Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

— Гм, лезу! У меня выбора нет. Такие люди, как мы, не могут честно работать: слишком много укороченных человеческих жизней за плечами. Будем говорить прямо. Порядочное правительство не для нас. Нам нужен хозяин из нашего племени. Тогда и мы проживём. Я помню, в школе у нас было правило: если набедокурили — всему классу притронуться к какому-нибудь предмету. Ну, например, к камню, которым разбили окно. Тогда попробуй поищи виновного — виноваты все. Никому не удавалось отвертеться и уйти чистенькими. А мы все замараны. Мы должны поддерживать друг друга — и большие и маленькие. Цум Тейфель! Генералы хотят воевать? Ну что же, нам деваться некуда. И признаюсь: в воздухе густо запахло порохом.

Эрнст Фрикке насторожился. Разговор с Дучке был для него своеобразной отдушиной. Человека из знакомого мира можно было в какой-то мере не опасаться. Правда, он-то, Фрикке, не слишком откровенничал. Но последние слова гостя будили страх, от них несло мертвечиной.

Беседа дальше как-то не клеилась. Дучке налил себе ещё.

— Фрикке, — угрюмо начал он снова, — со мной творится что-то странное. Мне страшно. Очень страшно! В каждом углу вижу врага. Цум Тейфель… По ночам мучаюсь, плохо сплю. Ей-богу, даже читаю молитвы. — Дучке поймал на кончик мягкого пальца яблоневое семечко и стал возить им по гладкому столу.

— Послушай, у тебя есть дети? — вдруг спросил он. — С ними не так страшно. По ночам в тяжёлые времена я брал к себе в постель маленького ангелочка. — Дучке вздохнул.

— Детей у меня нет, — отрезал Фрикке. — Странно ими обзаводиться в чужой стране.

— Пожалуй, ты прав. Но тебе, должно быть, очень тяжело…

Дучке вдруг замолчал и прислушался. В передней хлопнула дверь, послышались голоса.

— Ты умрёшь страшной смертью, — плаксиво сказал он, тяжело дыша. — Мы безжалостны к предателям. Если я не вернусь… Серая рука… — Дучке проглотил слюну. Его выпуклые рачьи глаза налились страхом.

— Надо лечить нервы, — с презрением заметил Эрнст Фрикке. — К жене пришла знакомая, только и всего.

— Ты прав, я буду лечить нервы. — Дучке облегчённо вздохнул и вытер лоб. — Цум Тейфель. — Он обгрыз и закурил новую сигару. — Больше никуда не поеду, даже если придётся продать лавочку. У меня куча долгов… — Ноздри его трепетали, он словно принюхивался к собеседнику.

— Сказать по правде, я придерживаюсь твоего мнения. — Эрнст Фрикке говорил тихо, стараясь не обращать внимания на подозрительные взгляды Дучке. — Надо служить хозяину такой же масти, как и у тебя. И не принюхиваться, если смердит. Хочу заработать побольше денег и убраться восвояси подобру-поздорову. Вот и все!

Дучке опять густо задымил.

— Я слышу разумные речи, — донеслось из табачного облака. — Скажи откровенно, как другу, ты готов выполнить приказ?

Эти слова были произнесены с неожиданной чёткостью. Фрикке почувствовал напряжение в голосе гостя.

— А для чего я сижу здесь? — осторожно ответил Фрикке, жмурясь от едкого дыма. — Приказ есть приказ, я обязан его выполнять. Скажи мне, дорогой Дучке, — заискивающе добавил он, — на что можно рассчитывать? Ну, ты понимаешь…

— Не сомневайся, говорю тебе, как человек чести. Доллары. Мы откроем на твоё имя счёт в любом банке.

— Я согласен, — повторил Фрикке, с трудом изобразив благодарную улыбку.

Он мучительно соображал: «Как будет с личными делами? Выгодно ли влезать в большую политику? Хочешь не хочешь, придётся снова вступить в игру, — думал он, — или сделать вид, что вступил. Пока это не будет мешать моим планам. Летом я должен найти дядюшкин ящичек. А потом уеду в Швецию, пусть ищут! Отказаться? Они выдадут меня, уничтожат. Вот и все! Если гвоздь торчит не у места, его забивают или выдёргивают».

— Приказывайте, — подытожил Фрикке свои размышления. — Я готов.

