Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

— Довольно! — прервал Арсеньева Подсебякин. — Дневник прямо для «Крокодила». — Он сановито нахмурился. — Для чего вы все это читали?

— А вот для чего, — спокойно объяснил Арсеньев, — четвёртый помощник Глушков малограмотен и как штурман не соответствует своей должности. Об этом я вам дважды докладывал и просил замены. Вы ограничились обещаниями. Автор этого сочинения — Глушков; он потерял свой дневник на палубе. Дневник стал всеобщим достоянием. Команда возмущена и требует у Глушкова объяснить, для чего он вёл свои мерзкие записки. Они говорят, что НОК…

— Меня не интересует, что говорят ваши матросы, — буркнул Подсебякин. — Мы люди государственные…

— Я прошу прислать мне другого четвёртого помощника, — твёрдо повторил Арсеньев. — Дальше я держать Глушкова на судне не намерен.

— Вы будете держать Глушкова до тех пор, пока мы найдём нужным, — глядя в упор на Арсеньева, заявил Подсебякин. Он разозлился и решил проучить зарвавшегося капитана. — Понятно?

— Вот что, товарищ Подсебякин, — поднявшись, сдержанно сказал Арсеньев. Он решил не уступать. — Сегодня приказом по судну я уволю Глушкова. Если не пошлёте замены, обойдусь. — Капитан взял тетрадь со стола и сунул в портфель.

— Оставьте тетрадь. Мы разберём. — Лицо Подсебякина покрылось красными пятнами, в зубах запрыгал мундштук. — Проверим всю эту околесицу, перепроверим.

— Нет, я передам дневник в партком. Ваши перепроверки мне известны.

Подсебякин еле сдержался. По побелевшим костяшкам на кулаках можно было догадаться о мыслях, роем проносившихся у него в голове. «Эх, если бы несколько лет назад, я бы тебе ответил! Я бы тебе показал! Пригласили бы тебя, голубчика, куда следует да сказали бы негромким голосом парочку слов… Вот и все. А теперь… Изволь вежливо слушать да ещё улыбаться. Щенок! А задень попробуй — сейчас же жаловаться в партком. А там: „Когда вы, товарищ Подсебякин, научитесь с людьми разговаривать?“ Начальник пароходства опять начнёт делать свои намёки насчёт возраста и отставания от времени. Да и самого Арсеньева не подомнёшь, сразу не подомнёшь. Эх, жизнь!..»

— Так вот, товарищ Арсеньев, — сладким голосом проговорил Подсебякин. — Самодеятельность — вещь хорошая. Однако не бранись с тем, кому будешь кланяться. — Подсебякин старался сохранить вежливость, но это ему плохо удавалось. Блеклые глаза вспыхивали злыми огоньками. — С кадровиками ссориться противопоказано. Вы слишком возомнили о своей персоне. Нахватали орденов и думаете, вам все сойдёт с рук? Зазнались! Иметь фигуру ещё не значит быть фигурой… Заслуженный товарищ! У нас на прежних заслугах не выедешь. — Подсебякина прорвало. Это с ним редко случалось. — Порядки нарушаете. Кстати, почему не выполнено моё указание о выходных днях? Мы люди государственные и должны блюсти интересы государства.

— Я говорил вам и ещё раз повторяю: предоставлять людям отгулы в плавании я не имею права. Ваши объяснения, что отдых в рейсе — это забота о здоровье людей, считаю абсурдным. — Арсеньев стал нервничать. — Государство не может быть заинтересовано в этом безобразии.

— Вы забываетесь, товарищ капитан, — совершенно потеряв самообладание, взвизгнул Подсебякин и стукнул кулаком по столу. — Я научу, я заставлю вас!.. Перо в сиделку — и вон с корабля!..

— Вы непозволительно ведёте себя, товарищ начальник отдела кадров. — Арсеньев был взбешён, но держал себя в руках. — Разговаривать с собой в таком тоне я не позволю. И запомните: не вам распоряжаться капитанами.

— Ах, так?!. — бросил Подсебякин вдогонку капитану. — Ах, так?!. Советую…

Арсеньев вышел из кабинета, так и не услышав, что хотел посоветовать ему Подсебякин. Возмущённый капитан остановился у дверей в приёмную начальника пароходства.

— Серёжа, поздравляю тебя! — услышал он вкрадчивый голос морского инспектора Преферансова. — Давай лапу!

— Поздравляешь? А что произошло? — удивился Арсеньев.

