Сказки американских писателей - Вашингтон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это уже кое-что, — сказал Джонатан, перевернулся через крыло и некоторое время скользил по воздуху вверх лапами. — Это всё-таки лучше, чем опередить время.
Несчастье случилось ровно через неделю. Флетчер показывал приемы скоростного полета группе новичков. Он уже выходил из пике, пролетев сверху вниз семь тысяч футов, — длинная серая змейка мелькнула на высоте нескольких дюймов над берегом, — когда на его пути оказался птенец, который совершал первый полет и призывал свою маму. У Флетчера Линда была лишь десятая доля секунды, чтоб попытаться избежать столкновения, он резко отклонился влево и на скорости более двухсот миль в час врезался в гранитную скалу.
Ему показалось, что скала — это огромная кованая дверь в другой мир. Удушающий страх, удар и мрак, а потом Флетчер поплыл по какому-то странному, странному небу, забывая, вспоминая и опять забывая; ему было страшно, и грустно, и тоскливо, отчаянно тоскливо.
Голос донесся до него, как в первый раз, когда он встретил Джонатана Ливингстона.
— Дело в том, Флетчер, что мы пытаемся раздвигать границы наших возможностей постепенно, терпеливо. Мы ещё не подошли к полетам сквозь скалы, по программе нам предстоит заняться этим немного позже.
— Джонатан!
— Которого называют также Сыном Великой Чайки, — сухо отозвался его наставник.
— Что ты здесь делаешь? Скала! Неужели я не… разве я не… умер?
— Ох, Флетч, перестань! Подумай сам. Если ты со мной разговариваешь, очевидно, ты не умер, так или нет? У тебя просто резко изменился уровень сознания, только и всего. Теперь выбирай. Ты можешь остаться здесь и учиться на этом уровне, который, кстати, не намного выше того, на котором ты находился прежде, а можешь вернуться и продолжать работать со Стаей. Старейшины надеялись, что случится какое-нибудь несчастье, но они не ожидали, что оно произойдет так своевременно.
— Конечно, я хочу вернуться в Стаю. Я ведь только начал заниматься с новой группой?
— Прекрасно, Флетчер. Ты помнишь, мы говорили, что тело — это не что иное, как мысль?
Флетчер покачал головой, расправил крылья и открыл глаза*, он лежал у подножья скалы, а вокруг толпилась Стая. Когда чайки увидели, что он пошевелился, со всех сторон послышались злые пронзительные крики:
— Он жив! Он умер и снова жив!
— Прикоснулся крылом! Оживил! Сын Великой Чайки! Нет! Говорит, что не сын! Это дьявол! ДЬЯВОЛ! Явился, чтобы погубить Стаю!
Четыре тысячи чаек, перепуганные невиданным зрелищем, кричали: «ДЬЯВОЛ!» — и этот вопль захлестнул стаю, как бешеный ветер во время шторма.
С горящими глазами, с плотно сжатыми клювами, одержимые жаждой крови, чайки подступали все ближе и ближе.
— Флетчер, не лучше ли нам расстаться с ними? — спросил Джонатан.
— Пожалуй, я не возражаю…
В то же мгновенье они оказались в полумиле от скалы, и разящие клювы обезумевших птиц вонзились в пустоту.
— Почему труднее всего на свете заставить птицу поверить в то, что она свободна? — недоумевал Джонатан. — Ведь каждая птица может убедиться в этом сама, если только захочет чуть-чуть потренироваться. Почему это так трудно?
Флетчер все ещё мигал, он Никак не мог освоиться с переменой обстановки.
— Что ты сделал? Как мы здесь очутились?
— Ты сказал, что хочешь избавиться от обезумевших птиц, верно?
— Да! Но как ты?…
— Как все остальное, Флетчер. Тренировка.
К утру, Стая забыла о своем безумии, но Флетчер не забыл.
— Джонатан, помнишь, как-то давным-давно ты говорил, что любви к Стае должно хватить на то, чтобы вернуться к своим сородичам и помочь им учиться?
— Конечно.
— Я не понимаю, как ты можешь любить обезумевшую стаю птиц, которая только что пыталась убить тебя.
— Ох, Флетч! Ты не должен любить обезумевшую стаю птиц! Ты вовсе не должен воздавать любовью за ненависть и злобу. Ты должен тренироваться и видеть истинно добрую чайку в каждой из этих птиц и помочь им увидеть ту же чайку в них самих. Вот что я называю любовью. Интересно, когда ты наконец это поймешь?
Я, кстати, вспомнил сейчас об одной вспыльчивой молодой птице по имени Флетчер Линд. Не так давно, когда этого самого Флетчера приговорили к Изгнанию, он был готов биться насмерть со всей Стаей и создал на Дальних Скалах настоящий ад для своего личного пользования. Тот же Флетчер создает сейчас свои небеса и ведет туда всю Стаю.
Флетчер обернулся к Джонатану, и в его глазах промелькнул страх.
— Я веду? Что означают эти слова: я веду? Здесь ты наставник. Ты не можешь нас покинуть!
— Не могу? А ты не думаешь, что существуют другие стаи и другие Флетчеры, которые, может быть, нуждаются в наставнике даже больше, чем ты, потому что ты уже находишься на пути к свету?
— Я? Джон, ведь я обыкновенная чайка, а ты… …единственный Сын Великой Чайки, да? — Джонатан вздохнул и посмотрел на море, — Я тебе больше не нужен. Продолжай поиски самого себя — вот что тебе нужно, старайся каждый день хоть на шаг приблизиться к подлинному всемогущему Флетчеру. Он — твой наставник. Тебе нужно научиться понимать его и делать, что он тебе велит.
Мгновенье спустя тело Джонатана дрогнуло и начало таять в воздухе, его перья засияли каким-то неверным светом.
— Не позволяй им болтать про меня всякий вздор, не позволяй им делать из меня Бога, хорошо, Флетч? Я — чайка. Я люблю летать, может быть…
— ДЖОНАТАН!
— Бедняга Флетч! Не верь глазам своим! Они видят только преграды. Смотреть — значит понимать, осознай то, что уже знаешь, и ты научишься летать.
Сияние померкло, Джонатан растворился в просторах неба.
Прошло немного времени. Флетчер заставил себя подняться в воздух и предстал перед группой совсем зеленых новичков, которые с нетерпением ждали первого урока.
— Прежде всего, — медленно проговорил он, — вы должны понять, что чайка — это воплощение идеи безграничной свободы, воплощение образа Великой Чайки, и все ваше тело, от кончика одного крыла до кончика другого, это не что иное, как ваша мысль.
Молодые чайки насмешливо поглядывали на него. «Ну, ну, приятель, — думали они, — вряд ли это объяснение поможет нам сделать мертвую петлю».
Флетчер вздохнул.
— Хм. Да… так вот, — сказал он и окинул их критическим взглядом. — Давайте начнем с Горизонтального Полета.
Произнеся эти слова, Флетчер вдруг действительно понял, что в Джонатане было столько же необыкновенного, сколько в нем самом.
«Предела нет, Джонатан? — подумал он. — Ну что же, тогда недалек час, когда я