— Превосходно! — Гость прошептал несколько слов на ухо Фрикке. — А теперь я хочу поужинать, — закончил он громко. — Ты меня угостишь?

— Откровенно говоря, я боюсь. Зачем тебе лезть на глаза? Моя жена любопытна, обязательно будет расспрашивать, а потом поделится с подругами…

— Ты прав: осторожность прежде всего, — с сожалением протянул Дучке. — Конспирация. Обидно: я голоден. Придётся идти в ресторан. — Он с кряхтеньем поднялся.

— Где я найду тебя?

— О встрече условимся так: получишь поздравительную открытку с голубком, приходи через три дня на почту. Ровно в полдень. Тут где-то недалеко я видел вывеску.

— Да, почта за углом. Что я должен делать?

— Скоро ты все узнаешь. Назревают серьёзные события. — Дучке улыбнулся. — Конспирация. Меня зовут Лаукайтис. Запомни: Пранас Лаукайтис. Карла Дучке нет, он умер.

Проводив гостя, Эрнст Фрикке долго сидел в своём кабинете. Потом включил радио. На боннской волне опять звонил колокол кафедрального собора.

А за окном по-прежнему свистел ветер и угрюмо шумело море.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

«МЫ С ВАМИ ЛЮДИ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ…»

— И вы утверждаете, что в Студёном море можно плавать зимой, пользуясь этими… ну, как вы их называете?..

— Разделы.

— …пользуясь разделами, можно плавать, почти не прибегая к помощи ледокола? — Первый секретарь обкома Квашнин перевернул несколько страниц в лежавшей перед ним синей папке и взглянул на моряка с четырьмя золотыми нашивками и значком капитана дальнего плавания.

Прежде чем принять Арсеньева, секретарь не только добросовестно прочитал всю работу, но и советовался с министерством, а там, в свою очередь, консультировались с научно-исследовательским институтом. Отзывы из министерства и научно-исследовательского института были не совсем в пользу Арсеньева. Начальник пароходства, как оказалось, не интересовался льдами, считая их объектом деятельности морской инспекции. Он, как встречается среди хозяйственных руководителей, считал, что обязан только обеспечивать выполнение плана. Но Арсеньеву очень повезло, в это время проходило совещание капитанов и местных работников гидрометеослужбы, там одобрили его предложения.

Секретаря обкома заинтересовала возможность плавать во льдах без ледокола, и в душе он решил поддержать Арсеньева. Но, конечно, многое зависело от сегодняшнего разговора. Полное, добродушное лицо Квашнина выражало живейший интерес. Серые глаза, казалось, подбадривали собеседника,

— Но почему… — секретарь обкома закашлялся. Это обычно с ним случалось в затруднительных случаях, что-то вроде нервного рефлекса, — почему зимой не плавали, ну, скажем, в первую мировую войну? Ведь и тогда для царской России такая возможность была очень заманчивой. Ещё бы, важнейший стратегический фактор… Вы тут пишете, — он показал на страницу в папке, где красным карандашом были подчёркнуты несколько строчек, — Северный флот в те времена уже имел несколько мощных ледоколов.

— А вот почему, Андрей Александрович, — возбуждённо отозвался Арсеньев. — Не там, где следовало, плавали — наперекор природе, в Архангельск хотели попасть. А мы в Отечественную войну корабли в Зимнегорск водили, на Никольском устье.

— Но, видимо, не только выбор порта играл роль.

— Конечно, — подтвердил Арсеньев. — Но это печка, от которой следовало танцевать.

— Что необходимо сегодня для успеха таких плаваний, товарищ Арсеньев? Ладно, курите, раз невтерпёж, — недовольно пробурчал секретарь, заметив в руках капитана измятую папиросу.

— Аэрофотосъёмка. Несколько лётных часов. — Арсеньев торопливо, косясь на Квашнина, зажёг папиросу.

— Ежедневно?

— Что вы! Всего один раз. Здесь все расчёты, — капитан показал на папку.

— Но это чепуха! — снова закашлялся Квашнин. — Я хочу сказать: чепуха в смысле стоимости работы. И это все, что вы просите?

— Да, это главное.

— Удивляюсь! — Секретарь встал с кресла. Из полированного шкафа он вынул бутылку боржома и два бокала. — Изжога замучила, — пожаловался Квашнин. — Хотите?