— Очень много! Полчаса назад начальнику пароходства звонил сам Квашнин, — журчал Преферансов. — Потребовал протокол вчерашнего совещания капитанов. Твою работу велено принять на вооружение. Каково? Размножить и раздать на все зверобойные шхуны, идущие на промысел. Готовится аэрофотосъёмка. Поможем тебе составить ледовый атлас… Что ж, давно пора! За тобой бутылка коньяка! — Начальник морской инспекции взял за локоть Арсеньева и повёл по коридору. — Должен сказать, я всегда считал ледовый атлас необходимым.

Арсеньеву припомнилось, что в мореходке, где они вместе учились, Преферансова прозвали «Розовые подштанники». Сейчас Преферансов рассыпался в похвалах Арсеньеву.

— За эту новость и дюжины бутылок не жалко, — перебил его капитан. — Ты что меня уводишь от хозяйских дверей? — оглянулся он. — Хотел поговорить с начальником.

— Что у тебя?

— Да вот с Подсебякиным разругался. Ты бы послушал, как он разговаривает! Хам в государственном кресле!

— Слушай, Серёжа, не связывайся с ним! — посоветовал начальник инспекции. — Года у нас не работает, а себя показал. Учти: Подсебякин не без дружков-приятелей. Такую лесину в колёса вставит, что не скоро вытащишь, — тихо добавил он. — Понимаешь?

— Ты знаешь мой характер: я иногда спроста скажу, но оскорблять себя никому не позволю!

— Спроста сказано, да неспроста слушано, — подтвердил морской инспектор. — Вообще я смотрю, ты действительно простоват, Серёжа. Впрочем, не удивляюсь: ты настоящий моряк и думаешь только о своём судне. — Последние слова были произнесены несколько иронически.

Но Арсеньев уже входил в приёмную начальника пароходства.

Когда Сергей Алексеевич вышел на улицу, наступили сумерки. Погода была холодная. Ветер мел сухой снег. Покрытая льдом бухта выглядела сурово, неприветливо. Но на тёмном чистом небе виднелись звезды.

«Итак, ледовый атлас — реальность», — думал Арсеньев и неожиданно остановился посредине улицы. Ветер нёс на него снег, сухой и подвижный, словно зыбучий песок. Снег струился тонкими ручейками, они обтекали препятствия, разъединялись и снова сливались. Ручейков было множество, словно весь снег в городе пришёл в движение и наступал на него. Арсеньев вспомнил дочку. В прошлом году зимой она была совсем здорова. Вместе покупали ёлочные блестящие шарики, она сама их выбирала. Вместе ходили на колхозный рынок, искали ёлку. Вот так же разыгралась метелица. Последняя ёлка… Девочка радовалась, была довольна.

От ворот порта можно идти напрямик по булыжной мостовой, оставив в стороне берег. Но Сергей Алексеевич пошёл по причалам: он любил бурную жизнь, кипевшую здесь днём и ночью. Он мог часами смотреть на дружную работу грузчиков, лебедочников, крановщиков, водителей машин, составляющих ансамбль большого морского порта.

На «Холмогорске» сегодня заканчивались последние приготовления к весеннему промыслу. Бункера засыпали первосортным углём. Балластные цистерны залиты водой. Полки в кладовых ломятся от запасов продовольствия. Палуба завалена бочками и ящиками с солью.

Арсеньев осматривал «Холмогорск», прохаживаясь по причалу. Он заметил, как закреплены швартовые концы, примерил на глаз, сколько метров оставалось до кормы большого транспорта, почти закончившего выгрузку. Каждый раз, когда Сергей Алексеевич осматривал вот так, со стороны, своё судно, его охватывала гордость. Он относился к кораблю почти как к живому существу.

"Нам предстоит трудное плавание, старый друг, — думал Арсеньев. — Я верю тебе. Борта твои из надёжной стали. Твоя сильная машина, как здоровое бычье сердце, не даст перебоев.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ТЁМНЫЕ ПЯТНА НА БЕЛОМ ПОЛЕ

Апрель на исходе. Дуют весенние ветры. Две недели рыщет ледокольный пароход в поисках зверя. В трюмах не полно и не пусто — ещё несколько тысяч голов, и зверобои выполнят план. Наступила весна. Ослабели морозы, а это для зверобоя плохо: даже круто присоленный добытый зверь дал душок. А на корабле все давно привыкли, принюхались и попросту ничего не замечают.