Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Борис Илизаров

Как антипода Серебренникову следует назвать имя крупнейшего отечественного культуролога и философа А. Ф. Лосева. В работах, вышедших после 1950 года, редко упоминая Марра, автор часто ссылался на его последователей, а главное, успешно развивал идеи о праязыке человечества, о символической функции знака, о тончайших взаимодействиях в процессе развития мышления, языка, ритмики, пластики и даже о связи развития качества мышления с развитием общественно-экономических формаций[672]. Этим Лосев в какой-то мере подхватил теоретическую линию, начатую Марром. Интересная деталь: так получилось, что в 1930 году, на XVI съезде ВКП(б), Марр был вознесен Сталиным как ярчайшее светило советской науки, а молодой Лосев подвергся уничтожающей критике ближайшего соратника Сталина Л. М. Кагановича (фактически самим Сталиным).

Лингвисты и историки науки Западной Европы и США проделали заметную эволюцию в отношении учения Марра и лингвистических писаний Сталина. При жизни Марра его работы, в том числе на европейских языках, чаще игнорировались, а в редких случаях подвергались разгромной критике (А. Мейе и др.[673]). После дискуссии 1950 года мнения зарубежных ученых разделились. Меньшинству (в том числе крупнейшему лингвисту второй половины XX века Н. Хомскому) была ближе позиция Сталина, публично развенчавшего Марра, хотя, как они сами же отмечали, ничего нового в лингвистику Сталин не внес. Но часть западных историков лингвистики признали в Марре предшественника набиравшего силу структурализма, кинетики и других предвоенных и послевоенных течений, в его адрес зазвучали хвалебные отзывы. В монографии П. Серио (швейцарское издание 1999 года) предлагается наиболее взвешенная оценка работ Марра и марризма, но о роли Сталина в советской лингвистике 20–30-х годов ничего не говорится[674].

Как эта, так и все иные отечественные и зарубежные исследования проведены исключительно на базе опубликованных материалов, а многие зарубежные авторы пользуются информацией из «вторых рук». Письменный язык Марра сложен для понимания даже русскоязычному читателю, но он еще менее доступен для читателя иностранного. Несмотря на это, научные идеи Марра медленно, но все увереннее занимают умы европейского научного мира. Все чаще на серьезных международных научных конференциях обсуждаются вопросы, поставленные Марром более полувека назад[675].

Несмотря на значительное количество отечественных работ, вышедших в последние два десятилетия, авторы которых выступали как за и, что было гораздо чаще, против Марра и его научного наследства, наиболее всестороннее освещение оно нашло в работе историка языкознания В. М. Алпатова «История одного мифа: Марр и марризм» (1991). Автор очень обстоятельно подошел к рассмотрению вопроса, привлек большое количество опубликованной на тот момент мемуарной литературы и лично опросил живых участников событий. Благодаря его стараниям в 2002 году был переиздан сборник цитат из работ Марра под названием «Яфетидология» (первое издание 1933 года)[676]. Из этих книг я почерпнул важные исходные историко-лингвистические сведения. Отдавая должное работам Алпатова, не могу не отметить два существеннейших недостатка. Его исследования написаны с откровенно заданной целью: автор всеми способами (не всегда корректными) старается расписать худшие черты характера Марра, граничащие, по его мнению, с душевной болезнью. Создается впечатление, что автор таким способом пытается бросить тень не столько на Марра-человека, сколько поставить под сомнение языковедческие труды своего героя. В книге неоднократно встречаются фразы типа: «Есть ли у нас основание сомневаться в здравости рассудка Марра на самом деле? Конечно, мы вступаем здесь в область труднодоказуемого и трудноопровергаемого, но все же попробуем в этом разобраться»[677]. «Ненормальность Марра в последние десятилетие его жизни не вызывает сомнений. Однако можно ли снять с него ответственность за то несомненное зло, которое он творил в это время?»[678] При этом не приводится ни одного доказательства умопомрачения Марра и, тем более, его реальных «злодеяний». В конце концов, автор украсил свое сочинение сценой: перед смертью старый, больной и безумный академик забивается под свой рабочий стол, прячась от якобы неминуемого ареста. Откуда автор почерпнул такие впечатляющие подробности и красочные детали, понять невозможно. А если учесть то, что в последние годы жизни академика Марра Сталин ему благоволил, самолично отвечал на его записки, позволил занять номенклатурную должность вице-президента АН СССР и еще десяток других важнейших академических должностей, наградил высшими советскими наградами: орденом В. И. Ленина и Ленинской премией, похоронил с такими же почестями, которыми удостаивались лишь высшие советские вожди, его именем были названы научные учреждения и, наконец, специальным решением Политбюро ЦК ВКП(б) вдове Марра выделил персональную пенсию, то все приведенные бездоказательные пассажи вызывают, по крайней мере, недоумение. Бросается в глаза нарочитая двусмысленность оценок взглядов и концепций Марра. В худших традициях сталинской «диалектики» автор после длинной цепочки уничижительных фраз и пассажей делает «разворот» и, продолжая рассуждать о тех же научных «грехах» Марра, прибавляет несколько одобряющих слов.

Очевидно и то, что в ряде случаев автор не смог разобраться в действительно сложном письменном языке Марра и в его не простых научных умозаключениях, требующих не только языковедческих, но и обширных исторических и серьезных философских познаний, а также знаний из области исторической психологии, палеоантропологии и многих других. Несмотря на то что Марр сам постоянно указывал на источники своих теоретических построений, автор не удосужился познакомиться и с ними. В 2004 году, выступая на международной конференции, посвященной лингвистической концепции Марра, Алпатов заявил: «Вопрос о научной ценности работ Н. Я. Марра редко поднимается в современной науке, а если поднимается, то историками, но не лингвистами. Тем не менее эта личность не может игнорироваться»[679]. Автор не заметил того, что выступал он именно на лингвистической конференции, правда зарубежной. С 60-х годов XX века, то есть с хрущевской «оттепели», именно лингвисты время от времени поднимают вопрос о реабилитации имени Марра, и именно лингвисты, построившие свои карьеры после дискуссии 1950 года на «развенчании» марризма, активно противятся восстановлению его имени в науке. За шесть последних десятилетий я, наверное, первый из профессионалов историков пытаюсь системно рассмотреть эту проблему.