел, не пропал под водой
За две боевых пятилетки.
Полковник спецназа с холодным лицом
Налил полстакана и выпил.
Полковник спецназа был лучшим бойцом
В команде с названием «Вымпел».
В ущельях Панджшера, под серой чалмой
Скрывал он славянские скулы,
От страха его называли Чумой
Душманы далеких аулов.
Потом Никарагуа, Куба, Фидель,
Потом Мозамбик, перелеты,
Потом в Эквадоре на наркокартель
Он сам поднимал вертолеты.
Полковник спецназа с холодным лицом
Налил полстакана и выпил.
Полковник спецназа был лучшим бойцом
В команде с названием «Вымпел».
В Америке Delta, в Испании — GAL
Его безуспешно искали,
А он в это время рыбешку тягал
Из речки на Среднем Урале.
А ночью, покинув родные места,
Летел он над Сектором Газа,
Быть может, в стране, где распяли Христа,
Сегодня полковник спецназа.
Последние два года мы часто встречались с Яковом Фёдоровичем — ведь я знал его еще
